Харри не разглядел в темноте, смеется Лёкен или нет, но догадался, что тот опять шутит.
Он рванул к дому, выраставшему перед ним из темноты. Ему даже показалось, что, пока он бежал, голова дракона с разинутой пастью на коньке крыши пришла в движение. Однако в самом доме будто все вымерло. Кувалда в рюкзаке колотила по спине. Харри и думать забыл про змей.
Он подскочил ко второму окну, подал сигнал Лёкену и уселся на землю. Давно он уже так не бегал, сердце прямо выпрыгивало из груди. Рядом послышалось чье-то легкое дыхание. Это был Лёкен.
Харри предложил пустить в дом слезоточивый газ, но Лёкен отверг эту идею. В такой темноте газ создал бы дополнительные помехи им самим. А потом, у них не было никаких оснований полагать, что Клипра сидит и ждет их, приставив нож к горлу Руны.
Лёкен показал Харри кулак, что означало начало штурма.
Харри кивнул в ответ и почувствовал, как у него пересохло во рту – верный признак подскочившего адреналина. Он сжал в руке пистолет. Проверил дверь, прежде чем Лёкен занес кувалду.
Свет луны блеснул на металле – и в этот миг Ивар выглядел как подающий игрок на теннисном корте, а потом кувалда со всей силы опустилась на дверной замок.
В следующее мгновение Харри очутился внутри и посветил фонариком в комнате. Он тут же увидел ее, но луч света побежал дальше по стенам, словно сам по себе. Кухонные полки, холодильник, скамья, распятие. Он больше не слышал ночных зверей и птиц, в его ушах звучал скрежет цепей, плеск волн о борт яхты на пристани в Сиднее, крики чаек, потому что Биргитта лежала на палубе и была мертва.
Стол, вокруг четыре стула, шкаф, две бутылки пива, мужчина на полу, неподвижный, лужа крови у его головы, его рука в ее волосах, под стулом пистолет, на стене картина с фруктами на блюде и пустой вазой. Натюрморт. Неподвижная жизнь. Nature morte. Свет фонаря упал на лицо девушки, и он увидел снова: ножка стола и ладонь, обращенная вверх. Вспомнил ее голос: «Чувствуешь? Ты обретешь вечную жизнь!» Словно она пыталась собрать остатки энергии в последнем протесте против смерти. Дверь, морозильник, зеркало. Прежде чем ослепнуть, он увидел сам себя: фигура в черном, черная шапочка на голове. Вид палача. Харри уронил фонарик.
– Как ты? – спросила Лиз, положив руку ему на плечо.
Он хотел ответить, открыл рот, но не издал ни звука.
– Это действительно Уве Клипра, – сказал Лёкен. Он присел на корточки возле убитого, голая лампочка на потолке освещала сцену. – Странно. Я месяцами выслеживал этого парня.
Он положил руку ему на лоб.
– Не трогай!
Харри схватил Лёкена за шиворот.
– Не…
И так же быстро отпустил его.
– Прости, я… только не бери ничего. Не сейчас.
Лёкен лишь молча взглянул на него. Между безволосых бровей Лиз залегла глубокая морщинка.
– Харри, ты как?
Он опустился на стул.
– Все закончилось, Харри. Я устала, мы все устали, но все уже позади.
Харри только покачал головой.
– Ты хочешь что-то сказать мне, Харри?
Она наклонилась к нему и положила свою большую горячую ладонь ему на лоб. Так делала когда-то его мать. Черт.
Он вскочил со стула и выбежал вон. Лиз и Лёкен о чем-то тихо переговаривались в комнате. Он посмотрел на небо, ища хоть одну звезду, но не мог отыскать ни единой.
Время близилось к полуночи, когда Харри позвонил в дверь. Открыла Хильде Мольнес. Он смотрел в пол – забыл предупредить по телефону, что придет, – и теперь слышал по ее дыханию, что она вот-вот разрыдается.
Они вошли в комнату и сели. Бутылки с джином не было видно, и хозяйка выглядела трезвой. Она вытерла слезы.
– Знаете, она хотела стать прыгуньей с трамплина.
Он кивнул.
– Но ей не разрешали участвовать в обычных соревнованиях. Судьи не знали, как ее оценивать. Некоторые считали, что отсутствие одной руки – преимущество при нырянии и что это не по правилам.
– Мне жаль, – сказал наконец Харри.
Это были его первые слова с момента прихода.
– Она не знала об этом, – продолжала Хильде. – Если бы знала, то не разговаривала бы со мной так.
Ее лицо сморщилось, она всхлипнула, и слезы ручьями потекли по морщинкам вокруг рта.
– О чем не знала, фру Мольнес?
– О том, что я больна! – вскрикнула та, закрыв лицо руками.
– Больна?
– Зачем же, вы думаете, я глушу себя алкоголем? Мое тело уже сожрала болезнь, осталась гнилая ткань из мертвых клеток.
Харри молчал.
– Я собиралась рассказать ей об этом, – прошептала она сквозь прижатые ко рту пальцы. – Что врачи дали мне шесть месяцев. Но никак не могла найти хорошего момента.
Голос ее звучал еле слышно.
– Хороших моментов больше нет.
Не в силах сидеть, Харри подошел к огромному окну, выходящему в сад, избегая смотреть на семейные фотографии, развешанные по стенам, поскольку знал, на ком остановится его взгляд. Лунный свет играл на поверхности бассейна.
