Тарковский и мы: мемуар коллективной памяти — страница 52 из 93

Сотни мировых звезд прошли по лестнице за почти восемь десятилетий существования Каннского фестиваля. Тысячи фотокоров в смокингах (эта униформа и для них обязательна) снимали их все эти годы, парясь и расталкивая друг друга. Телевидение, однажды заявив о себе в качестве главной силы современности, прочно заняло позиции у фестивального дворца и оккупировало все пространство вокруг, взяло под непрерывный обстрел.

В Каннах интересно все, однако главное значение имеет все-таки конкурс – отобранные фильмы и приоритеты жюри. Это не просто игра, где по определенным правилам выявляется победитель, и не только увлекательная интрига: за ней стоит некий глобальный сюжет развития кино как искусства и как медиа. Здесь формируется мировая кинематографическая мода. Здесь, как ни на одном другом фестивале, весома фигура председателя жюри, будь то Жан Кокто или Уильям Стайрон, Дирк Богард или Жанна Моро, Клинт Иствуд или Кейт Бланшетт. Именно благодаря президентской позиции Вима Вендерса, Бернардо Бертолуччи, Романа Поланского и Дэвида Кроненберга в Каннах получили поддержку принципиально важные тенденции, зажглись новые режиссерские звезды.


С 1962 года здесь появляются так называемые параллельные программы. Это «Неделя критики», где показывают режиссерские дебюты. Это «Особый взгляд», представляющий интересные фильмы, по своему формату не сумевшие вписаться в конкурс. Но если «Особый взгляд» все же остается частью официальной программы и формируется в значительной степени теми же самыми людьми, что и конкурс, то «Неделя критики» независима и готовится Французским синдикатом кинокритиков. После бурных событий 1968 года по настоянию левой творческой молодежи был создан еще более альтернативный «Двухнедельник режиссеров». Во всех этих программах нет официального конкурса, но участвовать в них порой престижнее и коммерчески выгоднее, чем в конкурсе Берлина или Локарно. И многие режиссеры и продюсеры предпочитают во что бы то ни стало быть именно в Каннах, пускай и вне конкурса.

У журналистов тут есть свои ритуалы. В свое время они очень полюбили Рауля Руиса. Бывший советник по кино Сальвадора Альенде, чилиец Руис эмигрировал, сделал карьеру во Франции и стал культовым режиссером. И вот перед пресс-показом любой картины (совсем не обязательно Руиса), когда гас свет, можно было услышать громкий вопль фанов «Рауль!» – и следовавший за ним взрыв хохота. Потом Руис ушел из жизни, круг поклонников режиссера сузился, новое поколение журналистов вообще с трудом представляет, кто это такой. Тем не менее иронический выкрик «Рауль!» на фестивальных пресс-показах по-прежнему звучит – как напоминание о старом добром времени и молодом хулиганстве.

Лучший период Каннского фестиваля – те самые шестидесятые, о которых мы столько раз по разным поводам вспоминали. Я был тогда подростком и восстанавливаю это легендарное время по доступным источникам, но иногда кажется, что сам бывал в ту пору на Лазурном Берегу и лицезрел расцвет европейского кино собственными глазами.

Он начался еще в конце 1950-х. В 1957 году в Каннах представлено три фильма трех крупнейших режиссеров: «Седьмая печать» Бергмана, «Канал» Вайды, «Ночи Кабирии» Феллини – великолепная манифестация подъема мирового киноискусства. Каннская программа 1958 года не была бы выдающейся даже при участии того же Бергмана («У истоков жизни») и Жака Тати («Мой дядюшка»), если бы в фестивальный сюжет не ворвался фильм Михаила Калатозова «Летят журавли». Татьяна Самойлова становится героиней каннского бомонда. Ее окружают Пабло Пикассо, Жан Кокто, Жан Маре и примкнувший к ним Сергей Юткевич, который, заседая в жюри, немало содействовал пересадке на советскую почву первой (и поныне единственной) «Золотой пальмовой ветви». Вместе с могучей, полной романтической энергии польской школой советское кино оттепели сильно преобразило мировой кинематографический ландшафт.

А что же Франция? Уже который год подряд молодой журналист Франсуа Трюффо громит Каннский фестиваль и пропагандируемое им дряхлое, обуржуазившееся «папино кино», прежде всего французское. И вот в 1959 году он сам оказывается в числе конкурсантов со своим режиссерским дебютом «Четыреста ударов». Год назад фестиваль отверг фильмы «Красавчик Серж» Клода Шаброля и «Лифт на эшафот» Луи Маля, с которых ведет отсчет французская «новая волна». Год спустя в Канны не попадает главный фильм «волны» – «На последнем дыхании» Жан-Люка Годара. Один Трюффо, самый ярый критик фестиваля, берет реванш за них за всех, получая каннский приз и титул лучшего режиссера. В том же 1959-м среди премьер – «Назарин», один из лучших фильмов Луиса Бунюэля. С конкурса в последний момент снята «Хиросима, любовь моя» Алена Рене – из-за боязни обидеть американцев: позорный эпизод в летописи Каннского фестиваля.

