Крысько щёлкнул мышкой. Через пять секунд из динамиков донёсся вопрос Крысько: “Какое письмо открывать?”, заданный минуту назад. Крысько прервал воспроизведение, постучал ногтем по мышке.
Я улыбнулся.
– Как видите, Крысько, я вас не обманул. Микрофон слушает, машина пишет, почта шлёт. Всё работает как часы. Ваши угрозы и звуки избиения подозреваемого записаны в прекрасном качестве. Служба внутренних расследований от восторга изойдёт кипятком.
Крысько пощёлкал мышью, встал из-за стола, подошёл ко мне, ощерился.
– Дурак ты, Янов. Я стёр весь твой компромат. Ты же дал мне доступ к этому ящику. Ты что, тупой?
Я хохотнул.
– Неужели вы думаете, Крысько, что я отдал вам компромат как последний дурачок?
Крысько уставился на меня как, наверное, смотрит в зеркало после перепоя и пытается узнать того дебила, что в отражении.
– Что ты мне недорассказал?
– Самую малость. На тот ящик, пароль от которого я вам дал, копии файлов с записью пересылаются с другого ящика автоматически. Каждую минуту – новое письмо с копией записи. Вот от того – другого – ящика, я вам пароль не дам, и не просите.
Крысько вернулся за монитор.
– Каждую минуту, говоришь? Проверим.
Судя по тому, как Крысько заиграл желваками и заелозил по коврику мышкой, почта работала как часы.
Я улыбнулся.
– Вы удалили ещё пару писем? Какой смысл? Каждую минуту на этот адрес будет приходить новое письмо до тех пор, пока я здесь.
– До тех пор, пока микрофон передаёт сигнал. Я вот тебя сейчас обыщу, и письма приходить перестанут. Запись-то остановится.
– Глупо. Письма будут приходить до тех пор, пока я не отключу их отправку. Письма будут новые, а файл в них – с последним обновлением. Так что отключай микрофон, не отключай, а писем в вашем ящике будет полно.
Крысько заскрипел извилинами, засверкал глазками. Я заулыбался.
– Ведёте себя неразумно, Крысько. У меня осталась ещё та, первая запись. Теперь есть и эти. Что будете делать, если я отправлю записи куда следует?
Крысько сопел, молчал, взглядом сверлил дырки в моей груди.
Я взял со стола мой мобильник, пристегнул батарею, сделал Крысько ручкой.
– Адиос, амиго! Попробуйте меня остановить.
Крысько уставился в монитор. Наверное, ждал, когда взорвутся серверы по адресу майл-точка-ру.
Если бы Крысько меня спросил, как я записал наш разговор, я бы рассказал, что когда он отстегнул батарею от моего мобильника, в трубке включился микрофон. Заодно заработала маленькая платка-передатчик, что питается от микробатарейки. У меня есть знакомый радиолюбитель, он паять такие штучки обожает. Сигнал от передатчика принимает ноут, что лежит в моей машине, которую я запарковал напротив окон Крысько. Нехитрая прога пишет сигнал в файл, и передаёт на почту. То же происходит при выключении трубки. Вот и вся недолга.
Как я провернул фокус с письмами, Крысько не спросил. Нет вопроса – нет ответа.
Я вышел. За дверью раздался грохот. Наверное, Крысько треснул по столу кулаком. Лучше бы головой, тогда в следующий раз терять на идиота кучу времени не придётся.
В машине я достал из-под сидения ноут, отключил создание и пересылку писем на ящик Крысько.
Системные часы на ноуте показывали половину четвёртого. После четырёх в кабак Ромки приходит Анюта.
Я выключил ноут, завёл мотор, пришпорил джипчик, взял курс на парк Петровского.
*
*
Джипчик я оставил у центрального входа в парк. Моя прогулка по тенистой аллее закончилась возле скамьи, от которой видны и вход в ромкин кабак, и летняя площадка у входа, и дорожка от центральной аллеи парка к кабаку.
На посту я проторчал час с лишним: уселся на скамью в четыре, эмо Анюта зацокала каблуками-шпильками по дорожке к кабаку в семь минут шестого.
Я нагнал девушку эмо возле входа на летнюю площадку, взял под локоть. Анюта улыбнулась, поправила волосы.
– То, что я просила, вы узнали?
– Давай отойдём. Пока я узнавал, нажил в этом кабаке кучу друзей.
Я взял Анюту под руку, увлёк к центральной аллее. Мою скамейку старички и старушки занять не успели.
Эмо Анюта плюхнулась на деревянное сидение, ударилась костями, ойкнула, окинула меня осуждающим взглядом.
– В ромкином кабаке стулья поудобнее.
– Рассказывай, где искать кровь очкарика.
– Сначала вы.
– Синих мужских вельветовых тапок сорок пятого размера в квартире бухгалтерши не видел. В ванной нет ни помазка, ни бритвы, ни пены, ни бальзама, ни лосьона, ни второй зубной щётки. Отдельного полотенца тоже нет. Банный халат один, и тот женский. Вонючие мужские носки на люстрах не висят. Табуретки из-под кухонного стола выдвигаются по праздникам. Подушка на кровати одна.
Анюта фыркнула.
– Жаль, что ошиблась. Так хотела её поймать!
– Может, имеет смысл ловить ту, которая сидит у Ромки на коленях, пока ты подозреваешь бухгалтершу?
– Ту ловить нечего. Она у Ромки на пару дней.
– Что с кровью очкарика?
– Проверьте ромкин джип. Вчера утром обивку на полу багажника Ромка отстирывал от крови.
Я принялся задавать уточняющие вопросы. Анюта с огромной неохотой принялась отвечать.
