й голос как бы со стороны.
– Ты говоришь, – прошептал Тарен, – ты говоришь, что ты мой отец?
– Даллбен сдержал обещание, – тихо ответил Краддок. – Мой сын вернулся.
Глава четырнадцатаяКонец лета
Серые лучи слабого рассвета проникли в хижину. Огонь в очаге давно уже угас. Тарен тихонько встал. В ту ночь он спал урывками, слишком много было в голове мыслей, в которых он не мог разобраться. Изумленные возгласы Ффлеуддура, радостные вопли Гурги, объятия отца, которого никогда прежде не видел. Потом Ффлеуддур играл на арфе и пел. Бард был в ударе, и бедная хижина пастуха никогда не видела и не слышала такого веселья. Однако Тарен и Краддок сидели тихо, как будто пытались проникнуть в мысли и сердце друг друга. Потом все легли спать.
Тарен стряхнул с себя остатки сна, шагнул к двери. Тихо стояли и лежали овцы в своих загонах. Горный воздух овевал свежестью и прохладой. На каждой травинке сверкали капельки росы, влажные камни мерцали, как звезды, упавшие на землю. Тарен зябко поежился и плотнее укутался в плащ. Некоторое время он недвижно стоял на пороге, как вдруг почувствовал, что он не один. К нему подошел Ффлеуддур.
– Не спится? – весело спросил он. – У меня тоже что-то не получается. Слишком взволнован. На три мгновения глаз не сомкнул… э-э-э, ну, предположим, немножко больше поспал, но все равно мало. Подумать только! Ну и денек был! Не каждому случается найти родного отца в дикой глуши. Тарен, друг мой, твои скитания окончились, и окончились так удачно! Нам не надо теперь тащиться куда-то на озеро Ллюнет, и, сознаюсь, меня это радует. Теперь наши планы резко меняются, верно? По-моему, нам следует отправиться на север, в королевство Дивного Народа, и забрать с собой старину Доли. Оттуда махнем ко мне, в мое королевство, и попируем там на славу. Мне кажется, ты не прочь будешь потом поплыть на Мону и порадовать Эйлонви хорошими новостями. Твой поиск окончен, и ты теперь свободен, как птица!
– Свободен, как орел в клетке, каким меня хотел сделать Мордант! – вскричал Тарен. – Эта бесплодная гора уничтожит Краддока, если он останется здесь один хоть ненадолго. Ноша, которую он взвалил на свои плечи, слишком велика и непосильна для него теперь, в его возрасте. Я уважаю его за невероятное упорство, но не уверен, что могу признать его правоту. Его упрямство стоило жизни моей матери и чуть не погубило меня в младенчестве. Может ли сын любить такого отца, понять и принять дело его жизни? И все же, пока Краддок жив, я связан с ним узами крови… если в моих жилах действительно течет его кровь…
– Если? – запнулся Ффлеуддур. Он нахмурился и внимательно посмотрел на Тарена. – Ты сказал «если» так, будто еще сомневаешься…
– Краддок не врет, когда говорит, что он мой отец, – проговорил Тарен. – Он не обманывает, но я не верю ему. Вот как.
– То есть как это? – опешил Ффлеуддур. – Ты знаешь, что он твой отец, и в то же время сомневаешься? Ничего не понимаю.
– Ффлеуддур, неужто ты не видишь? – Тарен говорил медленно и с болью. – Я не верю ему, потому что не хочу верить! Тайно, в глубине души, я всегда, с самого детства, мечтал, что… что я, может быть, благородного происхождения.
Ффлеуддур сочувственно кивнул.
– Да, понимаю. – Он вздохнул. – Но, увы, родных не выбирают.
– Теперь, – грустно сказал Тарен, – моя мечта развеялась, и я должен о ней забыть.
