. еще б не дал. она сказала какова та на вкус? что? ты дал ей еще и курицу? дурак неудивительно что ты хочешь начать революцию
слушай. мне наплевать, что говорит твой
папа. просто дж. эдгар хувер[33] не такой уж и
хороший парень. типа у него должна быть инфор-
мация на всех до единого в
белом доме, чтоб если про это прознает публика
тех людей можно было б уничтожить/
если хоть что-нибудь из тех сведений, что у него
есть, когда-нибудь выйдет наружу, да ты шутишь,
вся страна целиком, возможно,
бросит работу и взбунтуется. он-то вовек
место свое не профукает. подастся в отставку с
почетом. вот погоди и сама убедишься… неужто не можешь
сама разобрать все эти коммунячьи дела?
знаешь, типа сколько еще автоугонщикам
терроризировать нацию? пора идти. за мной
гонится пожарный расчет. увидимся когда я получу
свою степень. без тебя я схожу с ума.
никак не насмотрюсь кино.
твой увечный возлюбленный,
бенджамин черепах
На пролом звукового барьера
трень F-дыры неонового до́бра[34] и разрядка от неудачных стихов матраса изгоя выше по улице лапая разъездные трофеи и подпорный зимогор с пакетом на голове в постели с ближайшей родней обнаженного абажура – болтливое сердце и волк серебряной мороси неизбежной чреву грозит разверстием ржавого пруда, бездонного, грубое пробуждение и напрочь замерзнув в грезах о мгле в день рожденья/ в рессорной коробке к сожаленью без свечки сидя и завися от запятнанного проводника, ты себя не чуешь таким уж архизначительным/ успех, скулят ее ноздри. старейшины басни и умерщвленные короли и вдыхай манеры свирепых масштабов, выдыхай их в стекловатую грязь… страшиться убожества водянистых фургонов с оркестром, гротескных и блюющих в цветы дополнительной помощи грядущему заговору и городя жуткие байки о вчерашнем влиянье/ пусть голоса эти сольются в агонии и колоколах и растопят уже тыщи своих сонетов… пока нафталиновая женщина, белая, милая милая, усыхает на своем радиаторе, так далеко и вперяется внутрь через свой телескоп/ ты будешь сидеть болея от хлада и в незачарованном чулане… с облегченьем лишь от своего ямайского смуглого друга – ты нарисуешь на лампочке рот, чтоб та могла смеяться привольнее
забудь, куда тебе следовать.
тебе к трехоктавной
фантастической гексаграмме. ты ее
увидишь. не волнуйся. ты Не
собирать цветы диколесья… как
я сказал, тебе к трех
октавной титановой тантаграмме
твой бельчонок,
Пети, Пшеничинка[35]
Термометр падает
первородная гробовщица, Джейн, с челкой и своим истеричным телохранителем, Курлы, что родом из Джерси и вечно таскает обед с собой/ они с визгом из-за угла и вяжут старый бьюик в фонарный столб/ подошли три бобыля тротуар окропляя рыбой/ они засекают этот сумбур. первый бобыль, Константин, бобылю моргает второму, Лютеру, тот немедля долой башмаки и вешает себе их на шею. Джордж Кастер IV[36], третий бобыль, утомившись аиста грызть, вынает свою губную гармошку и вручает ее первому бобылю, Константину, кто скрутив ее в вилку, лезет в кобуру телохранителя, извлекает оттуда серп и заменяет его этим выгнутым музыкальным инструментом… Лютер берется насвистывать «Идя через рожь»[37] Джордж IV испускается мелким смешочком… все трое двигают прочь по проспекту и бросают остаток рыбы в конторе по найму. полностью кроме конечно форели-другой, которых они отдают даме в бюро находок/ о случившемся доложено в 3 ч. д. сейчас десять ниже нуля
люди говорят вам в
лицо что вы изменились? вы
обижаетесь? вы ищете
общества? вы пухлы?
рост 4 фута и 5? если годны вы и
полный крови алкоголик
католик, просьба звонить
УХ2-6969
спросите Умпу
Прелюдия к плектру
мама/ хоть я не делаю попытки забраковать унылую мрачную тебя. мама с горестным пастырем на плече. брильянт за двадцать центов у тебя на пальце. я больше не играю своею душой она не тинкерушка[38]/ теперь у меня глаза верблюда и сплю на крюке… прославить твои суды было бы легче всего но ты не королева – звук есть королева/ ты принцесса… и я был твоею медовой землею, ты была моей гостьей и я тебя не покараю
«вопросы есть?»
спрашивает преподаватель. светловолосый
мальчонка в первом ряду
поднимает руки и спрашивает
«сколько до мексики?»
