Гиммлер сообщал, что второго фронта не будет. В Женеве идут переговоры с Америкой и Англией о заключении мира, и близок час, когда эти страны выйдут из войны,
- Вот как! Что это… провокация или действительно так? - спросил вполголоса Иван Васильевич, следя за выражением лица инженера, который лучше его понимал язык.
- Все может быть, - сказал тот, разводя руками. - Второго-то фронта до сих пор нет…
Дальше Гиммлер говорил о том, что в эти решающие дни немецкие патриоты должны умножить свои усилия для ускорения победы над коммунизмом. Россия истекает кровью. Это последнее ее сопротивление. В заключение он приказывал распространять эти сведения и действовать, действовать… Подрывать мосты, уничтожать заводы, отравлять продовольствие, водоемы.
Закончил свою речь Гиммлер обычными хвастливыми лозунгами третьей империи, ну и, конечно, - «Хайль Гитлер!».
- Все! - сказал инженер.
- Пустой номер. Вторую этикетку вы тоже сняли? Иван Васильевич надеялся услышать что-нибудь о конкретных заданиях, с названием мест, с фамилиями людей, но их не было. Это был призыв вообще.
- Вторую этикетку мы сняли с очень большим трудом, - сказал инженер, показывая обратную сторону пластинки, - Такой клей… Надо отдать им справедливость, товарищ подполковник, - химики они замечательные.
- Не только химики… И как это все случилось?.. - задумчиво проговорил Иван Васильевич. - Трудолюбивый народ… и вот попал в фашистскую кабалу.
- Школы у них, товарищ подполковник, особые. С детства думать самостоятельно не учат. Такая педагогика. А это отражается на всем народе.
- Конечно, школа играет огромную роль. А вы откуда знаете, что у немцев думать не учат?
- Когда-то изучал историю педагогики. Собирался стать учителем.
Иван Васильевич взглянул на очень высокую, худую фигуру инженера и улыбнулся.
- Вас бы, наверно, ребята прозвали «дядя Степа».
- Совершенно верно. Меня и сейчас знакомые мальчишки так зовут, а некоторые еще и «Дядя, достань воробышка».
Позвонили из лаборатории и сообщили, что в ампулах, найденных в несгораемом шкафу аптеки, оказался препарат цианистого калия. Яд очень сильный и быстродействующий.
Предположение Ивана Васильевича подтвердилось. Шарковский отравился в машине, когда окончательно убедился, что разоблачен как немецкий шпион-разведчик. Теперь можно было со спокойной совестью идти с докладом к генералу и приступать к ликвидации всей банды.
31. Неожиданное посещение
Миша и Лена ничего не знали о происходящих событиях и, конечно, не понимали, что тревожит их гостя, почему он озабочен и с каждым новым днем становится все мрачней. Фамилию Казанкова, передавшего им письмо, они даже не слышали.
- Папа был на заводе, а письмо принес какой-то мужчина. Коля открывал ему дверь.
- Он не говорил, что зайдет за ответом? - спросил Григорий Петрович.
Лена повернулась к Мальцеву, и в ее детском, чистом взгляде можно было прочесть искреннее удивление.
- За ответом? - переспросила она. - Не-ет… По-моему, он ничего не говорил. Он только просил передать письмо папе. И больше ничего. А разве нужен был ответ?
- Дело не в этом. Один мой знакомый был командирован в Ленинград, и я с ним отправил письмо, - пояснил Мальцев. - Но я никак не могу его разыскать.
- Так он, наверно, уехал обратно?
- Нет. Мы должны были здесь встретиться.
- А он знал, что вы у нас остановитесь?
- Да. Я ему говорил.
- Тогда он вас найдет, Григорий Петрович, - уверенно сказала Лена.
- Меня беспокоит… Не случилось ли что-нибудь с ним?
В глазах у Лены мелькнула догадка и появилось выражение испуга, жалости и сочувствия.
- Ой! А что, если он ранен, Григорий Петрович? - сказала она. - Смотрите, какие все время обстрелы.
- Я тоже об этом думаю…
- Так вы поищите в больницах или в госпиталях. Хотите, я вам помогу? Надо в больницу Эрисмана сходить, потом есть Веры Слуцкой на Васильевском острове, потом имени Куйбышева. А потом… больше я не знаю. А госпитали во многих школах.
- Может быть… может быть, - задумчиво произнес Мальцев. - Просто не понимаю, куда он исчез. Но искать его не стоит, Алечка. Если он остался жив, то найдется сам, а если погиб… Ну, что ж… Мы же все равно ничем помочь ему не можем.
К обеду вернулся Миша. После похорон своего друга он сильно изменился. Всегда был необычно серьезен и малоразговорчив. Григорий Петрович это видел, но до сих пор почему-то не расспрашивал. И очень кстати. Миша чувствовал, что Мальцев косвенно виновен в смерти Васи, возненавидел его всей душой и боялся нечаянно выдать себя. Дверь открыла Лена.
- Он дома? - тихо спросил Миша, но вместо нее ответил появившийся в прихожей Мальцев.
- Дома, дома… Я вижу, друзья мои, что становлюсь вам в тягость.
- Да нет… Не в этом дело. Какая еще тягость! Мы же встречаемся только по вечерам, - сказал Миша раздеваясь. - Папа скоро приедет.
