Юсуп указал пальцем девчонкам под ноги.
– Стойте, где стоите! И так, наверное, всё тут затоптали! Я к вам потом подойду, а пока посидите там.
Когда я добрался до юсупова бобика, пот с меня тёк как с боксёра в двенадцатом раунде.
Юсуп улыбнулся.
– Поджарило?
Я обмахнулся шляпой, кивнул в сторону девчонок.
– Как ты узнал дорогу? Связывался по мобилке с девчонками?
– В среду здесь были мои бойцы, забыл? Всё, ходи аккуратно, не мешай, что заметишь – говори.
– Есть, пан начальник!
– Пошёл ты! А это что за… Твою мать! Маслина!
Я глянул в сторону леса. По грунтовке нёсся джип, останавливаться не собирался.
Юсуп сорвался с места, побежал навстречу джипу, замахал руками: мол, куда прёшь?!
Джип остановился в трёх метрах от Юсупа. Из салона выпрыгнул депутат Маслина, следом – четыре крутоплечих мордоворота.
Юсуп качнул головой.
– Вы вроде не дурак, гражданин Маслина, а ведёте себя как идиот!
Маслина сыграл желваками мотив “На кого хвост поднял, мусор?!”. Юсуп указал пальцем на джип.
– Садитесь в машину, и чтобы я вас здесь не видел! Затопчете хоть один след – пойдёте по статье. Пойдёте все, до единого идиота.
Маслина сплюнул под ноги.
– Как там тебя? Юсуп? Ты не въехал. Здесь ищут моего сына.
– Точно. Только ищу я. Вы здесь лишний.
– Что здесь делает этот…
Маслина указал взглядом на меня. Презрения во взгляд Маслина отвесил вовсе не как законченный скупец.
Юсуп улыбнулся.
– Гражданин Янов привлечён к делу как ценный… нет, как ценнейший свидетель. А вы, господин Маслина, пожалуйста, очистите от себя и своих людей территорию. Затопчете мне следы…
– Слышь, следопыт! Ты с кем разговариваешь так борзо? Со мной?! С Маслиной?!
Юсуп сложил руки за спиной. Я ткнул Юсупа в бок локтем.
– Плюнь. Юсуп. У гражданина депутата приступ мании величия. Кстати, я знаю, чем лечить.
Взгляд Маслины говорил, что я давно созрел для троекратного удара по голове монтировкой. По голове моей, само собой.
Я подошёл к Маслине, ткнул пальцем в депутатскую грудь.
– У вас новая рубашка. Не жалко?
– Только тронь, и от тебя ничего не останется.
– Давайте попробуем. А то на язык вы герой.
Маслина дал знак. К депутату подошли крутоплечие мордовороты. Потыкали в меня взглядами, иголки пообломали, очи поотводили.
Юсуп присвистнул.
– Граждане, граждане! А ну-ка, разошлись! Маслина, убери своих орлов, кому сказал?! Пальнуть в воздух, или дойдёт и так?
Маслина сплюнул под ноги, потопал к джипу. Крутоплечие личности взяли шефа в коробочку, сопроводили до дверцы.
Через минуту джип Маслины скрылся из виду в клубах поднятой буксующими колёсами пылищи.
Юсуп улыбнулся.
– Как мы его, а?
– Тебе от шефа будет чем уши прочистить.
– Я – к девчонкам. Не следи.
– Считай, что уже оскорбил до глубины души.
Юсуп улыбнулся, ткнул меня кулаком в плечо, направился к девчонкам.
Когда Юсуп подошёл, троица поднялась с песка. Девчонки понурились: мол, мы не виноваты, но крайними вы всё равно сделаете нас. Юсуп обернулся, жестом дал мне понять, что моя задача – как минимум не смущать девчонок проницательным взглядом Великого Сыщика.
Я подошёл к кострищу, осмотрелся.
Песок вокруг кострища и джипа истоптан, следов драки нет. Скатерть, служившая тарантинам столом, кровью не залита, не скомкана. Шашлыки недоедены, водка недопита, костёр не залит, догорел дотла, не осталось ни единой головёшки.
Возле кострища, в пакете, под тучей мух – почти ведро сырого мяса. От пакета к камышам тянулись дорожка из крысиных следов и узкая неглубокая колея. Похоже, местная крыса ночью утащила из пакета шмат мяса. Кусок выбрала большой, тяжёлый, в зубах не унесла. Пришлось бедняге волочь мясо по песку. Отсюда и колея.
От трёх сторон скатерти, служившей тарантинам столом, в сторону лесной дороги тянулись три колеи – глубокие, словно тащили нечто в центнер весом. Тела тарантин, например.
Три колеи заканчивались в двадцати метрах от скатерти-стола, ближе к лесной дороге, в одной точке – там, где начинались следы от машины.
Я подождал, пока фотограф снимет кострище, три глубокие колеи и песок вокруг ромкиного джипа.
Чтобы не стоять даром, я наблюдал за овчаркой, учился работать с прилежанием, а не так, как я. Метр за метром псина обнюхивала берег, нос от земли не оторвала ни разу.
Фотограф жестом показал мне, что закончил.
Вдоль колей, что тянулись от скатерти-стола в сторону лесной дороги, я прошёл до места, где колеи обрывались. Три колеи сходились в одной точке. Дальше – следы от машины, что ездила взад-вперёд как минимум три раза. В четырёх местах машина буксовала.
Я оглядел окрестности. Возле кромки леса, в сотне метров от берега – густой кустарник.
Когда я подошёл к лесу поближе, узнал в кустарнике можжевельник. Я обошёл заросли со стороны леса.
