В Роттердаме давали площадку для киноработ Олега Ковалова, Евгения Юфита, Ларисы Садиловой, Ренаты Литвиновой и российских авторов так называемого параллельного кино. Почти все эти фильмы крутились при полных залах; особенно поразила практика ночных сеансов, длившихся до утра. И вот где-то в пятом часу ночи фанаты во все глаза смотрели «Мать и сын» Александра Сокурова – можно ли такое забыть?
Первые роттердамские фестивали отличались невероятно дружественной атмосферой, каждого гостя привечали как родного. Кормили, поили в прекрасных китайских ресторанах, один из них – «Тайву» – стал практически фестивальным клубом, и его работники знали многих гостей по имени. Еще один был развернут в шатре специально для фестиваля, здесь готовили «бифштекс „Кроненберг“» и «салат „Кесьлёвский“». А в центре города на огромном панно были вывешены фотографии всех режиссеров, участвовавших в фестивале. Его завсегдатаем был Отар Иоселиани, а в более ранние годы сюда приезжали Тарковский и Параджанов. Но эпоха великих авторов подходила к концу, и Роттердамский фестиваль стал двигаться в сторону индустриального кино. Он по-прежнему идеально организован и широко популярен, а вот от былой интимности даже следа не осталось.
Еще один фестиваль, на котором успел побывать Андрей Тарковский и даже поработать там в жюри, – Локарно. Это было в 1972 году. Я попал в этот город на швейцарском берегу Лаго-Маджоре гораздо позднее, в конце 1980-х. Первое, что меня заинтриговало, – расположенная по соседству гора Истины (Monte Verita). Там, в городке Аскона (он известен также музеем современного искусства, созданным Марианной Верёвкиной, Алексеем Явленским и Паулем Клее), больше ста лет назад поселилась колония антропософов. Они практиковали мистические ритуалы, эротику, танцы под луной. На горе Истины собиралась европейская элита – от Германа Гессе и Ремарка до Ульянова-Ленина, от Юнга до Кропоткина и Троцкого, от Блаватской до Айседоры Дункан. Там сохранился Русский дом (Casa russa), там по-прежнему ощущаешь особый воздух и духовную энергию. Зарядиться ею можно и в соседних горных деревушках; в некоторые, такие как Раса, доберешься только по канатной дороге. Наградой будет волшебный стереоскопический вид на зеленые шапки гор, самый прекрасный природный фильм в 3D. Каждый год мы с Еленой непременно выбираемся в эту точку – место силы и оптического наслаждения.
У фильмов, которые показывают на фестивале, сильная конкуренция, ее приходится выдерживать. Кинофест в Локарно – третий по старшинству после Венецианского и Каннского. Главная здешняя привлекательность – вечерние показы на открытом воздухе на пьяцца Гранде, где на фоне гор и старинных зданий установлен самый большой в Европе экран (26 на 14 метров) с великолепной звуковой аппаратурой. Здесь расставляют тысячи стульев, и занять их надо заранее, не говоря уж о местах в окружающих площадь кафе, откуда тоже можно смотреть кино (конечно, если есть билет или аккредитация). Стулья жесткие, и кто привык к комфорту, может купить… назовем этот предмет подушечкой, она кладется на сиденье. Но что может быть комфортнее кинозала, где позволено пить вино, сидеть вместе с любимой собакой и вообще не смотреть на экран, если фильм наскучил, а обратить свой взор на звездное небо: ведь оно всегда прекрасно.
Этот кинозал способен вместить до десяти тысяч зрителей, но даже если собирается пять или шесть, это сильное зрелище. Оно особенно впечатляет, когда вечером сгущаются тучи и разражается гроза: если вы запаслись зонтиком, под громовые раскаты и блеск молний хорошо смотреть кинооперу или возвышенную трагедию Висконти (рядом с площадью, между прочим, стоит замок его предков). Но еще больше поражаешься, когда под проливным дождем показывают иранский фильм о девочке, пытающейся с помощью прохожих достать упавшую сквозь водосточную решетку денежку, которую ей дала мама («Белый шар» Джафара Панахи). Люди, мокрые и счастливые, смотрят это кино так, будто их приковал к стульям крутейший боевик.
Не будем обманывать: бывает, что перед ливнем пасуют даже истовые киноманы. Тогда их везут на автобусах в крытый зал и запускают кино там, но это уже совсем не то. Был такой год, когда по закону подлости дневная августовская жара разрешалась проливным дождем ровно в 21:30, как только загорался киноэкран. Тогдашний президент фестиваля богопослушный Раймондо Реццонико каждое утро молился покровительнице города Мадонне дель Сассо, прося ее о хорошей погоде.
Когда-то в Локарно успела побывать легендарная Марлен Дитрих, а ныне появляются актеры и актрисы, делающие погоду в современном кино. Увидев многотысячный зал пьяцца Гранде, приветствующий гостей овацией, обласканные славой знаменитости не могут сдержать восторга. Нет, такого они не видели в своей жизни.
И всё же настоящие звезды в Локарно – это не актеры, а режиссеры. Как пророка или поп-звезду встречали здесь Кена Лоуча, классика британского социального кино. Как-то после очередной премьеры на площади Лоуч пригласил, к ужасу организаторов фестиваля, всех (!) присутствующих на прием в Гранд-отель. На холме-лужайке перед этим великолепным зданием разместилась тьма народу, и до утра режиссер-демократ отвечал на любые вопросы. Даже такие: в чем смысл жизни и легко ли быть молодым в капиталистической Великобритании.
