Однако, если б Вова точно знал, что за ним гонятся только Таран и Милка, он бы притаился, подпустил их поближе и попробовал пострелять. Но не было у него такой твердой уверенности. К тому же даже пара выстрелов из «глока» будет хорошо слышна на холме, где сейчас орудуют собровцы и пожарные. И опять мерещились «дяде Вове» рослые фигуры в серых камуфляжках и черных масках с прорезями для глаз… Нет, надо успеть туда, вниз, в заводь, где ждет-пождет лодочка с «рыболовами». Лишь бы только у тех, кто на ней приехал, нервишки не заиграли. А то рванут на двух «Вихрях» — и поминай как звали! Одна надежда, что еще не совсем рассвело. Надо не останавливаться, бежать изо всех сил! Волка ноги кормят!
Но сзади тоже прибавили. Они молодые, спортивные, сволочи! Один боксер осьмнадцати годов, другая, хоть и разжирела, паскуда, на его, Вовиных, харчах, в юности легкоатлеткой была, многоборкой вроде бы. То есть бегала, прыгала, метала, толкала… А потом села за драку по дурости. Два года отдохнула. Второй раз за наркоту упаковали. Сама не кололась, с рук торговала. Еще три года. Потом решила собой поторговать и сутенеру башку проломила — летальный исход. Братки хотели на перо поставить, когда поймают, но повезло стерве — спас ее Вова. Неужели забыла, гадина, что она три года лишних на свете живет только благодаря ему?! Ведь он ее, корову необъемную, к себе в спальню трахать водил. Редко кому такую честь оказывал! И трахал нежно, не бил, не грыз, не порол хлыстом. И вот эта падла за ним с пистолетом гонится!
На бегу «дядя Вова» обернулся, глянул на свой полыхающий особняк. У него, как ни странно, точно так же, как у Тарана, появилось ощущение, будто в этом пожаре сгорает нечто большее, чем бывший клуб пионерского лагеря, который он перестроил в свое личное жилище. Но, в отличие от Юрки, он знал, отчего у него такое чувство возникло.
Горела и рушилась его тайная власть над этой не шибко богатой российской губернией, где он многие годы, еще с советских времен, выстраивал свою систему жизни. Неделю, даже всего три дня назад, казалось, ничего этому не угрожает. Но вот — несколько дурацких случайностей, несогласованностей, подлостей, наложившихся одна на одну, — и все! Он уходит в бега, как много раз приходилось уходить в прошлом. И тут без него, без хозяина смотрящего, начнется полный бардак и беспредел. Все эти костыли и самолеты в два счета перегрызутся, начнут друг друга валить, пойдут выскакивать молодые и беспонятные, которые все поставят с ног на голову, испортят дружбу с людьми, от которых идут товары, начнут выступать, дрыгать ножками, бросать пальцы веером… Тьфу! А он уже стар, чтоб вернуться сюда и навести «конституционный порядок». Осталось лишь одно: пройти по заранее отработанной цепочке и уехать куда подальше, где тепло и где его не найдут. Ни менты, ни Интерпол, ни «старые друзья», которые, возможно, будут ощущать себя кинутыми. Конечно, могут и найти, особенно последние. И далеко не факт, что от них удастся откупиться…
Но все это еще далеко. Надо сперва до лодки добежать!
Трое в одной лодке
— Он туда бежит, где мы с тобой встретились! — определила Милка. — К бухточке. Нажмем?
— Нажмем… — без особого энтузиазма пробормотал Таран. Он тоже сообразил, что ежели Милка опять начнет палить по-македонски, то собровцы наверняка прибегут сюда. А если при этом «дядя Вова» со своими братанами благополучно уплывет на лодке, то собровцы сцапают только их с Милкой, как людей, открывших стрельбу из незаконно хранимого и носимого оружия. Это само по себе уже гарантирует посадку в СИЗО. А когда начнут разбираться, то участие Юрки в теракте на даче Мазаева доказать будет очень даже просто. Да еще и трупы в подвале сгоревшего особняка «дяди Вовы» найдутся. Минимум пять, а если окажется, что и в Туза попал он, Таран, то целых шесть. Поди рассказывай про необходимую оборону!
Впереди, за кустами, метрах в тридцати от Юрки, несколько раз мигнул свет. Это «дядя Вова» сигналил своим спасателям. Потом от реки тоже мигнули.
— Вот что, — прошептал Таран Милке, которая, увидев свет, остановилась рядом с Юркой и присела на корточки. — Добеги вон до того куста. Я запомнил, он точно напротив пляжика находится. Падай и пуляй прямо через куст, наудачу. А я, пока шухер, сбоку выскочу!
«Дядя Вова» как раз в это время выбежал на пляжик, где чернело пятно от костерка, который несколько часов назад жгла Милка. Сейчас рядом с кострищем на берегу покоился дюралевый нос «казанки». Корма с двумя поднятыми вверх винтами и моторами «Вихрь» покоилась в воде, Двое мужиков, одетых в рыбацкие штормовки, бросили сигареты и подскочили к хозяину:
— Хрестный! Заждались! Что случилось?
— Живее отталкивайтесь, базар потом!
— А Туз?!
