Михалыч подошёл к гаражу, ткнул пальцем в кирпич над верхним обрезом стальной рамы ворот.
– Этот кирпич вынимается. За ним я храню ключ. Что вы так смотрите? Думаете, я дурак? Ключ здесь уже лет десять, и никаких проблем. Дома я всегда ключи терял, а здесь – как в сейфе.
– Соседи по гаражу об этой заначке знают?
– Конечно. Но их можете не подозревать. Честнейшие люди.
– Если я вашу систему понял правильно, то, чтобы не потерять ключ от машины, вы храните его в замке зажигания. Угадал?
Михалыч улыбнулся.
– Ян, кому моя старушка нужна? Ведь старьё, рухлядь. Это депутатские сынки катаются на джипах.
Михалыч жестом попросил перерыв. Через минуту Михалыч покачал головой, вздохнул.
– Когда я был у бабки, она сказала окунуться в пруд, чтобы снять негатив. Есть там рядом с её домом прудик. Окунулся. Видите, сколько мне добавилось позитива? Я же говорил, что врут они, эти бабки, врут.
– Что сказала бабка про вашего Толика?
– Среди мёртвых она сына не видит.
– Вы довольны?
– Вы это серьёзно? Верите в бабкины сказки?
– Зачем же вы к ней ездили? Чтобы не поверить?
– Цепляюсь за соломинку. Глупо, понимаю, но поехал к ней скорее за враньём. Очень хотелось услышать, что Толик жив.
– А вы? Сами-то вы его уже похоронили?
– Я? Да.
Глаза Михалыча заволокла влага. Я замялся.
– Ну… Вы тут постойте, успокойтесь, а я пока ещё раз схожу в подвал.
Михалыч кивнул, отвернулся.
Возле лестницы, ведущей в подвал, на бетонном полу я нашёл едва заметные мазки крови. На пятой и седьмой ступеньках от пола подвала – кровавые риски. К рискам прилипли волосинки.
Когда спустился в подвал, осмотрел тела тарантин. Ромка и дружки висели, привязанные за руки к арматуринам, что торчали из бетонных плит потолка. Ноги связаны, до пола не достают.
Лица тарантин в ссадинах. У Ромки на левой щеке рваный порез. Бритва, даже опасная, такие порезы не оставляет.
Я присмотрелся к полу подвала. Между лестницей и Ромкой нашёл торчавший из бетона и истончённый ржавчиной кончик арматуры. Острый штырёк покрывала засохшая кровь. Длина штырька всего три миллиметра, но если по нему протащить меня лицом, то на коже останется рваный порез как на щеке Ромки.
Дыры от пуль во лбах тарантин не зияли, рукояти ножей в области сердца не торчали. Зато на шеях троицы следы от удавки. Капроновая верёвка лежала под ногами Ромки.
После подвала я рассмотрел покрышки жигулёнка. Протектор оказался наполовину стёрт. Полулысая резина с таким же рисунком протектора оставила след в глине недалеко от речки, что течёт рядом со Щучьим.
Когда я управился с осмотром, со стороны перекрёстка Шестой Продольной и Восьмой Поперечной донеслось пыхтение. Не прошло и полугода, как возле моего джипчика со скрипом затормозили юсупов бобик и уазик-буханка с красным крестом на борту.
Юсуп выбрался из бобика, подошёл ко мне, принюхался, фыркнул, отступил на шаг.
– Чего от тебя так прёт одеколоном?
– Забыл закрыть балкон. Соседский котяра пометил мне всю кухню. Заливал одеколоном. Что у нас по плану?
– Осмотр места происшествия.
– Валяйте, гражданин следователь. Не затопчите лестницу. Ступайте по левому краю ступенек. В подвале прижимайтесь к правой стене.
– Учту. Не уезжай, Ян. Поговорим.
– Буду в машине. Ты на Михалыча сильно не дави. Его тут прихватило.
– Со мной доктор.
– Твой доктор – спец по трупам.
Юсуп отмахнулся, подошёл к Михалычу. Пара дежурных вопросов-ответов – и Юсуп вслед за Михалычем спустился в подвал. Понятые, медик и кинолог остались у входа в гараж. Криминалисты и фотограф занялись жигулёнком.
Я сел в машину, включил мозги.
Кровь и волосы на полу подвала и на лестнице говорят только об одном: тарантины бились головами об ступеньки. Значит, в подвал тела стаскивали за ноги. Порез на левой щеке Ромки и кусок арматуры в полу, об который можно было так порезаться, лишнее тому подтверждение.
Если бы меня стаскивали по лестнице за ноги, то я бы спокойно бился головой об ступеньки, и как Ромка елозил бы щекой по острой ржавой арматурине? Они были без сознания, ясен пень.
Как полудохлый Михалыч мог подвесить тяжеленные туши к потолку? Пара рычагов, и готово.
Зачем Михалычу везти тарантин в свой гараж? Он бы ещё развесил трупы на люстре у себя дома. С другой стороны мстителям главное – отомстить. Судя по поведению Михалыча в последнее время… Терять-то ему нечего: одной ногой он уже в могиле.
Неужели Михалыч мог спокойно задушить троих пацанов, причём связанных и беспомощных? Душил спокойно или нет, не важно. Может, он обливался слезами. Что в сухом остатке? Три трупа в гараже Михалыча. И алиби дохлое.
Это даже не месть, это казнь! В гараж тарантин привёз живыми. Задушил уже после того, как подвесил к потолку. Наверняка дождался, когда пацаны придут в себя, а потом повязал каждому пионерский галстук. Чтобы знали, что умирают, и ничего сделать не могли.