Высокие – порядка двух метров – кусты можжевела срослись в плотную ширму. Со стороны леса за ширмой можно хоть плясать, а с берега плясуна не увидят. Зато плясун, если подойдёт к ширме вплотную, увидит всех, кто на берегу, и бинокля не надо.
Я прилёг под кустами, рассмотрел берег. Пляж тарантин как на ладони.
Из-под кустов я видел ромкин джип, юсупов бобик со спящим водилой, скучающего фотографа, криминалистов у кострища, кинолога с овчаркой, Юсупа, трёх девчонок – я видел всё, что творилось на берегу.
Когда насмотрелся на тарантинов пляж, прогулялся вдоль можжевеловой ширмы.
По толстому мягкому слою сосновой хвои я ступал как индейский следопыт, не смещал с места ни хвоинки.
Каждый квадратный сантиметр хвои за можжевеловой ширмой я обшарил взглядом с прилежанием той овчарки, что рыскала по тарантинову пляжу.
Посередине ширмы, в двух метрах от кустов, я нашёл полусгнивший пенёк. Хвоя вокруг взрыхлена, словно кто-то сидел на пеньке, и изредка разминал затёкшие ноги. Напротив пенька, ближе к кустам, лежал сухой толстый сосновый сук. Лежал так, чтобы упереться в него ступнями, когда сидеть с вытянутыми вперёд ногами устанешь, а под коленями засвербит тянущая боль.
Прежде, чем сесть на пенёк, я покрыл сидение платком. Когда уселся, посмотрел на тарантинов пляж сквозь заросли можжевела. Пляж я увидел во всех подробностях.
Чтобы из-за ширмы разглядывать Юсупа и его команду на берегу мне не мешали ветки можжевела, несколько веток чья-то заботливая рука обломила. Получилось отличное окно. Сломанные ветки засохли, как если бы их обломили с неделю назад.
Моё внимание привлёк слабый запах. Я принюхался. Запах знакомый, а откуда – не помню. Не запах даже, а вонь.
Я изобразил собаку-ищейку, повёл носом влево-вправо. Запах усилился, когда я нагнул голову. Я натянул перчатку, поднял сук, что лежал перед пеньком, понюхал, скривился от вони. Так смердели ноги Михалыча.
Вонючий сук я вернул на место.
Через три минуты я вернулся к тарантинову кострищу. Юсуп покинул девчонок, подошёл ко мне.
– Что там, в лесу? Или просто приспичило?
– Ты первый. Что сказали дамы?
Юсуп пожал плечами: мол, особенного мало. Девчонки приехали к тарантинам на шашлыки. Вышли на трассе как обычно. Пацаны вовремя не приехали. Дамы сели на телефоны. Парни не отвечали. Девчонки решили, что пацаны ещё не проснулись после вчерашнего. Чтобы на трассе не жариться под солнцем, потихоньку потопали к речке. В лесу всё-таки тени больше. Через час добрались сюда.
Тут идти всего-то три километра, но девчонки ползли целый час. По такой-то жаре, да ещё после вчерашнего!
Когда девчонки притопали на бережок, и тарантин не застали, позвонили: мол, вы где, пацаны? Трубки тарантин запиликали рядом. Пошли на звонок, и увидели мобильники на скатерти. Девчонки убрали трубки в машину, подальше от солнца, ведь мобильники дорогие, стало жалко. Когда сунулись в машину, увидели в салоне одежду тарантин, и три портмоне с кучей денег в каждом.
В последний раз дамы звонили тарантинам накануне в девять вечера. Дозвониться не могли долго, но таки дозвонились. С тарантинами говорила некая Анюта, подружка этих красавиц по ромкиному кабаку. Наверное, закадычная.
Значит, в девять вечера тарантины – или хотя бы один из них – были живы.
Рассказ Юсуп закончил выводом: дело странное. Тарантин нет, а деньги и дорогие мобильники на месте. Джип тоже не тронут. Какие будут мнения?
Пока я собирался с мыслями, Юсуп указал пальцем на пакет с мясом, что стоял возле кострища.
– Следопыт-любитель, видел от пакета следы к камышам? Крыса. Наверное, гульнула ночью по полной. Жаль, столько мяса пропало.
– Да уж, тарантины – транжиры. Кстати, о крысе. Если крыса брюхо мясом и набила, то тарантины не успели. Пьянка кончилась не по плану, слишком рано.
– Думаешь?
– Уверен. Иначе почему остаток мяса не просто не доели, а даже не спрятали от крыс и лис? Перепились? Так быстро? Если им хватает так мало, то зачем покупают так много мяса? Чтобы выбросить? Не жалко? Чтобы кормить местное зверьё?
– У богатых – свои причуды.
– Ты посмотри, сколько мяса осталось. Пакет только-только начали. Перекус шёл от силы часа два.
– Оставили наутро, на закусь к похмелюге? Ведь к ним должны были приехать девочки. Чем кормить дам? Камышом?
– Да тут мяса почти ведро! Обычно наутро не едят, а похмеляются.
– А девочки?
– Им много не надо. Поклюют как птички, и всё, наелись. Блюдут фигуру. Тарантины не знали, какие к ним приедут едоки? Знали, и оставили почти ведро мяса?
– Значит, пьянка закончилась раньше, чем тарантины планировали. И где прерыватель пьянок?
– Удалился. Гад, даже не оставил паспорта.
Юсуп улыбнулся, посмотрел на три колеи, что тянулись от тарантинова покрывала-стола в сторону лесной дороги.
Я подошёл к ближайшей колее, присел, ковырнул пальцем песок на дне колеи. На глубине двух сантиметров показался влажный песок. Я ковырнул песок рядом с колеёй. Песок на глубину в спичечный коробок оказался сухим и сыпучим.