С самого начала итальянской поездки мы подружились с Сергеем и договорились, что будем жить в одной комнате, ведь советским туристам из соображений экономии и политической бдительности полагалось размещаться в двухместных номерах. Поднявшись в комнату однозвездочного флорентийского отеля с дивным видом на базилику и черепичные крыши, мы были на седьмом небе от счастья. Удобства в коридоре, ну и что? Смущало только биде, стоявшее у изголовья одной из кроватей. Сергей сказал: «Ну, т-тут нам придется бросить жребий, где кому сп-пать». Спать в обнимку с биде выпало мне. Мы тут же вышли на балкон, сели в кресла и под лучами заходящего солнца начали что-то сочинять: Сергей, вероятно, сценарий, я – стихи. Мы знали, что как раз в это время Андрей Тарковский, уже объявивший на пресс-конференции в Милане о своем решении остаться на Западе, выбрал Италию своей второй родиной.
Следующим пунктом нашего путешествия была Венеция. Мы подъехали на автобусе к Пьяццале Рома, прошли несколько десятков метров и сели на вапоретто, который повез нас по каналу Гранде на Сан-Марко. Но тут обнаружилось, что наш дружный коллектив потерял одну боевую единицу – не хватало пожилой дамы; кажется, ее звали Сара Абрамовна, и это еврейское имя усилило подозрение главы делегации Ускова: наверняка женщина «выбрала свободу» и намеренно оторвалась. Наша гидесса и переводчица Барбара имела связи с местной полицией; по ее настойчивой просьбе в небо над Венецией подняли вертолет и через громкоговоритель по-русски призывали советскую туристку подойти ко Дворцу дожей.
Именно там, на запланированной экскурсии, находилась вся наша группа, только ее руководителю было не до шедевров Ренессанса: Усков совсем спал с лица и уже мысленно готовился положить на стол партбилет за то, что недосмотрел и допустил такой страшный международный скандал. Между тем Сара Абрамовна, заглядевшаяся на красивую витрину и тут же потерявшаяся в венецианской толпе, испугалась не меньше Ускова. От страха никогда не увидеть родину она интуитивно нашла самый короткий пешеходный маршрут, который вывел ее через лабиринты сказочного города на Сан-Марко даже быстрее, чем наш величественно плывший по извилистому каналу кораблик. Когда мы после экскурсии спускались с высокой лестницы Дворца дожей, внизу нас уже ждала счастливая беглянка. Жаль, не сохранилось мое фото, запечатлевшее полное блаженства лицо Ускова: момент возвращения блудной дочери в лоно советской делегации был поистине историческим.
В сущности, то, что происходило, было готовое кино про неофитов, одним глазом заглянувших в западный мир. Оставалось только снять. Про то, как вся группа была озадачена проблемой покупки сапог для жены актера Сергея Никоненко. Как одна стукачка провоцировала всех выбраться ночью из отеля и пойти на тайную встречу с Иоселиани: «Я знаю, Отар ждет нас…» Как Сергей Бодров, когда нас одолела жажда, раскошелился в кафе на бутылку воды, разменяв купюру в пятьдесят тысяч лир, а ему подло дали сдачу с пяти тысяч…
Лишь в 1990-е годы такие фильмы стали появляться. Один из них – «Окно в Париж» Юрия Мамина. Другой снял Александр Галин; фильм начинается с того, как (смотри аннотацию) «советская профсоюзная делегация прибывает в Венецию». Экранизировал свои воспоминания и Бодров. Фильм назывался «Белый король, красная королева», и аннотация звучала почти так же, только со сменой геолокации: «Профсоюзная делегация, возглавляемая бывшей сотрудницей института марксизма-ленинизма Екатериной, прибывает в небольшой швейцарский городок». Сценарий сначала имел название «Русские», в нем ожили мотивы наших с Бодровым венецианских приключений. Но ушло время, пал железный занавес, тема русских за границей потеряла драматическую остроту и наполнилась новыми актуальными оттенками. Для большей смотрибельности в картину вмонтировали любовную интригу, но она оказалась не такой уж интересной.
С Сергеем мы общались и позже, но уже не так интенсивно, у каждого из нас была своя насыщенная жизнь. Чаще, чем с ним, я стал встречаться с его сыном, тоже Сергеем – талантливым парнем, защитившим диссертацию по теме «Архитектура в венецианской живописи Возрождения». Папа привел его в кино, дал эффектную роль в фильме «Кавказский пленник», а через год Бодров-младший снялся у Алексея Балабанова в «Брате», потом в «Брате 2» и приобрел культовую популярность. Перед президентскими выборами 2000 года газета «Комсомольская правда» изобрела слоган: «Путин – наш президент! Данила – наш брат! Плисецкая – наша легенда!» А осенью 2002 года Сергей вместе со съемочной группой фильма «Связной» погиб от схода лавины в Кармадонском ущелье под Владикавказом. Так он и остался навсегда кавказским пленником. Последний раз я видел его за год до этого в Венеции, где на фестивале показывали его фильм «Сестры». Он вел себя скромно, не выставлялся и не «звездил», хотя в это время был уже так знаменит, что его больше не называли, как поначалу, Сергеем Бодровым-младшим. Папа оказался в тени своего отпрыска.