– Его история звучит правдоподобно, – ответил бард, – но если в твоем сердце есть хоть малейшее сомнение… Что же ты собираешься делать?.. Ах, эта легкомысленная птица! Эта мошенница Карр! Будь она сейчас здесь, ты мог бы послать ее к Даллбену и все выяснить. Но я не уверен, что она отыщет нас в этом унылом и заброшенном месте.
– Заброшенном? – прозвучал голос Краддока.
Пастух стоял в дверном проеме. Тарен быстро обернулся, устыдившись своих слов и гадая, что из его речей мог услышать Краддок. Но если даже пастух и стоял здесь давно, виду он не подал. Лицо его было освещено улыбкой. Прихрамывая, он подошел к ним. Гурги плелся следом.
– Сейчас оно заброшенное, – сказал Краддок, – но вскоре станет таким же прекрасным, как было прежде. – Он положил руку на плечо Тарену и с гордостью поглядел на его спутников. – Мой сын и я, мы сделаем его таким!
– Я думал, – неуверенно начал Тарен, – я надеялся, что ты отправишься с нами в Каер Даллбен. Колл и Даллбен с радостью тебя примут. Хозяйство там богатое и станет еще богаче, если ты поможешь нам своим трудом и умением. Здесь земля совсем истощилась.
– Как же так? – Краддок насупился. – Оставить мою землю? Стать чьим-то слугой? Теперь? Теперь, когда у нас наконец появилась надежда? – Его глаза наполнились болью. – Сын мой, – сказал он тихо, – ты открыл не все, что у тебя на сердце. А я не сказал того, что томит меня. Счастье ослепило меня, и я не увидел, не захотел видеть правды. Слишком долго ты жил без меня и вдали от меня. Каер Даллбен – твой настоящий дом, и вряд ли эта угрюмая глушь заменит тебе его. Что я могу предложить тебе? Мертвую землю и ее хозяина, старого калеку…
Пастух говорил еле слышно, но его слова оглушили Тарена. Лицо Краддока окаменело, в глазах светились несгибаемая воля и гордость.
– Я не прошу разделить со мной мою участь, не требую долга от сына, который мне чужой. Мы встретились случайно. Мы расстанемся, если таково твое желание. Иди своей дорогой. Я не стану тебя удерживать.
Прежде чем Тарен успел ответить, Краддок резко повернулся и зашагал к овечьему загону.
– Что мне делать? – вскричал Тарен, с мольбой глядя на барда.
Ффлеуддур развел руками:
– Он не уйдет отсюда, это ясно. Теперь понятно, от кого у тебя твое упрямство. Нет, он не сдвинется с места. Но если ты хорошенько поразмыслишь, то поймешь, что тебе надо вернуться в Каер Даллбен. Выяснишь все у Даллбена. Он единственный знает правду.
– Я смогу вернуться сюда лишь к зиме, – ответил Тарен. Он окинул взглядом иссушенную землю, посмотрел на покосившуюся хижину. – Мой… мой отец стар, и у него осталось не много сил. А забот много. За дело надо браться сейчас, чтобы успеть закончить до первого снегопада.
Он умолк и понуро молчал. Ффлеуддур ждал. Гурги затих, лоб его собрался беспокойными морщинами. Тарен поглядел на друзей, и сердце его сжалось.
– Послушайте меня внимательно, друзья, – медленно выговорил он. – Ты, Ффлеуддур, если хочешь, поезжай в Каер Даллбен. Скажи, что поиск мой окончен, и объясни, как все вышло. Что касается меня, то мое место здесь.
– Клянусь Великим Белином, ты собираешься остаться в этой дикой долине?! – вскричал Ффлеуддур. – Несмотря на сомнения?
