рук Луки, не давая упасть в обморок. — Фаргв. В ответ услышала непечатную ругань. — Что тут? — подоспевший Джонатан имел встрепанный вид. — Срасти тонкий кишечник и позвоночник. Остальное потом, если сможешь. — Давай лучше его в стазис и в лазарет? — Нельзя. Он умереть пытается. — Понял, — целитель начал плести заклинание, — с тобой что? — Порядок, — ответила я, успела услышать насмешливое фырканье позади и всё-таки потеряла сознание.
***************************
Как хорошо просыпаться, уткнувшись носом в теплую шею. Секунда блаженства и осознание: во первых я не проснулась, а очнулась. Во вторых в меня вливают энергию. В третьих я, фактически, на ком-то сижу, уткнувшись ему в шею и этот кто-то — не Лука.
Меня прижали к себе чужие руки, не дав дернутся в сторону. — Спокойно, спокойно. Ты пришла в себя, это хорошо. Резкие движения делать в твоём состоянии — плохо. Услышав голос друга я присмирела и расслабилась, позволяя себя лечить. Можно не трепыхаться, свои. — Вот и молодец. — Как там маг? — пробормотала я. — Жив, увезли в лазарет. Тебя тоже хотели забрать, но у тебя нет повреждений, а только энергетическое истощение, а раненых много. — Где Лука? — Уехал с пострадавшими. — Можно странный вопрос? — Давай. — Ммм… Почему ты такой, как бы это сказать… — Тощий? — Ну… Очень стройный, — тело обретало чувствительность, и под попой было довольно… Костляво. По ощущениям. — Родовая особенность. Генетика. Брат, обе сестры, племянники, отец, дед — все такие. Это не болезнь, если ты об этом. Но если тебе неудобно, ты можешь пересесть. Тут тебе оставили что-то вроде одеяла, как пострадавшей. — Давай пересяду. Тебе, наверное, тяжело. — Мне то? Да я уже, можно сказать, надорвался. — Эй! Мы одновременно рассмеялись.
Всего за восемь дней возвели стену вокруг Каньято. Было бы быстрее, если бы маги недр не пробыли в госпитале первые три дня.
Вечером второго дня Лука забрал меня из общежития академии, увезя в квартиру, которую он снял. — Нам нужно поговорить, — Лука был хмур. — Наверное, — я сидела в кресле, поджав под себя ноги. — Я не хочу тебе дурного. Но то, что ты сделала сегодня, может как принести тебе богатство и регалии, так и навлечь большую беду. — Я понимаю, о чем ты. Пра-прадед говорил об этом. Только я не хочу ни того, ни другого, ни тем более — третьего. — Тогда тебе не стоит использовать эти знания и умения без самой крайней нужды. — А что, по твоему, крайняя нужда? — я заглянула в глаза инквизитору, думая о том, на сколько хорошо я знаю его, и на сколько он, на самом деле, соответствует моим представлениям о нём, — Что, скажи? Спасение чужой жизни — не крайняя нужда?
Он присел передо мной на корточки, и положил свою руку на мои, осторожно поглаживая мои пальцы. Руки его были теплыми, а мои от волнения стали ледяными. — Чужая жизнь, безусловно, важна. Но не стоит спасать других ценой собственной шкуры. Я могу понять, когда речь идет о твоих кровных родственниках — матери, отце, брате, ребенке. — У меня нет детей. — Будут. Когда нибудь у тебя обязательно будут дети. — У меня? Не у нас? — сама не знаю, зачем спросила. Спросила и сама испугалась того, что сейчас услышу в ответ.
Лука опустил глаза, помолчал некоторое время, не прекращая поглаживать мою руку, затем поднял глаза и снова заглянул в мои. — Ну, если ты захочешь… То когда нибудь будут у нас. Так вот, Катарина, ты можешь в случае опасности спасать тех, кто тебе близок, дорог, находится в ближайшем родстве. Касательно службы — спасать любого из нашей ячейки. Потому как мы друг другу тоже, в некотором роде, семья. Всё остальное — в пределах того, что даёт академия. Пожалуйста, услышь меня. Я понимаю, что ты хочешь помочь всем и каждому. Но из этого вряд-ли выйдет что-то хорошее.
— Зачем тогда это всё? Зачем дар, знания, и всё это, если я буду стоять и смотреть, как кто-то умирает, просто чтобы не запятнать себя подозрениями? — Увы, такова наша сегодняшняя реальность. Многие знания — многие печали. Слышала? — Слышала. Тогда к черту эту реальность. — Не дури. Давай на сегодня закончим этот разговор. Я надеюсь, ты меня услышала и позже поймешь правоту моих слов.
С того дня мы не возвращались к этой теме. По инициативе Луки меня отстранили от почетного патрулирования стройки, как пострадавшую. Три дня я и правда была не в состоянии даже создавать вид деятельности. К вечеру четвертого дня я почувствовала себя лучше и забунтовала: сам инквизитор активно участвовал в стройке и пропадал там до вечера. Поэтому три последних дня я уезжала с ним с утра, и хвостом бродила следом, изображая власть и закон, пока он что-то проверял, записывал и давал распоряжения.
Ещё через два дня после того, как Каньято обнесли стеной, маги и спецтехника должны были отбыть в следующий город. Пришло время прощаться.
Мы стояли за воротами пропускного пункта, на рассвете. Началась последняя луна лета.
