Таргитай боли уже не ощущает, лишь безучастно смотрит, как умирает его оболочка. На лице Перуна читается неземное наслаждение – самое сладостное чувство воин испытывает, когда враг целиком в его власти, когда вершится долгожданная месть.
Обычный человек сначала сожжёт хату пленного врага, силой возьмёт жену и дочерей. Зарубит сыновей и стариков-родителей. Но Таргитай здесь один как перст, поэтому Перун всё возмещает жестокими пытками.
– Узри мою мощь, червь! – проревел бог войны. – Боги дают каждому ровно столько, сколько сможет вытерпеть! А ты теперь сам стал богом, поэтому вытерпеть сможешь очень много!
Увитое мышцами тело Перуна затряслось от хохота. Чёрная радость исказила лицо. Крепкие зубы обнажились в победном оскале. В глазах сияет неистовое торжество.
Бог войны занёс руку для нового удара. Металлический прут в его руке с силой взлетает и опускается на голову Таргитая, которая уже начала выглядеть, как кровавое месиво.
Внезапно могучая сила рванула невра назад в собственное тело. Он будто с разбега рухнул в ледяную воду. В тот же миг глаза его распахнулись, сердце застучало часто-часто.
Перун замер с занесённой для удара рукой. Отпрянул от неожиданности.
Таргитай тяжело встал с колен, распрямился. Медленно повёл плечами, и цепи с громким звоном упали на пол. В руках появилась привычная лёгкость.
Невр шагнул вперёд, глядя, как изумление застилает лицо Перуна ещё сильнее. В широко распахнутых глазах Таргитай увидел своё отражение – страшные раны на лице стремительно затягиваются. Исчезают с истерзанных пытками плеч, живота и груди. Кровоточащие, глубокие раны с вырванными кусками плоти заживают на глазах.
Теперь Таргитай выглядит как прежде – высокий, могучий, с распахнутой на груди душегрейкой. Золотистые волосы спадают на плечи. На лице, как два осколка неба, сияют чистые голубые глаза.
Он шагнул вперёд – и Перун попятился, всё ещё глядя с неверием.
– Ты прав, Странник, – произнёс Таргитай негромко, но в его голосе ясно ощущается нечеловеческая мощь. – Я теперь – бог. Ты больше не сможешь причинить мне вреда.
Перун замахнулся, но Сварог без усилия вскинул руку, блокируя удар. Схватив Перуна за предплечье, он толкнул бога войны в грудь, и тот, охнув, отлетел на добрый десяток шагов.
Обутые в сапоги ноги взвились в воздух, и Перуна бросило на широкую каменную плиту.
В глазах бога войны полыхнуло бешенство. Он рванулся, чтобы встать, но Таргитай молча поднял длань, и его швырнуло назад.
Перун охнул. На него будто навалилась незримая плита, придавив страшной тяжестью. Изо рта вырвался хриплый стон.
– Увы, я не смогу остановить эту войну, – произнёс Таргитай сокрушённо. – Как вижу, её хочешь не только ты. Её жаждут все эти люди. Они готовы рвать друг другу глотки, вспарывать кишки и лить кровь. Готовы убивать себе подобных ради наживы. Ради своей звериной натуры, что всё ещё берёт верх.
Перун молчал. Не в силах дольше сопротивляться могучей силе, с которой столкнулся в лице Таргитая, он распластался на плите. На суровое измождённое лицо снизошло умиротворение.
– Ты погрузишься в сон, – сказал Таргитай.
От голоса повеяло властью и мощью, которая в самом деле теперь может повелевать ветрами и заставлять горы переходить с места на место. Но не может решать за людей, чтобы ценили жизнь друг друга, не спешили её отнимать.
– Когда ты проснёшься, тогда и начнётся война, – молвил невр с грустью. – Надеюсь, спать будешь долго.
Посмотрев вокруг, он заметил, что отважная голубка, влетевшая в пещеру с ним вместе, успела натаскать в шлем Перуна травы, веток, начала вить гнездо. Сидит, нахохлившись, таращится на дудошника испуганными бусинками глаз.
Устало передвигая ногами, Таргитай побрёл к выходу. Дневной свет приближается, с каждым шагом делаясь ярче, всё сильнее слепит глаза.