Фильм Светланы Проскуриной «Случайный вальс» завоевал в 1990 году «Золотого леопарда», главный приз Локарно. В международном жюри тогда заседал Александр Сокуров, и это многое объясняет. Сам он за три года до того получил здесь свою первую международную награду – «Бронзового леопарда» за фильм «Одинокий голос человека», а теперь приехал членом жюри и, судя по всему, сыграл заметную роль, поддержав соотечественницу. Показ «Случайного вальса», хотя и под крышей, сопровождала гроза, и несколько раз ломался проектор – видно, на счастье. Грозы бывали в Локарно и позднее, но счастье не повторилось: главных наград кинематографисты из России после этого больше не получали.
Начав эту главу с американских фестивальных маршрутов, мы переместились в Европу. Так произошло и в моей жизни. Я перестал ездить в Монреаль и Торонто, зато расширил круг европейских фестивалей. Многие из городов, где они проходят, вошли в число моих любимых. Например, Турин с лабиринтами его галерей, с туманной, мистической атмосферой, которая вдохновляла Дарио Ардженто и других кинематографистов, с «тоталитарными» скульптурами могучего мужика и столь же мощной бабы, памятными по многим фильмам. На центральных площадях города – славящиеся своим Большим стилем туринские кафе и бары, где можно выпить шоколадный напиток бичерин или бокал красного Martini (этот алкогольный бренд возник именно в Турине). А вот и кинотеатр Riposi, где показывают фестивальные фильмы; однажды во время сеанса он загорелся и серьезно пострадал.
Фестиваль в Турине фокусируется на молодом кино, но славится еще и ретроспективными показами и выставками. Напротив главной фестивальной площадки высится шпиль Mole Antonelliana, одного из самых высоких зданий в Европе, первоначально предназначенного для синагоги. Теперь в его огромном пространстве разместился лучший в Европе музей кино. Можно подняться на прозрачном лифте в купол на высоту 167 метров и увидеть по дороге целый фильм на десятках экранов, размещенных на разных уровнях и проносящихся перед глазами. А можно возлежать внизу на кушетках и, глядя на эти же экраны, ощущать, как расширяется, а потом спрессовывается кинематографическое пространство и время, как фильмы всех эпох начинают существовать синхронно. В клеточках электронного панно, запечатлевшего главных актеров столетней истории кинематографа, на мониторах загораются их лица, с ними можно взаимодействовать, вступать в отношения. Можно «войти в кадр», скажем, «Космической одиссеи» Кубрика и увидеть себя рядом с ее героями. И тут же – афиши «Сталкера» Тарковского, «Леопарда» Висконти, «Земляничной поляны» Бергмана. В классический мир расцвета и заката европейской культуры врываются фрагменты из «Матрицы» и «Звездного десанта» – так воинствующе эклектично скомпонован Туринский киномузей.
Каждый раз, когда бываю здесь, испытываю восторг с примесью горечи. Ведь музей такого уровня мог быть и в Москве. Его прообраз – музей под началом легендарного киноведа Наума Клеймана – просуществовал полтора десятка лет, став неформальной образовательной школой для целого поколения российских кинематографистов: Звягинцева, Хлебникова и многих-многих других. Но это были только просмотры и ретроспективы; помещения для фондовых коллекций в таком богатом городе, как Москва, не нашлось. В 2005 году у музея, созданного по инициативе перестроечного Союза кинематографистов, отобрали и кинозалы. Помимо российских режиссеров, киноведов, синефилов, в длившейся целое десятилетие борьбе за сохранение московского музея участвовали такие корифеи мирового кино, как Бернардо Бертолуччи, Квентин Тарантино и Тильда Суинтон. В конце концов музей открылся в одном из павильонов ВДНХ, но без Клеймана; люди, руководящие им теперь, имеют смутное представление о том, какой должна быть современная синематека. Пример Парижа, Берлина, Лондона или Турина – не для них.
У меня нет сомнений, чем завершить фестивальную тему. Кодой должен стать фестиваль в Сан-Себастьяне. Согласно легенде, Бог долго разглядывал карту Земли и раздумывал, в каком бы ее уголке поместить Рай. За размышлениями Бог задремал, и карта выпала из его рук, улетев с небес и приземлившись аккурат в том месте, где теперь расположился Сан-Себастьян, или, по-баскски, Donostia.
Это действительно райское место. Город выстроен на берегу бухты в форме морской раковины, окруженной лесистыми холмами и опоясанной песчаными пляжами; один из них так и называется – Конча, то есть Раковина. А главный приз проходящего здесь кинофестиваля – «Золотая раковина»: долго думать не пришлось. Бухта почти замкнута со стороны океана, и, чтобы его увидеть, надо подняться на один из холмов – Игельдо, где расположен старый парк аттракционов, или Ургуль, на котором воздвигнуты храм и огромная фигура Христа, возвышающаяся надо всем городом. Общее впечатление от Сан-Себастьяна – это словно бы уменьшенная копия Рио-де-Жанейро, хотя скорее уж Рио копирует уютную европейскую модель в космическом латиноамериканском масштабе.