Я вложила в ладонь Луки амулет, сделанный из птичьего черепа, наподобие того, что дал мне когда-то пра-прадед. — Не думаю, что это может пригодиться, — Лука с интересом разглядывал подарок. — Надень пожалуйста. Пока он на тебе, я всегда буду знать, что ты жив. И где ты. Маг хмыкнул, но спорить не стал. Надел амулет и спрятал за ворот. — Теперь твоя душа довольна? — Нет. — Почему же? — Не хочу тебя отпускать. — Почему же? — У меня дурное предчувствие. — Всё будет хорошо, я обещаю, — он легко поцеловал меня на прощание.
Я смотрела вслед уезжающей колонне, и не могла избавиться от чувства, что мы расстаëмся навсегда. А ещё что где-то в груди стало холодно. И пусто. Я пыталась гнать от себя дурные мысли. Пыталась. Но не смогла.
Тариинские хроники ч 28
Через неделю после возведения стены в городе частично сняли ограничения — стало возможным свободное передвижение, открылись мелкие лавки. Город оживал.
К сожалению, не во всех городах было так спокойно — из столицы и ещё пяти крупных и восьми мелких городов новости доходили тревожные — многие болели, число умерших исчислялось сотнями несмотря на все меры.
Звонил Лука, сообщил, что Лайру с детьми эвакуировали в Тселу. А вот Карл, муж Лайры, пропал. Тсела была небольшим городком в горах, в самом сердце Таринии. В силу расположения в долине, с единственным входом через ущелье, это место стало своеобразной "чистой зоной", убежищем. Правительство по мере возможности эвакуировало туда одаренных и членов их семей из зараженных городов и деревень, предварительно держа людей неделю на карантине. Бабушка уехала в Нугхом, который успели закрыть до того, как туда добралась болезнь.
Передвижение между городами опять запретили, а в последний день лета пришел приказ: 1. Уничтожать любого, кто попытается проникнуть в закрытый город на подходе к городу, не выясняя — заражен он или нет. 2. Уничтожать любого зараженного на любой стадии болезни, а так же любого, кто был в контакте с зараженным.
Началась учеба. На всех курсах, независимо от того, первый это курс или последний, ввели предмет, посвященный новому заболеванию.
Впрочем на первый курс в этом году поступило всего тринадцать человек, больше просто не было. Взяли даже девочку с очень слабым даром.
Мы продолжали посиделки с Джонатаном, Амирой и Станисом. Иногда болтали, иногда играли. Жизнь странная штука — в мире свирепствовала эпидемия, а мы сидели за высокой стеной и делали вид, что всё хорошо.
Меня, как представительницу официальной власти, раз в неделю отправляли дежурить на воротах. Чисто "декаративная" функция, как выразилась госпожа Кегелапан. Желающих войти не было, дураков выйти — тем более. Кстати с законницей мы так и не нашли общего языка, но держали "вооруженное перемирие", перебрасываясь порой при встрече колкими фразами в адрес друг друга.
В одно из дежурств на смотровой башне просигналили тревогу: к городу кто-то приближался. Я поднялась на одну из смотровых вышек.
Кто-то действительно двигался по дороге. Чуть позже стало видно — это был мужик, просто одетый — в широкие штаны и стеганные рубахи, которые носят деревенские работяги по осени в этих краях.
Мужик поднял руки в знак мирных намерений, а на предупреждающий окрик остановился.
— Заворачивай обратно! Приближение к городу запрещено законом! — отдал в громкоговоритель приказ боевой маг, дежуривший сегодня. — Я с Мэсина, тут недалече деревушка была. Все заболели да померли. А мы с женой переболели, живы остались. У меня жена рожает, разродиться не может. Помощь надобна. — Уходи. Иначе мы стреляем на поражение. — Так Сонька помрет моя. Поможите, Богиней прошу! — Выход из города запрещен. Подход к городу запрещён. Уходи, иначе я открою огонь. Мужик не послушал и двинул в сторону города.
— Сонька моя, Сонька помрет! И дитë! Понимаешь, ты, изверг! — мужик побежал.
Вспышка, на земле остаётся горсть пепла.
Ужас сковывает тело, ноги подкашиваются и я сажусь на деревянный пол прямо там, где стояла. Я знала про приказ, но не думала, что его вот так, буквально, исполнят на моих глазах. Богиня… Зачем это всё? За что?
Я пыталась дышать ровно, понимая, что иначе меня стошнит. Я была на вскрытиях, я оживляла мертвое, я резала и зашивала живое… Но это уже перебор.
Кто-то поднимался на вышку. Открыла глаза и подняла голову. И чуть не застонала от отчаяния — передо мной стояла Мейла. О да, вот только её мне сейчас и не хватало.
— Чего раскисла? Эй! — она опустилась на пол рядом со мной, — Военное положение в стране. А как ты хотела? — Это слишком. Не по людски. — Ты представитель власти. Закон для тебя должен быть впереди этики. — Я этого не хотела. — А я? Я этого хотела? — законница вытянула руку с протезом и пошевелила бионикой перед моим носом, — Думаешь, я о такой жизни мечтала?
Я помотала головой, не в силах отвечать. — А ты чего зеленая? — Тошнит. — Не беременна? — Мейла оглядела меня с подозрением. — Нет. Просто… Просто не каждый день у тебя на глазах убивают просто так. — Переболевшие маги могут распостронять заразу дальше. При этом выглядя здоровыми и, по сути, уже не являясь теми, кем были до этого. Откуда ты знаешь, что мужик не носитель слабой искры? Откуда ты знаешь, что он — не сосуд болезни? И что то, что он сказал про рожающую жену — правда? — А откуда я могу знать, что не правда?