Это было в самом начале 2000-х годов. А совсем незадолго до этого город выглядел грязным и убогим, там не было даже тротуаров; основной жилищный фонд – бараки для ссыльных, оставшиеся со времен ГУЛАГа – печальной достопримечательности этого сурового северного края, Югры. Молодой шофер, возивший фестивальных гостей, рассказал, что ушел служить в армию, а вернувшись через два года, не узнал город. Здесь пахло не только богатством, но и хорошим вкусом. Даже отремонтированные бараки выглядели как добротные исторические памятники, естественно вписались в архитектурный пейзаж.
Иностранные гости, впервые приехав в Ханты-Мансийск, в изумлении говорили, что это «смесь Финляндии и Кувейта», и были совершенно поражены суперсовременным Центром искусств, прекрасными кинозалами, гостиничными и спортивными комплексами. А к третьему фестивалю здесь построили великолепный дворец для гала-просмотров. Что ни вечер, в огромном фойе-атриуме гостиницы «Югорская долина» собиралась компания кино- и рок-звезд, веселье длилось до утра, подогреваемое горячительными напитками. Водка лилась рекой и во время выездов в тайгу на традиционные ханты-мансийские стойбища. Там можно было встретиться с реликтовыми представителями старого уклада, посидеть в чуме, полюбоваться народными танцами и отведать национальных блюд (оленина, строганина и прочее), покататься на собаках и оленях, а почетным гостям даже предлагали поохотиться на фазанов. Татьяне Самойловой, приехавшей представить фильм «Неотправленное письмо» к столетнему юбилею Михаила Калатозова, подарили лисий полушубок, остальным пришлось потратиться на зимнюю экипировку самим. Но даже те, кто не собирался раскошеливаться на дорогие меха, внакладе не остались: всем участникам фестиваля выдали по паре валенок и лыжному костюму. Своим солидным бюджетом и щедрым гостеприимством фестиваль был обязан губернатору Александру Филипенко и спонсорам-нефтяникам.
Двенадцать лет я занимался формированием международной программы «Духа огня». За это время утопающий в снегах Ханты-Мансийск посетили кинематографисты со всего мира – от культового режиссера Леоса Каракса, возглавлявшего жюри, и любимой бунюэлевской актрисы Бюль Ожье до совсем молодых, начинающих. Здесь получили свои первые награды Бенедек Флигауф, Кирилл Михановский, Пётр Буслов и Аслан Галазов. Таежная экзотика создавала отличный контрастный фон для актуального фестиваля, а название «Дух огня» соотносилось не только с мифами северных народов, издавна населявших эти края, но и с современным авторским кинотворчеством. На моих глазах за несколько лет в Ханты-Мансийске выросло поколение зрителей, готовых смотреть неформатное авторское и проблемное кино. А ведь сначала люди, приходившие в кинозалы, были в полном недоумении: они даже не подозревали, что такое кино существует.
В Ханты-Мансийске я – впервые со времен конфликтной комиссии – столкнулся с давлением цензуры. Вместе с основателями фестиваля Сергеем Соловьёвым и Марией Зверевой мы пережили в 2009 году острейший момент – показ и награждение фильма Павла Бардина «Россия 88», посвященного молодежным националистическим движениям. Эта картина вызвала недовольство в высоких сферах, но мы показали ее на «Духе огня», а международное жюри решило наградить главным призом. И тут выяснилось, что это решение ставит под угрозу само существование фестиваля: его финансирование зависит от местных властей, а те не хотят никакой фронды и, главное, не хотят ссориться с вышестоящим начальством.
Жюри возглавлял оскароносный режиссер Хью Хадсон. Мария Зверева, большой дипломат, объяснила ему особенности нашей страны, переживающей трудный этап становления демократии, на что гость, классический по типу британец, ответил: «Если на вас давит власть и вы ею недовольны, изберите других». Стало понятно, что Хадсон не любитель компромиссов. Но все же жюри «вошло в ситуацию» – и картине Бардина дали второй по рангу спецприз с денежным вознаграждением, эквивалентным главному призу. И это вроде как всех устроило.
Прошли годы. Я уже не работал на «Духе огня», а готовил программу для другого фестиваля; он проходил в Петербурге и назывался «Послание к человеку». Со своим новым фильмом к нам приехал Паоло Соррентино, мэтр итальянской режиссуры. Раньше мы не встречались, и перед началом показа я чисто из вежливости спрашиваю: «Вы первый раз в России?» – «Нет, второй, впервые был много лет назад». – «В Москве, в Петербурге?» – продолжаю светский разговор. Отвечает: «В Ханты-Мансийске». Вот уже чего никак не ожидал. «А что вы там делали?» И Соррентино начинает рассказывать, что когда-то в этом городе стартовал очень богатый фестиваль молодого кино, и все дебютанты мира устремились туда за фантастическими денежными призами, и он среди них.