Вчера с утра бухгалтерша ездила с Ромкой по делам. На ромкином джипе почти все девчонки из кабака съездили с Ромкой по делам. За то Анюта Ромку и ненавидит.
Ромка по пути заехал на автомойку, дал задание мойщику вымыть на полу багажника пятно от крови. Бухгалтерше сказал, что кровь натекла из пакета, где лежало мясо для шашлыков.
Вчера вечером бухгалтерша вышла в зал, выпила пару рюмок. Она не пьёт вообще, только чай. А тут водка! Ну, Анюта и подсела. Вдруг бухгалтерша с Ромкой разругалась, интересно ведь! Поболтали. Казначей сказала, что боится. Все знают, что очкарик пропал, и что Ромку с дружками подозревают, а тут кровь!
Бухгалтерша не сказала, что в ромкином джипе кровь очкарика. Только подозревает. Анюта, наоборот, уверена. Анюта ездила с Ромкой на шашлык не раз и не два, и крови в багажнике не было. А тут пропадает очкарик и в багажнике Ромки появляется кровь. Если та Дура-Толстая-Корова бухгалтерша ещё сомневается, то Анюта уверена: джип Ромки залит кровью очкарика.
Я обмозговал инфу, хмыкнул.
– По-моему, я купил у тебя туфту, Анюта. То вполне может быть кровь от мяса. Крови очкарика в машине Ромки не найдут.
– Думайте, как хотите. Та кровь не от шашлыка.
– Ты Ромку ненавидишь, и готова увидеть кровь очкарика у Ромки на лбу. Где эта автомойка?
– Какая разница? Раз я продала вам туфту…
– Если пятно крови видела только бухгалтерша, и я начну расспрашивать о пятне, то Ромка сообразит, кто его сдал.
– Ну и пусть! Пусть он этой суке даст по морде!
– Анюта, подумай хоть минуту. Если бухгалтерша кроме тебя о пятне не говорила никому, то она поймёт, что её сдала ты. В отместку скажет Ромке. Тебе это надо?
– Я Ромку не боюсь. У меня брат – снайпер.
Девушка эмо с минуту рассматривала бесконечность.
Когда очнулась, шлёпнула себя по бедру.
– Ладно, вы правы. Лишние проблемы мне не нужны. Автомойка на углу Проспекта и Гражданской.
– Так бы сразу.
– Я тут подумала… Если Ромка знает, что пятно видела только бухгалтерша и мойщик, то Ромка устроит парню весёлую жизнь. И всё из-за вас.
– И из-за тебя. Кстати, зачем ты топишь Ромку?
– Будет знать, как меня бросать.
– Если он сядет, то ты его уже не увидишь.
– Он всё равно ко мне не вернётся.
– Ты подставляешь и бухгалтершу.
– А вот её надо было вообще в первую очередь…
– Ты забыла, что синих тапок я у неё не нашёл.
– Она спрятала. Она хитрая.
– Вас, женщин, понять – проще застрелиться. Верите только в то, что втемяшилось в голову.
Анюта фыркнула, оторвала зад от скамейки, оправила наноюбку, зацокала каблуками к ромкиному кабаку.
Я провёл девушку эмо взглядом, засмотрелся на восьмёрки, что выписывала наноюбка, вспомнил подсудный возраст Анюты, зашагал к машине.
Когда включил зажигание, часы на приборной доске показали половину шестого. Час пик. Работники автомоек в мыле, выкроить минутку для разговора сложно.
Я погнал джипчик на автомойку.
*
*
Без двадцати шесть я застрял в пробке на углу Проспекта Ленина и Гражданской. Рабочая перевозка ещё не закончилась. До цели не доехал полквартала. Осталось смотреть на автомойку сквозь стекло, пока течение выносило меня с перекрёстка.
Десять минут я полз в пробке со скоростью пять метров в минуту. От нечего делать рассматривал территорию автомойки. Забыл, как сие чудо выглядит, ведь на мойку не заезжал сто лет, машину мою дома.
Территория автомойки сияла чистотой. Ни пятнышка на бетоне, ни единой машины в очереди. Мировой финансовый кризис. Денег у народа нет даже на мытьё машины.
Когда, наконец, вырвался из пробки, я подкатил джипчик ко въезду в бокс мойки.
От стены отлепился полусонный паренёк-автомойщик под два метра ростом. Подошёл, осмотрел машину, пожал плечами.
– Зачем её мыть-то? Она ж блестит!
– Хотел дать вам на чай.
– За что?
Я вышел из машины, протянул парню руку.
– Ян.
Мойщик обтёр ладонь об комбез, пожал мне руку.
– Колян. Так за что хотели дать на чай, Ян?
– Хочу узнать, кто здесь работал вчера утром.
– Эта неделя моя. С понедельника.
– То есть со вчера. Отлично. Вчера утром сюда приезжал джип. За рулём сидел толстый пацан, под сто кило. С ним была крепкая девушка.
Колян девушку запомнил. Как не помнить! Девка клёвая. Жаль, ездит с идиотами. Ведь она прикатила с депутатским сынком. Колян газеты читает. Тот толстяк с корешами побил какого-то доходягу. Урод, ещё и жлоб.
Почему жлоб? Чаевых не дал. Колян старался, а тот толстяк, мля… На таких уродов нет слов, одни маты.
За что тот толстяк должен был дать чаевые? Тот жлоб сказал отмыть пятно крови в багажнике. Пятно до конца не отстиралось. Колян то пятно и так, и эдак, а оно ни в какую. Чуть-чуть осталось. Совсем малость. Если не присматриваться, не увидишь. А это падло сказало, что раз Колян пятно не отмыл, значит, на чай не заработал. И ещё улыбнулся, скот!