– Пировать на одну монету, конечно, можно, – согласился хозяин и вытер жирные пальцы о фартук. – Только вот комнату за неё дам в сарае с мышами.
– Это ещё почему? – упёрся Степан.
– Потому что другого постоялого двора здесь нет, – доходчиво объяснил хозяин. – А ещё потому, что, если будете спорить, вас выкинут к хреновой бабушке. Ещё не было такого, чтоб чужестранцы учили меня, сколько брать за еду и ночлег.
Степан растянул губы в волчьем оскале, пхнул Таргитая. Тот кинул мужику вторую монету.
– Держи, – проговорил бородач великодушно. – И вели отнести в комнату горячей воды. Вымою ноги и постираю портки перед сном. А ты потом, чтоб сэкономить, можешь сварить на этой воде суп. Твои завсегдатаи сожрут и попросят добавки.
Всё это он проговорил, глядя хозяину корчмы прямо в глаза. Тот в ответ лишь усмехнулся и, сунув монеты в карман, ушёл назад к стойке.
Подбежал конопатый подросток, принялся сгребать со стола грязную посуду. Заставив поднос целиком, да ещё с горкой, он с трудом понёс всё это на кухню, балансируя, точно канатоходец, и стараясь не уронить.
Некоторые за столами с хохотом пытались ставить подножки, но парень героически донёс посуду до кухни.
Вернувшись, Гришкан быстро протёр столешницу тряпкой и вновь убежал, избегая подножек пьяных гостей. Правда, у самой двери в кухню поскользнулся и едва не сбил выходившую оттуда стройную девку с дымящейся лоханью.
Обругав неуклюжего подростка, она направилась к лестнице и с натугой принялась подниматься, стараясь не расплескать кипяток.
Таргитай проводил её восторженным взором. Потом посмотрел на сидящего с ними за столом мужика. Взгляд у бедолаги отсутствующий, глаза невидяще смотрят в серую каменную стену.
Перед ним опустевший кувшин, пальцы сжались вокруг глиняного стакана – там на самом донышке темнеет немного вина.
Мимо прошёл грузный мужик, поперёк себя шире, хлопнул его по плечу. Раздался звук, будто шмякнули по деревянной доске.
– Эй, Малгак! – гаркнул он. – Хватит киснуть! Иди к нам, я угощаю!
Тот, кого назвали Малгаком, не шевельнулся. Грузный мужик пожал плечами и двинулся к столу на дальнем конце корчмы. Там человек пять с полными кружками горланят песни.
– Послушай, Малгак, – обратился к нему Таргитай, радуясь, что благодаря шуму голосов разговор слышно лишь им двоим да Степану. – У вас тут на людей нападает огромный волк. Где его искать?
– Мы посланцы царя Алкедона, – пояснил Степан, глядя в сторону кухни и нетерпеливо барабаня пальцами по столешнице. – Разыщем его и убьём. Да не царя, волка. Пока этот зверь не загрыз всю вашу деревню и соседние в придачу. Хотя в перспективе можно бы и царя… Этот зверь будет похлеще волчары…
Малгак поднял на них глаза. Дударь поразился глубочайшей скорби, что в них затаилась.
– Что у тебя случилось? – спросил он.
Внезапно Таргитай ощутил горе этого чужака, как своё. Словно на мгновение стал с ним одним целым и проник взором в самое сердце.
– Если мы чем-то можем помочь…
Степан мазнул по мужику равнодушным взглядом и вновь посмотрел в сторону кухни. На его голодном и хмуром лице так и читается: «Где уже, леший вас побери, жратва?!»
– Вчера это чудовище загрызло мою жену, – обронил Малгак потерянно.
Он стиснул в руке стакан, опрокинул в себя остатки вина. Его кадык медленно двинулся вверх и вниз. Он вытер рукавом рот.
– Где это случилось? – спросил дударь. Он говорит мягко, чуть ли не заглядывает в глаза с сочувствием. – Далеко от деревни?
Мужик махнул рукой невру за спину, указывая направление.
– Там… У соседки пропал хромой сын. Сама она вдова уже много лет. Сын – её единственная отрада, да и молодой ещё – только-только шестнадцать вёсен исполнилось.
Тем временем появился Гришкан с широким подносом. Кряхтя, переставил на стол тяжёлый, пузатый кувшин, блюдо с жареным поросёнком и пару мисок с парующей гречневой кашей. Вслед поставил две глиняные кружки и снова умчался на кухню.
– Продолжай, – поощрил Таргитай.
Малгак шмыгнул носом, нехотя заговорил снова, словно выталкивая из себя слова.
– Алёна пошла с ней, когда ещё было светло. По темноте в горы никто в одиночку не суётся. Если кто-то пропал, ходим искать гуртом. А тут… всё как-то быстро. Я тогда был в мастерской, не уследил…
Степан, слушая вполуха, принялся разрывать исходящее паром мясо. От поросёнка идёт одуряюще вкусный запах, от которого исчезает весь мир вокруг, кроме самого поросёнка.
Бывший разбойник вгрызся с голодным рычанием, принялся торопливо жевать, будто изголодавшийся зверь.
– Соседка вернулась позже… одна, – продолжал Малгак угрюмо. – Напугана до смерти, юбка с рубахой в крови. Говорит, волк набросился на Алёну прям на тропе – та шла первой. Она застыла столбом, сама не помнит, как вернулась. Её зверь почему-то не тронул.
– И что сейчас эта соседка? – спросил Степан, уплетая поросёнка и звучно чавкая.
