В новой картине мы видим вроде бы ту же проблемную пару, что и в предыдущей, только героя, поэта с мировым именем, играет не приглашенный актер, а сам Рейгадас, его жену – реальная жена режиссера, монтажер Наталия Лопес, а действие опять разыгрывается в доме, который они для себя построили.
Почти документальный реализм взрывается погружениями в мучительные состояния героев. Они живут в полиаморном союзе, впуская в свою интимную жизнь третьих лиц и страдая от этого. Они заново экзаменуют авангардные формы отношений, опробованные их предшественниками еще в начале и в середине ХХ века. Да и гораздо раньше: недаром камера внимательно вглядывается в гобелен, где изображены галантные игры двухсотлетней давности. Повторяется уже знакомый мотив про мексиканских интеллектуалов, перенявших западные ценности и пытающихся вернуться к корням своей культуры. Рейгадас отслеживает этот процесс с глубоким личным сопереживанием и в то же время с язвительной самоиронией: не в последнюю очередь «Наше время» – это комедия ошибок.
Нури Бильге Джейлан и Карлос Рейгадас – два самых ярких последователя Тарковского в современном кино. И оба органично вписаны в свою культуру – турецкую и мексиканскую. Оба начали активно работать в самом начале века, оба достигли серьезных высот, после чего испытали кризис, которого не удалось миновать, наверное, ни одному режиссеру-автору (Тарковский не исключение: для него кризисной точкой стала «Ностальгия»). Кризис – непременный этап художественного развития; только пройдя через него, можно двигаться вперед.
Я познакомился с обоими режиссерами в 2012 году, когда они были на подъеме, приближаясь к пику своей творческой формы. Более того, мне удалось пригласить их на фестиваль «Зеркало» памяти Андрея Тарковского, куда я пришел работать программным директором в тот памятный год. Особенно плотно пообщался тогда с Рейгадасом и был поражен его несходством с другими знакомыми мне режиссерами. Он был очень радикален в своих оценках, например: «В своем большинстве мексиканское кино – это мачизм и мелодрама. Обязательно на экране будут девушки-индианки, но самая красивая все равно белая». Из испаноязычных классиков Рейгадас выделяет Бунюэля, особенно мексиканского периода, Карлоса Сауру – до 1975 года. И Берлангу, автора антифранкистского фильма «Палач». Ценит Эйзенштейна за то, что он делал чистое кино, и считает пропагандистский посыл в его фильмах вторичным.
Рейгадас принадлежит к поколению талантливых мексиканцев, среди которых наиболее известны Алехандро Гонсалес Иньярриту, Альфонсо Куарон и Гильермо дель Торо. Вот что сказал о них Карлос: «Это была группа друзей… которые прорвались и вывели нашу киноиндустрию из кризиса. Мы вышли не из киношкол, мы пришли в кино более демократическим путем. Этих ребят больше, чем вы назвали. А каковы наши отношения – это мне самому до конца не ясно. Я бы сказал, что мы дружим, но не дружим на экране: уж слишком разные наши фильмы». Действительно разные: Рейгадаса пока трудно представить постановщиком голливудских блокбастеров.
Еще один режиссер из новой мексиканской плеяды – Амат Эскаланте. Обладатель наград за лучшую режиссуру в Каннах и Венеции тоже приехал на фестиваль «Зеркало» и даже возглавил жюри. Он подтвердил, что существует некая поколенческая общность в кругу мексиканских кинематографистов. Тут даже можно говорить о двух поколениях. Куарон, дель Торо, Иньярриту чуть постарше; помоложе – Эскаланте с Рейгадасом. «Мы все друзья, старшие товарищи нас поддерживают, а мы их уважаем. Все мы исходим из того, что у каждого свой голос и нет общих путей. Да, в своем стремлении покорить большой Голливуд некоторые мексиканцы идут на жертвы и определенные компромиссы. Мы с Карлосом не столь мотивированы подобными целями. Хотим снимать на родине более личное кино, скорее востребуемое европейскими фестивалями… А вот у еще более старшего поколения мексиканской режиссуры этот успех нередко вызывает что-то вроде ревности».
Эскаланте был ассистентом Рейгадаса на «Битве на небесах», и в том же самом 2005 году появилась его дебютная картина «Кровь». Хотя они перекликаются стилистически и по атмосфере, дальнейшие фильмы показали, что у Эскаланте другие цели и ориентиры. В его работах больше насилия и трансгрессии, они более жанрово окрашены.
Тем удивительнее, что Эскаланте – большой поклонник творчества Тарковского. «Мне стыдно себя сравнивать с Тарковским, – говорит Амат. – Но он действительно меня вдохновлял и продолжает это делать. В своем творчестве он всегда ищет новые выразительные средства, и я, пересматривая его фильмы, всегда нахожу в них новые потрясающие детали, сильные эмоции и мощную визуальность. Первый фильм Тарковского, который я увидел на большом экране, – „Ностальгия“, затем „Иваново детство“, и оба меня глубоко впечатлили. Но особенно часто я обращаюсь к „Солярису“ с его удивительным сплавом психологической реальности и фантазии. В нем присутствует то, что невидимо, чего не расскажешь словами, что есть самая большая тайна. Работая над своим фильмом „Дикая местность“, я опять пересматривал „Солярис“. Эта картина вводит зрителя в транс, почти гипнотизирует его. И „Зеркало“ я снова пересмотрел – и еще раз восхитился тем, как Тарковский конструирует свой художественный мир».
