Женщины у Трюффо излучают активность, которая и их самих, и окружающих ведет к трагическому исходу, но эта активность способна вдохновлять и восхищать. По словам режиссера, «женщина, ни в чем не утратив своей женственности, управляет мужчинами, чье общее качество – уязвимость… Всегда считал, что фабулу следует выстраивать только вокруг женщин, поскольку они ведут интригу более естественно, чем мужчины. Если бы я ставил вестерны, то, в отличие от Форда, у которого, когда нападают индейцы, женщины прячутся по углам, а мужчины сражаются, я бы никогда так не сделал. Ибо мне всегда казалось, что без женщин на экране ничего не происходит». Впрочем, вестерны он не любил – предпочитал детективы или любовные фильмы.
Трюффо прославился скандальным заявлением, что, подобно Гитлеру и Сартру, не терпит мужское общество после семи вечера. Он имел славу донжуана, хотя, по собственному признанию, становился обольстителем только на время съемок. Он влюблялся во всех своих актрис и влюблял их в себя, но к концу фильма обычно остывал, и любовь переходила в дружбу. В сущности, объект его любви был один – кино.
Его первые влюбленности и связи обернулись разочарованиями, сифилисом, манией ускользающей любви, которая, казалось, подстерегала его за углом в каждой юбке. Потом он женился на наследнице богатой семьи Мадлен Моргенштерн, она любила Трюффо и страдала от его измен. Сначала – с Жанной Моро, героиней «Жюля и Джима». Потом – с Франсуазой Дорлеак: с ней он пережил роман как раз на съемках «Нежной кожи». Более серьезные отношения сложились с ее сестрой Катрин Денёв, сыгравшей роковую авантюристку в «Сирене с „Миссисипи“». Режиссер и актриса прожили вместе три года и болезненно расстались. Следы пережитого через несколько лет проступили в «Последнем метро», где Денёв предстала в своей коронной роли, а потом – в «Соседке», снятой по мотивам этой старой драмы. Но там уже эхо прежней любви озвучила новая пассия режиссера – Фанни Ардан.
Мало кто из современных ему кинематографистов дождался от Тарковского похвалы, а в мизантропический перечень фильмов, которые он подверг разносу, вошли не только «Лолита» Кубрика и «Жизнь, любовь, смерть» Лелуша, но и такие шедевры, как «Тристана» Бунюэля и «Апокалипсис сегодня» Копполы. Досталось и Годару за «Жить своей жизнью». На этом фоне отзыв, данный «Соседке», по меркам Тарковского прямо-таки вдохновляющий: «Днем смотрели… фильм Трюффо с замечательной актрисой Fanny Ardant – фильм посредственный, но с хорошими актерами. А Ardant так очень и очень хороша». Сама же Фанни признавалась: «Был момент, когда фильмы Тарковского помогли мне жить. Помню, как выходила из темного зала и чувствовала, что становится легче».
Трюффо – один из самых моих любимых режиссеров, о нем мне всегда хотелось писать. Отчасти, конечно, это было связано с моим увлечением Катрин Денёв и ее сестрой. В «Нежной коже» Дорлеак играет стюардессу: стоя на трапе самолета в твидовом костюме, на тоненьких шпильках, в раздуваемом ветром шелковом платочке, она воплощает обаяние и загадку «новой волны». Каждый кадр этого черно-белого фильма – само изящество, какого кинематограф после 1960-х годов уже никогда не сможет достичь. Нежность кожи и хрупкость человеческой материи говорят о том, как трудно и практически невозможно сохранить равновесие чувств, избежать ошибок и обид.
«Нежная кожа» вышла в Каннах в 1964 году одновременно с «Шербурскими зонтиками», которые сразили наповал яркими красками, бравурной игрой поэзии, музыки и цвета. С триумфом создателя «Зонтиков» Жака Деми, ставшего победителем фестиваля, контрастировал необъяснимый, на первый взгляд, провал Трюффо: фестивальная публика и критика его не приняли. Хотя ни один фильм не лучше и не хуже другого: они просто разные, как разные Трюффо и Деми, Дорлеак и Денёв. Но их столкновение – фильмов и актрис – обозначило кризис «новой волны» и переоценку ее ценностей. В этой обновленной системе ценностей оказывается более уместна Денёв с ее классическим «монолитным» типом, чем Дорлеак с ее нервной изменчивостью.
Дорлеак вскоре погибла в автокатастрофе, и тогда в мир Трюффо вошла Денёв в образе «Сирены с „Миссиссипи“». Трюффо убрал из этого сценария детей, потому что взрослые сумели сохранить свою любовь. Мужчине впервые удалось открыть ребенка – простую, нежную душу – в самой женщине.
Вымышленная история как будто воплотилась в жизни. У Трюффо и Денёв возник семейный очаг в квартире, которую они сняли в Сен-Жермен-де-Пре. Трюффо называет себя самым счастливым мужчиной на свете. Однако они по-прежнему держатся на «вы» и не афишируют свои отношения. Как ни странно, пресса достаточно деликатна, и максимум, что допускает «Пари матч», – это фото на обложке идущей под руку пары под дождем и подпись «Трюффо и Денёв под одним зонтиком» (привет от Деми!). Трюффо получает отказ в ответ на свое матримониальное предложение. Денёв вместо этого заводит речь о ребенке, но именно к отцовству Трюффо сейчас не готов. Тем не менее еще год Франсуа с Катрин живут вместе. В ноябре 1970-го они едут отдыхать в Тунис – и вот там происходит разрыв. Трюффо впадает в депрессию, переезжает в отель «Георг V» и сутками не выходит из номера.