– Вам звонили люди, которым ваш муж задолжал денег?
Фру Мольнес опустила руки. Глаза ее покраснели.
– Звонили, но с ними разговаривал Йенс. С тех пор я ничего не слышала.
– Значит, он позаботился об этом?
Зачем он спросил именно сейчас? Возможно, это попытка утешить ее, напомнить, что о ней есть кому позаботиться.
Она молча кивнула.
– И теперь вы поженитесь?
– А вы против?
– Нет, почему я должен быть против? – Харри повернулся к ней.
– Руна… – Она не могла говорить, слезы снова заструились по ее щекам. – Я видела в жизни мало любви, Холе. Каких-то несколько месяцев счастья – и наступает конец. Почему она не могла позволить мне любить?
Харри смотрел, как на поверхности бассейна плавает лепесток цветка. И вспомнил о баржах из Малайзии.
– Вы его любите, фру Мольнес?
В наступившей тишине ему почудился рев слонов.
– Люблю? Какое это имеет значение? Мне достаточно воображать, будто я люблю его, и я думаю, что полюбила бы кого угодно, лишь бы он любил меня. Понимаете?
Харри посмотрел на бар. До него было три шага. Сделать три шага, взять два кусочка льда и бокал. Он закрыл глаза и представил себе, как кусочки льда, звеня, танцуют в бокале, как бокал наполняет коричневая жидкость и как к спиртному с шипением примешивается содовая.
Глава 45
Было уже семь часов утра, когда Харри вернулся на место преступления. В пять он утратил всякую надежду поспать, оделся и сел в прокатную машину, по-прежнему стоящую в гараже. В доме никого не было, следственная группа завершила работу еще ночью, теперь она вернется только через час. Он приподнял оранжевую заградительную ленточку и вошел в дом.
При дневном свете здесь все выглядело иначе, мирно и прибранно. И лишь следы крови и нарисованные мелом контуры двух тел на шершавом деревянном полу свидетельствовали о том, что это та самая комната, в которой он был накануне вечером.
Полицейские не нашли ни писем, ни чего-либо еще, что объясняло бы случившееся. Почему Уве Клипра застрелил девушку и потом покончил с собой? Может, он понял, что проиграл? В таком случае почему бы не отпустить ее? А может, все произошло чисто случайно и он застрелил ее при попытке к бегству или же она чем-то вывела его из себя? И потом застрелился сам? Харри почесал в затылке.
Он смотрел на меловые контуры ее фигуры и следы крови. Ее застрелили в шею, из пистолета: они нашли его – «дан-вессон». Пуля прошла навылет, задев артерию, и кровь успела залить кухонную мойку, прежде чем сердце остановилось. Врач сказал, что она моментально потеряла сознание, так как в мозг перестал поступать кислород, и умерла после трех-четырех ударов сердца. Дыра в оконном стекле позволяла рассчитывать, где стоял Клипра, когда стрелял в девушку. Харри встал на меловой контур тела Клипры. Угол совпадал.
Он уставился на пол.
Черная запекшаяся кровь венчиком окружала то место, где лежала его голова. Это все. Он выстрелил себе в рот. Харри увидел, что полицейские отметили мелом на бамбуковой стене место, куда вошла пуля. Он мысленно представил себе, как Клипра падал на пол, повернув голову в сторону девушки, может прикинув, где она находится, прежде чем спустить курок.
Харри зашел с другой стороны стены и нашел там дырку от пули. Посмотрел в нее и увидел картину на противоположной стене. Натюрморт. Странно, по идее, он должен был увидеть меловой контур тела Клипры на полу. Он продолжил осмотр во дворе, где они накануне прятались в высокой траве. Громко топая, чтобы распугать всяких ползучих гадов, подошел к домику духов. Внутри восседал миниатюрный улыбающийся Будда, выставив вперед круглый животик, рядом стояла вазочка с увядшими цветами и лежали четыре сигареты с фильтром, а также пара свечных огарков. Белый скол по заднему краю статуэтки показывал, куда вошла пуля. Харри достал свой швейцарский нож и выковырял деформированный кусочек свинца. Потом оглянулся на дом. Траектория почти горизонтальная. Клипра, разумеется, стоял, когда стрелял в себя. Почему же решили, что он лежал?
Харри вернулся в дом. Что-то не склеивалось. Все выглядело так чисто и аккуратно. Он распахнул холодильник. Пусто, никаких продуктов для двух человек. Когда он заглянул в стенной шкаф, оттуда вывалился пылесос и больно ударил по большому пальцу ноги. Чертыхнувшись, Харри затолкал пылесос обратно, но тот снова выкатился прямо на него, прежде чем он успел закрыть дверь. Тогда Харри заглянул внутрь шкафа и обнаружил там крюк, на котором должен был висеть пылесос.
Система, подумал он. Здесь во всем система и порядок. А кто-то действовал тут беспорядочно.
Отодвинув в сторону пивные бутылки, он открыл морозильник. Там лежало бледно-розовое мясо. Без всякой упаковки, большими кусками, кое-где даже скопилась подтекшая кровь. Он взял один кусок и внимательно изучил его, проклиная свою кошмарную фантазию. Мясо выглядело как самая обычная свинина.
Он обернулся, услышав за спиной какие-то звуки. В дверях появилась фигура. Лёкен.
– Вот черт, ну и напугал же ты меня, Харри. Я был уверен, что тут никого нет. Что ты здесь делаешь?