Коррида(Мексиканское воспоминание)
Это зрелище для слабонервных —
все равно что табак староверу.
Колыхание запахов серных
извергает из ада химеру —
несуразную голову бычью,
обезумевшую от увечья.
Первой кровушки мало обычаю,
а вторая пойдет – человечья.
Этот зверь до предсмертного часа
помнил пышное тело коровье,
то, что позже пустили на мясо,
приписали к скота поголовью,
а теперь и головушку бычью
растерзает клинок чемпиона
под вопеж начиненного дичью
человечьих существ стадиона.
Эту землю, пропахшую потом,
в котлована пылающем чреве,
поручили страстям и заботам
искушенных и в рыке, и в реве,
в тавромахии, в магии черной,
в муках плоти и в музыке смерти,
поручили толпе, отлученной
от публичных забот милосердья.
Говорят, что большое искусство,
говорят, что лихая забава.
На устах кровожадно и вкусно,
а на деснах полынь и отрава.
Под ликующий скрип колесницы
увозили обмякшую тушу.
А потом мясники и мясницы
отводили за ужином душу.
«Зеркало»Тарковский, его семья и малая родина
Может быть, кино – самое личное искусство, самое интимное…
«Зеркало» – антимещанское кино, и поэтому у него не может не быть множества врагов. «Зеркало» религиозно.
И, конечно, непонятно массе, привыкшей к киношке…
Когда отец это увидел, он сказал матери: «Видишь, как он с нами расправился». Он сказал это с улыбкой, но, наверное, его что-то задело там. Они только не заметили, как я сам с собой расправился, – только как я с ними расправился.
Этот фильм должен быть подобен сну, в котором человек ощущает себя старым, ясно осознает, что жизнь прошла и самый важный водораздел им уже пересечен.
«Зеркало» – не первый и не последний из российских фестивалей, где я работал отборщиком или программным директором. Сначала был ММКФ, потом «Кинотавр», потом фестиваль «Дух огня» в Ханты-Мансийске, «Послание к человеку» в Петербурге… Несколько лет мы с продюсером Сергеем Сычом делали мини-фестиваль «Эйфория» в московском кинотеатре «Ролан». Интересно развивался проект международной премии «Восток – Запад. Золотая арка», над которым я работал со своим старшим товарищем, талантливым драматургом и настоящим интернационалистом Рустамом Ибрагимбековым.
Было время, когда фестивали по всей стране росли как грибы, да и сейчас их немало. Каждый уважающий себя город и регион считал вопросом престижа запустить кинофестиваль, причем международный. Однажды я зашел в приемную Союза кинематографистов и увидел на столе секретаря бумагу. На ней было написано: «Жюри: Стивен Спилберг, Бернардо Бертолуччи, Катрин Денёв… Запасной состав: Жан-Люк Годар, Николь Кидман, Ларс фон Триер…» Сильно удивившись, я спросил: «Это что, жюри предстоящего Каннского фестиваля?» «Нет, – прозвучало в ответ, – это жюри нового фестиваля „Янтарная пантера“ в Калининграде. Хотим, кстати, пригласить вас принять в нем участие».
Выяснилось, что актриса Александра Яковлева (стюардесса из «Экипажа» Александра Митты), занимавшая тогда пост заместителя мэра Калининграда, решила организовать там кинофестиваль и записала в жюри весь звездный Олимп мирового кино (ничего об этом проекте не подозревавший). Фестиваль просуществовал пару лет, никто из мировых знаменитостей туда не приехал, и он благополучно почил в бозе. Я ухитрился однажды посетить Калининград и даже прошествовать вместе с фестивальной экскурсией к утопавшей в грязи могиле Канта. Говорят, сейчас многое там изменилось, но в ту пору город явно не был готов к приему Спилберга и Николь Кидман.
Более живучим оказался придуманный Сергеем Соловьёвым международный фестиваль кинодебютов «Дух огня». Меня пригласили на должность программного директора, и я не без удовольствия проработал несколько лет, вдохновляемый духом места – сибирского города Ханты-Мансийска. Уже при подлете самолета к местному аэропорту (это обычно происходило глубокой ночью) открывалась удивительная картина: пальмы на снегу. Эти искусственные неоновые деревья сияли яркими разноцветными огнями, светом был залит весь город даже ночью (здесь не экономили электроэнергию), и можно было рассмотреть красивые синие дома с зелеными крышами, стилизованные под юрту, но со всеми прибамбасами современной архитектуры. Как будто посреди тайги отгрохали Потсдамер-плац – хорошо знакомый завсегдатаям Берлинале новейший архитектурный комплекс в стиле постмодерн.