Бодров-старший, пережив гибель сына, похоже, утратил былую легкость нрава, на его облике с тех пор лежит печать невосполнимой утраты. Спустя годы он стал президентом фестиваля «Зеркало», посвященного памяти Тарковского, – вот уж поистине непредсказуемый кульбит судьбы. И только совсем недавно я с удивлением узнал, что Бодров в начале своей кинокарьеры успел поработать на «Мосфильме» осветителем – и не где-нибудь, а на съемках «Сталкера»!
В той давней и самой первой итальянской поездке наша группа добралась и до Венецианского кинофестиваля. Там мы встретили Лору и Тонино Гуэрру, соавтора сценария «Ностальгии». Советских туристов, изнывавших от жары, жажды и безденежья, завели в исторический отель Excelsior. Курировавшая нас Барбара предупредила: не вздумайте присесть в баре хоть на минуту, здесь за стакан воды вы оставите все свои сбережения. Но счастье есть: Евгений Евтушенко, член официального жюри фестиваля, угостил всю компанию холодным белым вином. Никогда этого не забуду.
Не забуду и первое впечатление от отеля Des Bains, где Томас Манн писал «Смерть в Венеции», а Висконти снимал одноименный фильм. Спустя лет двадцать меня пригласят в жюри Венецианского фестиваля, и я буду жить в этом легендарном отеле, уже заметно к тому времени пришедшем в упадок. А еще через десять лет его закроют на долгосрочный ремонт и, кажется, превратят в доходный дом с апартаментами на сдачу. Не прошло и века, как легенда окончательно утратила связь с новой реальностью. Но мы этого пока не знаем.
Второй раз ступаю ногой на Лидо в 1988-м, том самом, когда сюда приехал Параджанов. Остров весь перегорожен и патрулируется конной полицией. В программе фестиваля – фильм Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа», проклятый католическими фундаменталистами. На их стороне – примкнувший к правому флангу Франко Дзеффирелли: узнав о том, что «Последнее искушение» попало в венецианскую программу, он снимает с показа свою картину «Молодой Тосканини».
Впервые я работаю в Венеции в международном жюри критиков – ФИПРЕССИ. На приз претендует «Маленькая Вера» Василия Пичула: это еще одна сенсация фестиваля, визитная карточка перестройки. С ней конкурирует картина Майка Ли «Высокие надежды». Вера против надежды. И та и другая поданы под знаком иронии: в одном случае – в адрес советского мещанства, в другом – по отношению к британским левакам, чьи марксистские идеалы не выдержали проверку жизнью. Трудный выбор для жюри. Голоса разделились пополам, и мой должен стать решающим.
Все ждут, что я отдам его «Маленькой Вере», и я тоже хочу поддержать этот фильм. Но мне страшно нравятся «Высокие надежды». И еще: я хочу сломать стереотип, согласно которому советские члены жюри автоматом голосуют за советский фильм (случай с Бондарчуком и «Ностальгией» – исключение, но опять же в основе было ложно понятое патриотическое задание). Я предлагаю разделить награду ФИПРЕССИ пополам – между «Маленькой Верой» и «Высокими надеждами». Такие решения не приветствуются, поскольку размывают ценность наград. Но ситуация особая и качества обоих фильмов выдающиеся. Предложение принимается.
Этот фестиваль запомнился также бурной премьерой фильма Педро Альмодовара «Женщины на грани нервного срыва». Мое знакомство с испанским режиссером произошло за год до этого на тогда еще Западно-Берлинском кинофестивале, где показывали его фильм «Закон желания». В нем причудливо соединились авторефлексия, жгучая мелодрама, однополая любовь и гендерные мутации. Я не был готов к такой сексуальной и жанровой экзотике. Потребовался как минимум год, чтобы осознать увиденное как эстетическое явление и понять, что «Закон желания» – это «8Ѕ» эпохи постиндустриального общества, победившей сексуальной революции и постмодерна.
А «Женщины на грани нервного срыва» оказались как бы продолжением «Дороги» и «Ночей Кабирии». Кармен Маура, муза раннего Альмодовара, – тоже отменная клоунесса, как и феллиниевская Джульетта Мазина, но не столь беззащитная. В честь венецианского показа устроили пышный карнавальный прием в казино на Большом канале. Альмодовар разодел своих «женщин на грани» во главе с Маурой в диковинные шутовские наряды; самой сногсшибательной выглядела горбоносая манекенщица Росси де Пальма с цветными рожками на голове, словно сошедшая с портрета Пабло Пикассо.
В жюри фестиваля входила Наталья Рязанцева – наш опытнейший кинодраматург, автор сценариев к фильмам Муратовой и Шепитько. Она была в затруднении: Альмодовар показался ей «Бунюэлем для бедных», талантливым, но не владеющим секретами художественной гармонии. Наталья делилась со мной сомнениями: если бы был приз за лучший эпизод, его бы несомненно получил классически разработанный комедийный скетч в аэропорту из этого фильма. А так – за что награждать? В итоге венецианское жюри все же присудило «Женщинам» приз за лучший сценарий. И это стало поворотным пунктом на пути испанского маргинала в мейнстрим и к его дружбе с Мадонной. А права на американский ремейк «Женщин» купила за баснословную сумму Джейн Фонда.