Тарен кивнул:
– Мои сомнения могут оказаться всего лишь плодом моего воображения. И все же я молю как можно скорее прислать мне весточку. Но Эйлонви ничего не сообщайте, только то, что я нашел своего отца. И все. – Голос его дрогнул. – Краддок нуждается в моей помощи, от этого сейчас зависит его жизнь, и я не могу ему отказать. Но чтобы Эйлонви узнала, что я сын пастуха?.. Нет! – в сердцах воскликнул он. – Этого мне не вынести! Попрощайся с ней от моего имени. Мы не должны с ней больше встречаться. Будет лучше, если принцесса забудет сына пастуха. Будет лучше, если вы все обо мне забудете.
Он повернулся к Гурги:
– А ты, лучший из друзей, поезжай с Ффлеуддуром. Мое место здесь, но тебе не обязательно хоронить себя в этой глуши.
– Добрый хозяин! – отчаянно вскричал Гурги, обнимая колени Тарена. – Гурги остается! Он обещал, он поклялся!
– Не называй меня больше хозяином! – отпрянул Тарен. – Я не хозяин, а простой пастух. Ты хотел стать мудрым? Здесь тебе не удастся набраться мудрости. Ты свободен. Живи. Эта заброшенная долина не начало, а конец.
– Нет, нет! Гурги не слушает! – зарыдал Гурги, зажимая уши. Он рухнул на землю и скрючился неподвижной лесной корягой. – Гурги не покинет доброго хозяина! Нет, нет! Он не уйдет, даже если его будут прогонять толкалками и пихалками! Никакие кричалки и прогонялки не заставят его уйти!
– Будь по-твоему, – сказал наконец Тарен, поняв, что ничто не сможет поколебать решимости этого преданного друга.
Когда Краддок вернулся, Тарен только и сказал ему, что они с другом Гурги остаются, а Ффлеуддур, к сожалению, не может дольше задерживаться.
Ллиан нетерпеливо перебирала лапами и готова была немедленно пуститься в путь. Тарен обнял ее могучую голову и зарылся лицом в густой пушистый мех. Гигантская кошка лишь жалобно мяукала. Молча пожали они с Ффлеуддуром руки друг другу. Тарен долго смотрел вслед медленно удалявшемуся барду, который то и дело оборачивался и махал на прощание рукой.
Оставив Мелинласа и пони привязанными под навесом, Тарен и Гурги принесли свои седельные сумки, где лежал весь их скарб, и положили в углу хижины. Тарен постоял мгновение, оглядывая потрескавшиеся стены и расколотый очаг с холодными угольями. Послышался голос Краддока, звавшего его на пастбище.
– Итак, – прошептал Тарен, – итак, мы пришли домой.
Через неделю-другую житья в этом безлюдном месте Тарен уверился, что жил бы не хуже, если бы исполнись тогда угрозы Морданта. Высокие серые скалы поднимались со всех сторон, окружая его, словно неодолимые стены гигантской клетки. Череда длинных однообразных дней, заполненных бесконечным тяжелым трудом, выстраивалась равнодушным частоколом, а сам он постепенно превращался в узника, теряющего даже свои воспоминания. Сделать надо было много, вернее, сделать надо было все. Землю приходилось заново очищать от камней, коряг и сорняков, хижина требовала серьезной починки, овцы – заботы.
Сначала он боялся рассветов, когда надо было, не выспавшись, вставать с соломенного тюфяка и возвращаться к непосильной работе, но вскоре обнаружил, что, как говорил Колл, надо нырнуть в нее, словно в ледяной поток, и тогда даже изнурительность труда будет только бодрить.
Вместе с Гурги и Краддоком он расчищал поле, выворачивал, обливаясь потом, громадные валуны и тащил их к хижине, где им предстояло пойти на починку развалившихся стен. Ручей, из которого пили овцы, пересох и тек еле заметной струйкой. Тарен расчистил и расширил русло, обложил берега камнями и укрепил крепкими кольями. Когда высвобожденный пенистый поток понесся с горы, Тарен, забыв обо всем, встал на колени, сложил руки лодочкой и пил, пил стылую воду. Первый же холодный глоток наполнил его душу изумлением, будто никогда прежде он не пробовал свежей ледяной воды.