Зато 1960 год стал лучшим в его истории. Опять новый Бергман («Девичий источник»), опять Бунюэль («Девушка»). Жюри под началом писателя Жоржа Сименона объявляет оба фильма настолько совершенными, что «не берется их судить». Но главными героями становятся итальянцы. «Сладкая жизнь» Феллини вызывает нервную дрожь у цензоров и католической церкви, но после главной награды в Каннах канонизирована как художественная эмблема своего времени. Понятие dolce vita ассоциируется теперь с Каннским фестивалем, как и назойливые и беспардонные журналисты-paparazzi. В честь «Сладкой жизни» в отеле Martinez устраивается самая дикая вечеринка. Подражая Аните Экберг из фильма, купающейся в римском фонтане Треви, дамы бросаются в бассейн прямо в вечерних нарядах. На все это безумство печально взирает Джозеф фон Штернберг – режиссер, открывший и любивший Марлен Дитрих. Сама она, ни разу не посетившая Канны, в это время находится на закате карьеры.

Другой эмблемой этого фестивального года становится первая часть тетралогии Микеланджело Антониони – «Приключение». Я позабавился, прочтя, что реакция каннского зала на каннской премьере (почти непрерывный смех в сценах, «где ничего не происходит») почти совпала с той, что несколько лет спустя я наблюдал во львовском кинотеатре на показе «Затмения». Но есть разница: на следующий день оскорбленный Антониони, покинувший каннский просмотр вместе с Моникой Витти, получил письмо от ведущих кинематографистов и писателей с признанием, что «Приключение» – лучший фильм фестиваля, прорыв в проблематику и эстетику нового времени.

Несмотря на триумф западного модернизма и мощную конкуренцию, фестиваль 1960 года нашел возможность отметить и достижения советского кино с его «оттепельным» гуманизмом. «Баллада о солдате» Григория Чухрая и «Дама с собачкой» Иосифа Хейфица награждены с формулировкой «Лучшее участие» (имеется в виду самое впечатляющее представительство национальной кинематографии).

С тех пор по основным призам Каннского фестиваля можно изучать главные вехи истории кино: совпадений больше, чем расхождений.

В следующем десятилетии список значительных фильмов, открытых и награжденных фестивалем, пополняется ежегодно, они тут же становятся культовой классикой: «Виридиана» и «Тристана» Бунюэля, «Леопард» Висконти, «Затмение» и «Фотоувеличение» Антониони, «Процесс Жанны д’Арк» и «Мушетт» Брессона, «Шербурские зонтики» Деми, «Пепел» Вайды, а также «Мать Иоанна от ангелов» и «Фараон» Ежи Кавалеровича, «Такова спортивная жизнь» Тони Ричардсона, «Пассажирка» Анджея Мунка, «Соблазненная и покинутая» и «Дамы и господа» Пьетро Джерми, «Сноровка» Ричарда Лестера, «Мужчина и женщина» Клода Лелуша, «Несчастный случай» Джозефа Лоузи, «Доктор Живаго» Дэвида Лина, «Птицы большие и малые» Пьера Паоло Пазолини, «Если…» Линдсея Андерсона, «Диллинджер мертв» Марко Феррери…

Новые режиссерские волны перекатываются из одной страны в другую и за пределы Европы тоже: это уже не только Франция, Великобритания, Польша, но и ФРГ, и Швеция, и Испания, и Венгрия, и Чехословакия, и Югославия, и даже Бразилия и США. В Каннах получают боевое крещение режиссеры новой генерации: Бу Видерберг, Фолькер Шлёндорф, Карлос Саура, Миклош Янчо, Александр Пе́трович, Глаубер Роша, Деннис Хоппер, Фрэнсис Форд Коппола… Это настоящий ренессанс киноискусства, пережившего свой первый взлет в 1920-е годы, а второй – через сорок лет. Он по инерции продолжается еще до середины 1970-х, но кризис 1968 года, когда в атмосфере молодежных протестов фестиваль был закрыт усилиями самих кинематографистов, стал водоразделом эпох.

Об этом переломном фестивале написаны тома воспоминаний. Франция охвачена волной забастовок и демонстраций, в Латинском квартале Парижа студенты строят баррикады и бросают коктейли Молотова, около сотни человек ранены. Звучат требования отставки Шарля де Голля. Министр культуры Андре Мальро увольняет главу Французской синематеки Анри Ланглуа. «Синематечные крысы» Годар, Лелуш, Трюффо, которые считают Ланглуа своим отцом и богом, осаждают каннский фестивальный зал и, выйдя на сцену, требуют прекратить фестиваль в знак протеста. Испанский режиссер Карлос Саура и его жена актриса Джеральдина Чаплин (дочь Чарли) повисают на занавесе, чтобы воспрепятствовать конкурсному показу собственного фильма. Милош Форман и Ален Рене тоже снимают свои картины с конкурса, а Луи Маль выходит из жюри. Многие французские кинематографисты, включая актера Мишеля Пикколи, покидают фестиваль, чтобы возглавить борьбу в Париже. Лозунги дня: «Хватит слов, к действиям!» и «Власть – молодым!». Возраст самого фестиваля – двадцать один год, момент совершеннолетия – соответствует подобным слоганам. В этой атмосфере фестиваль, на котором присутствуют Орсон Уэллс, двое из «Битлз», Моника Витти, Татьяна Самойлова и немало других знаменитостей, объявляется досрочно закрытым. Ни один приз в этот год так и не был присужден.

Пережив кризис, Каннский фестиваль ощутимо изменился: в нем поубавилось буржуазной светскости и прибавилось того, что сейчас называют политической повесткой. Именно тогда возникает альтернативная программа «Двухнедельник режиссеров», конкурс перестает быть единственным мерилом мировых тенденций. После 1968-го все очевиднее становится, что кино вступило в новый этап и пора прощаться с модернизмом в его самом радикальном авторском изводе.