Ветер свистит в ушах, с рёвом вертятся стенки воздушного кокона, там мелькают травинки, листочки, камешки, тельца крупных чёрных жуков.
Дударя вдруг стало мутить, но он отчаянно сдерживался, пока тошнота не прошла. Чтобы не смотреть на вихрь, от которого дрожит всё тело, он смежил веки и тут же узрел пляшущих красных светлячков, странные разноцветные образы на фоне скрывшей мир темноты.
Так продолжалось долгое время, пока вихрь вновь не стал опускаться. Рёв ветра усилился. Таргитаю в уши словно забили куски дерева, голову сдавили невидимые тиски, по плечам и спине колотят незримые дубинки.
Стенки вихря исчезли внезапно и резко. Невр с размаха грохнулся на жёсткую землю, покатился, клацая зубами, чувствуя под собой неровную, твёрдую поверхность.
Несколько раз больно ударился, плечи и рёбра протестующе взвыли. Наконец, он замер. Мир перед глазами перестал прыгать и греметь, как огромная детская побрякушка.
Таргитай с трудом поднялся, внутренне радуясь, что уже второй раз падает так удачно, что руки и ноги до сих пор не сломаны.
Вокруг простирается унылая пустынная местность. Лишь справа в небо упираются горные пики, словно выложенная древними исполинами стена. Невр не сразу понял, что именно кажется странным. Но потом как следует всмотрелся, и глаза от изумления полезли на лоб.
Свинцовые тучи нависают так низко, что, кажется, протяни руку и сможешь коснуться их раздутых серых боков. Облака лежат на каменном столбе. Со стороны кажется, это единственное, что не даёт небу рухнуть и придавить скудную мелкую траву вместе с Таргитаем.
Позади каменной фигуры простирается тьма, отгороженная едва заметным полупрозрачным куполом. Небесный свод, догадался дударь. Уж не сюда ли прилетал Олег за Первоскорлупой?
Свод накрывает землю целиком, но вот почему-то ещё и лежит на этой огромной каменной фигуре, столь похожей на человека.
Заметив в траве выпавшую во время приземления сопилку, нагнулся, пальцы цапнули дудочку.
В голове вдруг сама собой оформилась песня. Она уже мелькала до этого, но лишь сейчас проступила как нечто цельное. Резкая, пронзительная, настойчивая. Песня о герое, что пострадал за людей и принял на себя гнев богов. Всколыхнулись воспоминания о киммерах, распятом Степане и Зарине, которая утопилась не в силах вынести позор бесчестья.
Песня кричала о несправедливости и зле, царящем вокруг, о жестокосердии людей. О богах, что предаются наслаждениям в вирии, смотрят сверху на беды людей, желая лишь кровавых жертв, стравливая народы себе на потеху.
Он сам не заметил, как уже начал играть. Сперва выходило слабо, неуклюже. Но постепенно мелодия выровнялась, окрепла, и вот уже полилась более или менее добротная. Правда, ещё обтёсывать и обтёсывать.
Таргитай играл, глядя невидящим взором, а в мыслях снова возник прикованный к скале исполин, что подарил людям запретнуый огонь и обречён на вечные муки. Но теперь он свободен. Справедливость восстановлена хотя бы здесь.
Когда Тарх перестал играть, каменный столб перед ним шевельнулся, усталый голос произнёс:
– Как давно я не слышал музыки! Ты играешь так… красиво…
Невр изумлённо распахнул глаза. Каменный столб оказался ещё одним исполином. Лишь теперь Тарх рассмотрел, что могучий торс облегает плотная кожаная рубаха, спускается поверх портков. Плечи раздаются вширь так, что дудошнику пришлось повернуть голову сначала вправо, затем влево, чтобы их рассмотреть.
Велет стоит к нему спиной. Невр обошёл его, гадая, как этот гигант оказался посреди этой пустоши и стоит тут столбом.
Исполин оказался могуч. Распираемые мышцами ноги выглядят, как две тяжёлые колонны. На оголённом животе чётко очерчены валики мускулов, словно стенка из ровных камней. Бороду треплет ветерок.
Голову великан держит согнутой. Толстые, как брёвна, руки согнулись, локти над плечами смотрят в разные стороны, могучие кулаки прижаты к голове. Прямо на них… покоится клубящееся серое облако. Вровень с ним лежит и остальной покров неба.
Ступни велета погрузились в землю. Тем не менее он даже сейчас выше Таргитая на две головы. Веки прикрыты, великан дремлет.
Внезапно он распахнул глаза, и невр тут же ощутил на себе его взгляд – пронзительный, острый, но… до смерти усталый.
– Ты… – произнёс гигант. – Молодец… Добрая песня…
Таргитай от удивления потерял дар речи. Молча стоит, рассматривая велета, машинально сравнивая свои мышцы с его мускулами, что выглядят, как куски скалы. Плечи великана могли бы закрыть отверстие для городских ворот. Длинные светлые волосы спускаются ниже плеч, местами потемнели, висят слипшимися патлами.
– Ты, должно быть, побывал у Промета, – произнёс велет. Голос прозвучал так, словно вздохнули горы, которым тысячи лет. – Этот безумец расплачивается за кражу огня… но всё же он… мой брат. Хоть и дурень.
– А ты кто? – спросил Таргитай с любопытством.
Он приблизился, но взгляд то и дело перебегает на черноту за Краем земли. Словно устыдившись, посмотрел на исполина.