бедная зримая муза известная как дядя и несущая шмат ветра и деревьев с луга и дядя из тех что говорят «святый ять» мягким шепотом при встрече с фермером что говорит «вот. вот вам чутка голода». и грузит немного хорошей отменной работы ему в тошнотворный подол/ торговая палата пытается сообщить бедной музе что миннесотский жирик[39] был из Канзаса да и не так уж жирен, просто печально известен тяжестью но они супермаркет городят за лугом и с фермером больше хлопот не будет
«кто-нибудь хочет быть чем-нибудь
необычайным?» спрашивает
преподаватель. самый толковый пацан
в классе, который приходит в школу
пьяным, поднимает руку и говорит
«да, сэр. я бы хотел быть
долларом, сэр»
дадаист-синоптик выходит из библиотеки после того как внутри его побило хулиганье/ он открывает почтовый ящик, забирается внутрь и засыпает/ выходит хулиганье/ они не в курсе, но к ним просочились религиозные фанатики… вся компания смотрит по сторонам нет ли легкой добычи… и удовольствуется безработным каким-то билетером из кино, в одеяло одетым и летчицкую фуражку/ без секунды четвертое июля и он не отбивается/ дадаиста-синоптика почтой шлют до Монако. у грейс келли[40] еще один ребенок и все хулиганье превращается в пьяных деляг
«кто может назвать мне имя
третьего президента
соединенных штатов?» девочка со
спиной сплошь в чернилах поднимает
руку и говорит «эрнест табб»[41]
еще синеньких пилюль папа и глотни-ка затейливых пилюлек/ эти плаксивые кликуны, ритуалы и куры во сне у тебя – им назначили «ок» и дали ордер на бешеный обыск да и ты, прославленный Викинг, выхватив бомбу неспешного действия из мундштука с фильтром Софии, хлоп в себя джека дэниэлза и выходи там на встречу с Джеймзом Кэгни[42]… тебе свингующий броненосец друган, твоя верная толпа и мона лиза у тебя за спиной… Боже ма, хахали пекут его и как бы хотел я облегчить ему и почтить его миром через вены его. успокоить его. всемогущий и зарубить жуткого гиппопотама из кошмара его… но я не могу ни принять имени никакого мученика, ни заснуть ни в каком порыве застенка и замордован полостью… курам на смех, мертвый ангел, присвоив себе мои голосовые связки, собирая ее овцеродителей загодя и в-дом-вводя в некролог. она враждебна, она древня… арета – златая сладость/ чья нагота проницательная штуковина – она как лоза/ твой счастливый язык ни за что не сгноит меня
«есть ли в классе тот, кто
может назвать точный час, когда его
или ее отца нету дома?» спрашивает
преподаватель, все
вдруг роняют карандаши
и бегут за дверь – все искл
разумеется мальчика в последнем
ряду, кто ходит в очках и
носит с собою яблоко
сбираются сочные розы к кашляющим рукам и срывают национальные гимны! будьте здравы! футбольное поле пылает горлицами и переулками где автостопщики бродят и поджигают карманы свои где летает эхо монахинь и босяков и сирийца сбросив тщедушного, буруны полуразума, джек и джиллов и воскового Михаила с церковного акра, что плачут в расцвете себя и кляп их близнецов… пустые суда в пустыне и постовые регулировщики на метле и плача и прицепляясь к дурацкой кувалде и все тромбоны в развал, ксилофоны в растреск а флейтисты теряют ближайших… весь же оркестр, стеная, отшвыривает размеры и стуки сердец покуда полезно знать кто друзья тебе но и полезно знать и что нет у тебя никаких друзей… как полезно знать чего у твоих друзей нет – дружелюбней иметь то за что платишь
долой тебя сэм. долой и твои
ответы. гитлер не менял
историю, гитлер БЫЛ историей/ конечно
ты можешь учить людей быть красивыми,
но разве не знаешь ты, что есть
сила мощнее тебя, что учит
их быть легковерными – да она называется
задачной силой/ они дают каж-
дому задачу/ твоя незадача в том, что ты
хочешь лучшего слова для мира…
ты не можешь убить то, что живет, и рсчтв ни-
кто не заметит. история-то жива/
она дышит/ ну-ка брось эту чушь/
иди считай свою рыбу. мне пора. кто-то
пришел укрощать мне строптивую. надеюсь, они из-
влекли тебе легкое успешно, привет
сестре
люблю,
Рохля, Твой
Дружелюбный Пират
Мария на пловучей барже
в выжженной солнцем земле зима спит снежной головой на запад кровати/ Мадонна. Мария-Храмовница. Джейн Расселл[43]. Ангелина-Блядь. все эти женщины, их слезы могли б налить океаны/ в опустошенной коробке от холодильника, мальчуганы в пепельную среду готовятся к войне и к гению… тогда как затурканная архаичная цыганка – зевая – заливается в отрыжке и засекая котов и противостоя таракану размерами с крысу она едва выглядит и глядит свысока на свою чувственную арену