— Накрылся Туз! Не в масть попал…
Все трое дружно налегли на нос, чтоб столкнуть лодку с пляжа. И вот тут-то сзади загремели выстрелы. Милка, плюхнувшись пузом на траву и подняв пистолет над головой, нажимала спуск и бабахала прямо в куст, ни черта, разумеется, перед собой не видя. Раз, другой, третий, четвертый…
Наверное, если б нервы у «дяди Вовы» и его спутников были не столь напряжены, то они сообразили бы, что в них палят не целясь, и просто отпихнули бы лодку поживее, не обращая внимания на Милкину стрельбу. Пули свистели в основном метра на три правее их. Но «дядя Вова» был и без того на пределе. Он обернулся, выхватил «глок» и, упав на песок, стал грохать в ответ. Причем довольно точно вычислил место, откуда в него стреляют.
Правда, в Милку он не попал, но тремя выстрелами срезал несколько веток над ее головой. Милка с испугу охнула, даже почти что взвизгнула, и «дяде Вове» показалось, будто цель поражена.
Подручные его уже спихнули лодку с песка и махали руками:
— Хрестный! Быстрее!
Вова вскочил на ноги и метнулся к лодке, но тут оправившаяся от испуга Милка еще два раза бахнула, на сей раз направив ствол чуточку левее.
— Ой, бля-а! — Шальная пуля (прицельной ее назвать язык не поворачивается) клюнула «дядю Вову» в кость повыше локтя. От резкой боли он чуть не потерял сознание и свалился на песок у самой воды. Один из подручных выпрыгнул из лодки, подняв столб брызг и бурухтя болотными сапогами, бросился на помощь, а второй, схватив со дна лодки автомат, послал одну за другой две очереди в сторону Милки.
Тот, что побежал выручать «дядю Вову», уже почти дотянулся до раненого, когда совсем с другой стороны, сбоку, затрещали кусты, а затем послышалось «ту-ту-ту-ту!» «стечкина» с глушителем.
Автоматчик, готовившийся еще раз приложиться по кустам, мешком перевалился через борт и вместе с оружием рухнул в воду, только чудом не опрокинув лодку. Второй растерялся, шарахнулся в сторону, сунул руку под куртку, пытаясь выхватить пистолет, но Юрка дал еще очередь, и он спиной упал в воду, сделал пару судорожных движений и затих.
— Милка! — заорал Таран. — Сюда давай!
Ни черта с ней не сделалось, ура! Слониха вылетела на песок, где корчился, изрыгая бессвязные матюги, «дядя Вова», и с разгону двинула его в копчик своим тяжелым сапогом.
— Вставай!
Юрка тоже подскочил. Он глянул наверх, в сторону бывшего пионерлагеря. Да, пальбу услышали, и теперь около десятка собровцев, ломая кусты могучими плечами и крепкими подметками, бежали под горку.
Наверное, можно было бросить «дядю Вову». Собровцы, поди-ка, были бы довольны, да и сам Вова мог бы считать, что неплохо отделался. Перевязали бы ему рану, отправили бы в больницу, приставили бы охрану, чтоб не убег и чтоб не добили…
Но Юрка хотя и понимал, что бойцы сюда прибегут не больше чем через пять минут, все-таки ухватил воющего от боли «дядю Вову» за плечо, Милка подмогнула с другой стороны, и поволокли экс-смотрящего к лодке, дрейфовавшей метрах в пяти от берега.
Воды там было уже по грудь, и переваливать «дядю Вову» через борт было не так-то легко. Таран с Милкой сразу сообразили, что если они все трое будут находиться в воде, то это фиг получится. Поэтому Милка ухватилась за нос лодки, выжалась из воды на руках, вползла коленями на выпуклую дюралевую палубу, а затем, перебравшись к борту, схватила полуживого Вову за плечи. Таран вытолкнул его из воды вверх, подпихнул в зад, и тем самым «дядя Вова» был втащен в «казанку». Юрка тем же путем, что и Милка, с носа взобрался в лодку.
Треск кустов слышался уже совсем близко. До появлении собровцев оставалась минута, в крайнем случае две. А Юрка, если сказать по правде, не знал, как заводят лодочные моторы. То есть знал, что надо за тросик дергать, но то, что при этом еще и бензопровод открыть необходимо, был не в курсе. Хорошо, что это знала Милка.
Перебравшись через охающего «дядю Вову», она быстренько разобралась с моторами. Фр-р! — запустила один, фр-р! — заработал и другой. «Королева воинов» ухватилась за общую для обоих моторов ручку управления, и лодка на полных оборотах, задрав нос, понеслась из тихой заводи-бухточки на середину реки.
— Стой! — заорали с берега, но лодка уже обогнула мысок и исчезла за кустами. Стрелять в угон собровцы не стали, поскольку не видели цели. К тому же в воде плавали два трупа, которыми тоже стоило заняться. В общем, они доложили начальству по рации, что кто-то удирает на лодке, и отцы-командиры стали прикидывать, где эту лодку удобнее перехватить…
Юрка тем временем, мокрый как мышь, тормошил «дядю Вову», лежавшего на дне «казанки». Тот потерял сознание не то от шока, не то от потери крови.
— Очнись, падла! — рычал Таран, хлопая Вову по щетинистым щекам — на ночь экс-смотрящий не брился. — Не сдыхай покамест!
Милка тоже паниковала. Уехать-то уехали, а куда дальше?
— Юрик! Куда рулить? — перекрикивая жужжание моторов, проорала она.
— Куда река выведет… — отмахнулся Таран. Хотя, вообще-то, до него дошло, что это катание на лодочке продлится ровно столько времени, сколько потребуется ментам для того, чтоб найти удобное место для перехвата, завести машины и подогнать их туда, где они смогут беспрепятственно зажать лодку. Если б Таран еще точно знал, какое место они выберут, то наверняка бы вылез раньше. Но он не только этого не знал, но даже и того, куда эта речка течет.