Почему Михалыч не убил тарантин ещё там, на бережку, под Щучьим? Зачем тащить пацанов сюда? Не знал, когда они очнутся от того, чем он их напоил. А вдруг тарантины оклемались бы от его пойла только к обеду? Ведь под Щучьим полно грибников, весь кайф поломают.
От чего кайф? Хотел убить их так, чтобы они были в сознании. Может, даже зачитал им обвинительный приговор. Может, спрашивал с пристрастием, где его сын.
Зачем же Михалыч вызвал меня? Чтобы показать, какой он герой? Мол, я гадов казнил. Почему, когда я приехал, о своём геройстве даже не заикнулся? Испугался. Когда звонил мне, ещё ходил с поднятым хвостом: я, мол, верховный судья, мне сам бог помогает! Затем понял, что натворил, и испугался. Стандарт. Такие они все, герои.
Зачем, когда Юсуп Михалычу звонил, Михалыч говорил, что он в поезде, что едет с рыбалки? Если он герой-палач, то зачем отмазывался? Наоборот, должен бить себя пяткой в грудь: мол, их грохнул я! Мало того, в момент разговора телефонистка засекла мобильник Михалыча на пути из Новоделкино.
Михалыч мог в Новоделкино и не появляться. Билет купил для отмазки. Смотался в Щучье, привёз тарантин в гараж, убил. Затем на такси отъехал от города километров сто, сел на поезд из Новоделкино. Вот и объяснение, почему мобильник Михалыча телефонистка засекла в районе железной дороги Новоделкино-Андреев.
Если Михалыч – герой-палач, то зачем клепал себе алиби с билетами на поезд в Новоделкино и обратно? Если хотел убийство скрыть, то зачем привёз трупы к себе в гараж?
А если Михалыч – палач, но не герой? Казнил тарантин не на публику, а для себя? Мол, пока вы там возитесь со своим правосудием, я их по праву отца загубленного очкарика…
Тогда всё сходится. Тарантин привёз к себе в гараж, потому как не знал, когда очнутся от его пойла, а он хотел, чтобы перед казнью они пришли в сознание, и чтобы посторонних вокруг не было. Подвал гаража – место идеальное.
Я осмотрел окрестности.
С одной стороны улицы выстроились гаражи, с другой небо подпёрла стена хлебозавода. Место глухое. В таком нелюдимом уголке и днём-то двух прохожих в год не наскребёшь, не говоря уже про ночь. Разве что утром да вечером, когда владельцы гаражей берут-возвращают машины.
Михалыч с тарантинами управился, смотался на такси в сторону Новоделкино, сел в поезд на Андреев? Почему нет? Затем вызвал меня. Мол, я тут ни при чём, разбирайтесь, ребятки.
Хитрый ход. Мол, чего мне бояться? Я чист как ангел, потому и вызвал милицию. Если их убил я, то разве стал бы кого-то вызывать? Так бы в гараже и сгнили, и вряд ли бы кто об этом узнал.
Тут промашка. Узнали бы. Стояла жара. Уже через день воняло бы на весь район. Подвал герметично не закрывается.
Мог завернуть трупы в пакетик, и залить бетоном в том же подвале. По телеку такое показывают через день. Да, но то – по телеку. У нас, в Андрееве, я такого я ещё не встречал.
Юсуп выбил пальцами дробь по крыше моего джипчика.
– Выходи, сачок.
Юсуп присел на капот.
– Как хреново, Ян, а? Три трупа за раз.
Я выбрался из машины, присел на капот рядом с Юсупом.
– Где Михалыч?
– В моём бобике. Пока всё уляжется, ему лучше посидеть в камере. Посажу к интеллигентам, не бойся.
– Он счастлив?
– А то! Говорит, что депутатов не боится, и нечего его от них прятать. Умник! Они его джипом переедут, и я тот джип буду искать до посинения.
– Наверное, ты прав.
– Что надумал?
Я рассказал. Под конец монолога посоветовал узнать, где Михалыч покупал обратный билет: здесь или в Новоделкино. Юсуп кивнул: мол, и сам собирался. Я предложил позвонить телефонистке. Пусть глянет, где мобильник Михалыча сигналил с субботы до воскресенья. Юсуп отмахнулся.
– Уже звонил, Ян. Трубка Михалыча в Новоделкино светилась. Он мог дать трубку какому-нибудь корешу.
– Это презумпция виновности.
– В Щучьем мои спецы изучили следы от покрышек, и сказали, что гружёная машина, которая проехала по глине – жигуль. Как я вижу, здесь стоит не мерседес, а? Думаю, слепок со следов под Щучьим совпадёт со слепком с протектора этого жигулёнка. Но спешить не буду. Пусть скажут спецы.
– И?
– Дай мне хоть одно оправдание для Михалыча.
– У тарантин есть враги, что хотели их убрать. А тут и Михалыч подвернулся со своими угрозами.
– Ты так договоришься до зелёных человечков. Если я про врагов тарантин ляпну шефу – он меня уволит.
Мобильник Юсупа звякнул. Юсуп отошёл в сторону.
Пока Юсуп разговаривал, я прогулялся вдоль бордюра вперёд-назад, собрался с мыслями.
Почему я подозреваю Михалыча, а не дворника Степана? Трупы тарантин висят в гараже Михалыча, а не в дворницкой каморке. Если бы трупы висели в моей квартире…
Где должны висеть трупы, чтобы я начал подозревать злых дядек, которые ищут полмиллиона баксов? Те деньги, которые снимал алкаш для очкарика, Юсуп ведь так и не нашёл. Значит, тарантин могли грохнуть злые дядьки, что свернули шею алкашу, и спрятали очкарика.