- Он скоро приедет, а мне, кажется, пора сматывать удочки. Боюсь, что мы с ним разминемся…
Миша понимал, что Мальцев говорит это просто так, для «красного словца», и никуда он не собирается, но Лена приняла всерьез.
- Неужели вы так и не дождетесь папу? Он будет очень огорчен. Не уезжайте, Григорий Петрович… - почти умоляюще сказала она.
- Я и без того загостился. Дел у меня здесь больше нет, в осажденном Ленинграде побывал. Это мне пригодится для будущих воспоминаний. Для истории… Да! Чуть не забыл, - спохватился Мальцев и достал из кармана бумажник. - Получил я литерную карточку из нашего ведомства и хотел вас угостить. Вот мы и сделаем это сегодня. Схожу сейчас в магазин, получу что-нибудь такое… приятное для желудка, и пообедаем на славу. Говорят, что можно даже праздничное вино получить. Коля, вы со мной рюмочку внутрь опрокинете?
- Смотря по тому, за что. За скорую победу?
- Ну что ж, можно и за победу.
С этими словами Мальцев оделся и вышел. Лена закрыла за ним вторую дверь и вопросительно взглянула на «брата».
- Ну, что же ты стоишь? - А что делать?
- Надо позвонить дяде Ване.
- Зачем?
- Как зачем? А если он уедет…
- Да никуда он не денется. Болтает языком.
- А литерная карточка?
- Вот это я упустил, - подумав, согласился Миша. - Насчет литерной карточки надо позвонить. Наверно, купил где-нибудь…
Стол в гостиной был уже накрыт для обеда. Каждый раз, когда Миша видел аккуратно расставленные тарелки и тарелочки, прибор и стеклянные подставки для него, чистую скатерть и салфеточки, солонку, разливательную ложку, он удивлялся. Зачем Лена это делает и как ей не надоедает каждый раз мыть посуду, прятать в буфет и вынимать все эти никому не нужные, по его мнению, вещи? Не проще ли разостлать на столе газету, есть из солдатского котелка или эмалированных мисок, а хлеб ломать руками. Неужели она всегда такая или это только на время, пока они изображают собой профессорских детей?
- Обедать ты сейчас будешь? - спросила Лена.
- Подождем его.
- А училище?
- Успею. Сегодня у нас практика.
Ивана Васильевича на месте не оказалось, но дежурный сообщил, что «дядя Ваня» минут через двадцать будет у себя.
Приходилось ждать. Мальцев скоро вернется, но никакой срочности не было, и поэтому Миша ничего не сказал дежурному, решив, что позвонит сам из автомата, когда пойдет в училище.
Лена ушла на кухню. Миша сел к пианино и от нечего делать одним пальцем начал подбирать «Раскинулось море широко…».
И вдруг в прихожей раздался звонок.
«Быстро же он вернулся», - подумал Миша, захлопывая крышку пианино и направляясь в прихожую.
На площадке лестницы стоял невысокий худенький старичок с аккуратно подстриженной седой бородкой, в очках.
- Вам кого? - спросил Миша, с любопытством разглядывая пришедшего.
- Мне Сергея Дмитриевича.
- А его нет.
- Нет? Жаль… А где же он? - спросил старичок, протирая очки.
Иван Васильевич предупреждал, что к Мальцеву могут приходить какие-то люди и следовало запомнить их внешность, все, о чем они будут говорить или спрашивать. Старик интересовался Завьяловым, но Миша почему-то решил, что он пришел к Мальцеву, и поэтому спокойно ответил:
- Папа уехал в командировку. Эти слова произвели на старичка странное впечатление.
- Что такое? - с удивлением спросил он, надевая очки и пристально разглядывая юношу,
- Я сказал, что он уехал в Москву, в командировку, - повторил Миша. - Чему вы удивляетесь?
- Чему я удивляюсь? А вот тому, что вы изволили сказать «папа», молодой человек.
- Ну так что? - ничего еще не подозревая, спросил Миша.
- То есть как что? Кто вы такой?
Неясная тревога охватила Мишу, и он сильно смутился. «Чего он на меня так пялит глаза?»
- Я? Кто я такой? А в каком это смысле?
- В прямом. Что вы тут делаете? - настойчиво спросил старичок.
- Живу.
- Очень хорошо! А почему вы здесь живете? Вы что, переселенец из другого района или у вас разбомбило дом?
- Ничего подобного. Я живу здесь давно.
- Как вас зовут, молодой человек? Миша растерялся.
- Николай, - ответил он, думая, что на попятный идти уже нельзя.
- Вот оно что… Не хотите ли вы мне сказать, уважаемый, что вы являетесь Колей Завьяловым, сыном Сергея Дмитриевича?
- Да.
- Ах, вот как!.. Я вижу, вы меня приняли за какого-то дурачка… Неуместные шутки, молодой человек. Николашу я знаю с пеленок и уж не настолько ослеп, чтобы не разобрать, с кем говорю.
В этот момент в прихожую вошла Лена. Только что из окна кухни она видела во дворе возвращающегося с пакетом Мальцева и пришла предупредить об этом «брата».
- Коля, это к нам? - спросила она.
- О-о! Да вы не один, - с явным издевательством сказал старичок. - Если не ошибаюсь, вы Аля? Дочь Сергея Дмитриевича?
- Да, я Аля, - простодушно подтвердила Лена.
- Очень мило! А теперь, молодые люди, скажите, пожалуйста, с какой целью вы меня мистифицируете? А? Кто вам дал такое право и что это все значит?