Не сразу объяснишь, почему он, знаток женской души, не сумел удержать Катрин. Почему он, так любивший и понимавший детей, воспротивился желанию любимой женщины иметь от него ребенка. У него уже было две дочери от Мадлен, и еще, незадолго до его смерти, родится третья от Фанни Ардан. Чем испугало его отцовство, когда он был в расцвете сил и поглощен серьезным чувством?
Трюффо только кажется безотказным покорителем женских сердец. На самом деле он ведет себя точно так же, как его герои-мужчины: кино Трюффо действительно стопроцентно авторское. Он тяжело переживает удар и причину видит в своей инфантильности по отношению к Катрин, которая оказалась ему «немного не по зубам». Встречаясь с ней потом в обществе, Трюффо раскланивался и избегал более тесного общения. Он был обижен, и она это понимала. Ей очень хотелось сниматься у лучшего французского режиссера, но она знала, что это невозможно. Во всяком случае, пока… Только в 1979 году Трюффо напишет в одном из писем: «С годами Катрин становится моим большим и настоящим другом». А в 1980-м они сделают вместе «Последнее метро».
В этой книге с кодовым словом «Тарковский» можно было ждать главы, где фигурировал бы Висконти, сыгравший столь большую роль в моей жизни. Но такой главы не будет – он герой отдельной книги, которую я выпустил недавно. Висконти – моя ролевая модель, мой идеал, а он недостижим. С Трюффо мне по-человечески проще. Тарковский же стоит посередине: могучий, как Висконти, и хрупкий, как Трюффо.
Путь домой
Этот путь начинается там,
где вагончик стрекочет по рельсам,
и его торопливый тамтам
тарахтит, оглушая окрестность.
У железного стоя столба,
мы почти что дошли до озноба,
от любви помешавшись слегка,
я и ты – шестилетние оба.
Темный угол под низким столом
называли почтительно домом,
а кустарник, что цвел за углом,
звали садом и чтили знакомым.
Посреди нежилого двора
алым чудом разросся шиповник.
Помню, там завязалась игра,
только чем завершилась – не помню.
«Андрей Рублёв». «Цвет граната»Тарковский и Параджанов
Запретили «Андрея Рублёва» потому, что он был неприятен с точки зрения фактуры, в нем не было привычного киноглянца…
Эмоциональность, которая лежит в начале его творческого процесса, доходит до результата, не расплескавшись. Доходит в чистоте, в первозданности, непосредственности, наивности. Таким был его «Цвет граната».
Только Тарковский и только Тарковский. Все остальное ложь, лишенная духовности и пластики. Эстетства и смысла… Завидую только тем, кто увидит «Зеркало». Все остальное бред!
«Андрея Рублёва» я увидел (и уже упоминал об этом), еще живя во Львове. То было одно из переломных впечатлений юности, которые заставили меня ринуться в опасное море кинематографа.
Прошло много лет. Кинофреска Тарковского стала иконой современной культуры, вокруг нее наплодилось множество мифов. Сравнительно недавно я летел на кинофестиваль в Касабланку и разговорился с соседом по креслу – породистым пожилым киргизом, профессором, преподающим строительные технологии в каком-то африканском вузе. Узнав, что я имею отношение к кино, он рассказал о своем студенческом приключении. Группу юных киргизов из московского строительного института пригласили сыграть «татаро-монголов» на съемках «Андрея Рублёва» во Владимире и Суздале. Их, прирожденных джигитов, не надо было гримировать и обучать искусству верховой езды. Парням дали хорошую ставку, заметно превышавшую стандарт оплаты для массовки, и они великолепно провели летние каникулы, став объектами пристального внимания местных девушек.
Мой собеседник за время долгого перелета выдал немало инсайдерской информации. Именно там и тогда возник роман Тарковского с Ларисой Кизиловой, работавшей помрежем. Пройдет еще не один год, прежде чем она станет его официальной женой, но в то время режиссер был связан браком с Ирмой Рауш, которая играла в «Рублёве» Дурочку. Когда Ирма приехала однажды в самый неподходящий момент, киргизу удалось отвлечь ее внимание от Ларисы, Тарковский оценил этот жест и приблизил к себе сообразительного статиста, даже придумал ему специальную должность.
Эта и другие истории, совершенно случайно услышанные в самолете, подтвердили то, что я уже понял за годы, которые посвятил кино. Великий кинематограф рождается, конечно, из одержимости, таланта, но и из человеческих отношений, атмосферы, живой жизни. Сакральное не падает с небес, а поднимается ввысь с грешной земли усилиями людей. Это отвечает глубинному смыслу фильма: просветленное, выстраданное искусство Рублёва выросло из прозы, грязи и жестокости реального мира, противостоя ему и вместе с тем будучи неразрывно с ним связано.