Малгак посмотрел на него, и бывший разбойник сам вздрогнул от того, насколько потухший у него взгляд, полный отчаяния и горя.
– Она не встаёт с кровати. Зовёт то сына, то Алёну – просит прощения. Заливается слезами. Разговаривает с ними обоими. Я к ней заходил, слышал сам. Ум её помутился или на самом деле Алёнка ей с того света является, не ведаю. Ко мне вот не приходила.
Степан молча налил ему вина, и Малгак, помедлив, опрокинул чарку в себя. Со стуком поставил уже пустую на стол, сжал так, что едва не раздавил.
Таргитай принялся за еду. Вопреки обыкновению, не спешит, жуёт медленно, взгляд печален и задумчив. Он вдруг поймал себя на мысли, что раньше за думаньем его застать не могли. Это было любимое занятие Олега. Теперь всё приходится самому. И даже думать.
– Утром покажешь эту тропу, – молвил Степан. – Разыщем и убьём зверюгу. Отомстим за твою Алёну и всех, кого ещё сожрал. Сможете сделать из него чучело и спалить, чтоб не являлся за вашими душами по ночам.
– Я готов показать хоть сейчас! – встрепенулся Малгак. Во взгляде полыхнула злость, смешанная с болью. – А вы возьмёте меня с собой. Чтоб я первый вонзил в него вилы!
Степан сыто рыгнул, отодвинул пустое блюдо, где осталась только гора обглоданных костей от поросёнка, плеснул себе вина. Медленно и с наслаждением выпил.
– Завтра, – отрезал он. – Надо выспаться после дороги. А ты пока точи вилы, косу, спицы от вязания жены или что там у тебя есть.
Малгак посмотрел на Таргитая, тот ответил примирительным взглядом.
– Пошли, – проворчал Степан, поднимаясь из-за стола. Он зевнул во весь рот. – Если хозяин не прибрал в комнате и не притащил лохань с кипятком, я сварю из этого гада борщ и накормлю тут всех задаром.
Сон не шёл. Не давали покоя мысли о Мраке, который, возможно, прячется в этих горах и непонятно почему убивает людей.
Услышав раскатистый храп Степана, Таргитай выбрался из комнаты, тихонько притворив дверь. Перебросив перевязь с Мечом через плечо, прошёл через всё такую же шумную, полную народа корчму и оказался на улице.
Падающий из окон свет озаряет два неподвижно лежащих на земле тела. Тут же раздалось тихое ржание. Из темноты выдвинулась Сивка-Бурка, приветственно фыркнула. Тряхнув золотистой гривой, которая не так сильно заметна в темноте, посмотрела выжидательно. В больших карих глазах словно бы немой упрёк, что вот он здесь уже целый вечер, а до сих пор ничего не сделал, кроме как сидел в корчме.
– Знаю-знаю, – согласился Таргитай. – Сей же час и отправимся.
Он посмотрел на разбросанные тела. У одного из убитых на лице грязь, в которой почти целиком отпечаталось конское копыто. Невр удивлённо захлопал длинными ресницами, перевёл взгляд на Сивку.
– Это ты их так?
Кобылица в ответ тихонько заржала и мотнула головой. Таргитай ласково погладил её по морде.
За спиной раздались шаги, звуки нарисовали картинку выходящих из темноты троих мужиков. От них разит чесноком и салом, а ещё дударь ощутил запах кислого пива.
– Эй, богатырь! – сказал один, тот, что выше остальных. – Хороший у тебя конь.
– Мне тоже нравится, – хохотнул его низкорослый сосед.
– Отойди, – посоветовал третий. Голос у этого грубый, он на голову выше первого мужика, а плечи широки, как сарай у бабки. От него исходит запах трав, которых Таргитай не знает, он же не Олег, и чувствуется, что неспокоен, так и рвётся в драку, ждёт повод, чтобы ударить сильно и яростно. – И тебя не тронем, может быть.
Таргитай даже не повернулся, просто опустил голову. Когда шаги раздались совсем рядом, а от волны ядрёных запахов едва не стали слезиться глаза, невр резко ударил локтем. Там хрустнуло, он развернулся и нанёс ещё два быстрых и жёстких удара.
Все трое распластались на земле. Тот, что пониже, стонет и держится за сломанную челюсть. Ещё один зажимает разбитый в кровь нос. Самый здоровый лежит, глядя в звёздное небо застывшим взглядом. У него сильно кровоточит переносица. Кость прорвала кожу, и видно, что кусок пошёл выше – в мозг.
Таргитай повернулся к Сивке, сказал с улыбкой.
– Со мной ты в безопасности.
В ответ кобылица насмешливо фыркнула, мол, не смеши, я и сама за себя могу постоять.
Дверь корчмы распахнулась, на улицу вывалилось сразу человек десять. Все взлохмаченные, многих качает от выпитого.
Вперёд вышел коротышка с перебитым и неровно сросшимся носом. Оглядел три трупа на земле и двоих, что живы, но с разбитыми физиономиями.
– Что здесь за шум? – спросил он неприветливо. – Чужак, кто дал тебе право убивать наших сородичей?
В голосе послышалась закипающая ярость. Люди с радостным шёпотом потащили из-за поясов ножи. Лезвия заблестели в свете луны. Двое сняли с ременных петель плотницкие топоры.
Они уже двинулись вперёд, но Таргитай вскинул руку, красиво играя мускулами. Пальцы медленно потащили из ножен Меч.
Лезвие заблистало в ночи, рассыпая искры. Клинок сделался золотистого цвета, как волосы Таргитая.