Тот взглянул строго, и тут же раздался непонятный скрежет, будто сдвинулись колёса десятка несмазанных телег. Это великан приподнял могучие руки вместе с плитой небесного свода. Гордо вскинув голову, он вперил презрительный взор в низкорослика пред собой. Облако над велетом поднялось, но небо вокруг продолжает висеть низко, как потолок в таверне у гномов.
– Я – Атлант! Мой отец – могучий Яфет! – произнёс исполин гордым, грохочущим голосом, одновременно приподнимая облако ещё выше. Мышцы от напряжения вздулись, но всё же ещё чуть приподняли эту неимоверную тяжесть.
Таргитай только теперь рассмотрел, что небо здесь напоминает сплошную испещрённую облаками… плиту. Сочленения в ней едва просматриваются. Куполом оно вздымается дальше. А здесь – лежит на плечах этого великана.
Невр вдруг заметил, что рот велета движется, губы что-то артикулируют. Он тряхнул головой, сообразив, что потерялся в своих мыслях.
– После того, как люди во главе с Зараном пошли против нас войной, мы проиграли, – с обидой продолжил Атлант. – Мы все – дети Рода, старшие! Но Род встал на сторону людей, предпочёл нам младших наследников! Поэтому нас заточили в подземном царстве. Меня же поставили сюда держать небосвод!
– А Промет? – спросил Таргитай. – Почему он решил помогать людям?
– Промет… – произнёс Атлант глухо. – Он нас предал. Но оказалось, Род не торопился делать людей наследниками и хозяевами всего! Даже огонь им не дал. А Промет встал на их сторону и вот поплатился.
Атлант покачал головой, лицо побагровело от ярости. Он взревел, словно громадный медведь. От широкого, как взбитая подушка, облака над головой с испуганными криками разлетелись ласточки.
– Даже имени его не помнят! – прорычал Атлант, глядя на птиц, будто это их вина. – Брат обречён на вечное одиночество и боль.
– Мы с друзьями встречали Святогора, – сказал Таргитай осторожно. – Говорили с Горыней! Неужто им удалось бежать из темницы?
Атлант покачал головой. С тоской посмотрел на чёрную бездну за сияющим куполом, словно хочет туда прыгнуть и покончить со своим бременем.
– Да, Род заточил не всех. Только тех, кто сражался против людей. А остальные… ушли в горы. Святогор тоже отсиделся. Не стал биться… Он из самых первых… его сила и его братьев… помогла бы нам победить! Он раздавил бы людей, как букашек! Но теперь он просто доживает век в одиночестве.
Таргитай усиленно двигал бровями, морщил лоб, будто что-то обдумывал. Наконец, поднял взгляд на исполина.
– Ты и Промет – пошли против богов! И теперь наказаны… – сказал он сам себе, будто понял нечто важное. – Числобог меня об этом предупреждал…
Атлант не ответил. Взгляд отсутствующий, мыслями далеко отсюда.
– Есть и другие… – буркнул он. – Сизиф, Тантал… хоть эти двое и люди… Но боги всех сокрушили! Обрекли на вечные муки. Я хотя бы держу на плечах небо. А Сизиф? Он же катит дурацкий камень на гору, и всё зря, всё зря…
– Нет хуже наказания, чем изнурительный труд, – с готовностью кивнул Таргитай. – Труд – вообще наказание… Другое дело – полежать на солнышке!
Велет смерил его взглядом, осуждающе покачал головой, тряся нечёсаными волосами. Таргитаю показалось, что с них посыпались снежинки. Он запоздало понял, что это перхоть, и только теперь, пошевелив носом, учуял, что от Атланта вообще-то несёт, как от стада козлов. На всякий случай отошёл в сторону, но подул ветер, и тяжёлый запах достал и здесь.
– Труд может быть в сладость! – проворчал великан. – Ужасно другое – когда у тебя есть надежда. В самый последний момент она рассыпается в прах. Сизиф надеется, что рано или поздно вкатит камень на гору. Тантал – что сумеет дотянуться до яблок и утолить голод, что грызет его внутренности. Надежда – самая страшная пытка. Но она же и не дает опустить руки. Боги – изощрённые изверги… Надежда – их последний дар людям. Но на самом деле – проклятие.
Помолчав, Атлант вдруг сказал:
– Вот и с тобой мне боги прислали надежду.
Он прищурился, кожа вокруг глаз собралась лучиками морщин. Губы тронула улыбка, которая тут же утонула в бороде.
– Как тебя звать? – вопросил он.
– Таргитай, – с готовностью представился невр.
Он вдруг почувствовал, что в мочевом пузыре скопилась тяжесть, на которую прежде не обращал внимания. Поведя взглядом вокруг, но потом снова посмотрев на исполина, он решил, что лучше пока потерпеть. Да и ветер всё время меняется, дует то с одной, то с другой стороны.
– Доброе имя, – произнёс велет. Он задумчиво закатил глаза, словно пытаясь понять, нет ли в нём скрытого волшебства. – Сами боги прислали тебя ко мне.
– Ну да, – кивнул Таргитай, – Числобог. Это он… прислал. Сначала отправил к Промету, потом к тебе.
Атлант покачал головой, в глазах недоумение.
– Не слышал о таком. Наверное, из новых. Род время от времени убирает старых богов, новые приходят сами. А в разных землях у нас у всех и вовсе разные, иногда диковинные имена! Перуна, к примеру, в южных землях у моря кличут Аресом. А ещё южнее – Индрой.