Начинаю испытывать некоторую шизофрению. Разве не я сам делал программу этого фестиваля и приглашал гостей? Или это мне приснилось? Почему не помню никакого Соррентино? И только через несколько минут в сознании проступает вся картина. В январе 2003 года я сформировал программу первого «Духа огня», куда среди прочих отобрал дебют никому тогда не известного Соррентино – фильм «Лишний человек». Приехав в Ханты-Мансийск, я тут же подхватил грипп и слег с температурой. Соррентино наград не снискал, про него вспомнили три года спустя, когда в конкурс Каннского фестиваля включили следующую ленту режиссера «Последствия любви». А «Лишнего человека» я вытеснил из головы, что, наверное, свидетельствует об отсутствии во мне кураторского куража. А может, дело в коварном вирусе.
На первом «Духе огня» воображение конкурсантов вспыхивало от суммы главной награды под названием «Золотая тайга» – 150 000 долларов. Такого не было нигде в мире, ни на одном фестивале! Когда эта куча «нефтяных» денег досталась чеху Петру Зе́ленке, даже не почтившему Ханты-Мансийск своим присутствием, некоторые режиссеры-конкурсанты впали в ярость. Приехав на второй фестиваль членом жюри, Зеленка признался, что сначала принял за шутку и присужденный приз, и существование самого фестиваля, и даже название города Ханты-Мансийска как такового. Только теперь он убедился, что всё чистая правда, и сполна получил причитаемое.
Произошло это, надо сказать, не без давления международной кинообщественности: о несвоевременной выплате долгов, преследовавшей «Дух огня» с самого начала, периодически писали зарубежные киноиздания. Вскоре денежные размеры призов резко упали, размах фестивального гостеприимства заметно ужался, что отвечало общему курсу на экономию и оптимизацию, на отказ от излишеств. Это еще можно было понять – но не то, что финансовые обязательства даже по скромным призам по-прежнему выполнялись со скрипом, с большими задержками или не выполнялись вовсе.
Не платили не только призерам, но и многим работникам фестиваля, даже синхронным переводчикам, и они стали отказываться сотрудничать с «Духом огня». Однажды на пресс-конференции по иранскому фильму пришлось воспользоваться услугами найденного в Ханты-Мансийске таджикского гастарбайтера: он кое-что понимал на фарси, только никак не мог осилить смысл часто повторяемого слова «культура». В конце концов обманутые переводчики обратились за помощью ко мне, и я решил обнародовать этот позорный факт в газете «Коммерсантъ»; переводчикам заплатили, но мне, как «предателю», вынесшему сор из избы, пришлось покинуть фестиваль.
Это произошло в 2014 году. Именно тогда, 1 марта (один из роковых дней российской истории), я испытал острое чувство приближения войны. В памяти застряли повесть Бориса Васильева «Завтра была война» и одноименный фильм, но казалось, к жизни моего поколения это не имеет никакого отношения. Затертое идеологией слово служило темой для анекдотов: «Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Потом пришли перестройка, «конец истории» и все такое. Про войну совсем забыли, если только не «какой-нибудь Ирак» или вечно проблемные Балканы. Но она про нас забывать и не думала. Токсины вражды копились и заполняли идеологический вакуум.
Мы сидели в Ханты-Мансийске в отеле «Югорская долина», по телевизору показывали заседание Совета Федерации, где была дана санкция на использование российских войск за рубежом. Глядя на каменные лица Валентины Матвиенко в ящике и Сергея Соловьёва в реале, услышав одобрительные комментарии некоторых коллег-кинематографистов, я подумал: «Началось».
Второй раз слово нагнало нас в 2022-м, тоже накануне марта. И с тех пор больше не отпускает.
Я ушел с «Духа огня» не без грусти, но без колебаний. С тех пор мы ни разу, даже случайно, не встречались с Серёжей Соловьёвым, вплоть до его смерти. Одной из причин, плохо повлиявших на развитие ситуации с фестивалем, стал уход губернатора Югры – Ханты-Мансийского автономного округа. Александр Филипенко рассматривал «Дух огня» как свое кровное детище, всячески его лелеял и поддерживал. Пришедшая ему на смену Наталья Комарова тоже привечала фестиваль, но гораздо более формально, в присущем ей стиле «холодной леди», которая дарит свою благосклонность, но душу не вкладывает. Ее право.
Я и после не раз убеждался, какое значение для фестиваля, проходящего в российском регионе, имеет поддержка местной власти. Даже если речь идет о таком великом городе, как Санкт-Петербург. С кинофестивалями ему не слишком везло. За свою жизнь я слышал о множестве проектов создания здесь «большого фестиваля», и практически все они провалились. В одном таком проекте я сам участвовал. Он назывался «Кинофорум», и съехались на него видные гости со всего мира, что не удивительно: Петербург летом – великолепное зрелище, никакое кино с ним не сравнится. Принимали по первому классу, селили в лучших отелях, для гостей устроили грандиозное шоу в Царском Селе. Хотя порой это и напоминало потемкинские деревни, уровень кинопрограмм и сопутствующих дискуссий говорил о серьезных фестивальных амбициях. И, возможно, они бы осуществились. Но… Валентину Матвиенко, которая лично курировала этот проект, перевели в Москву, в Питере появился новый губернатор со своими представлениями о прекрасном – и «Кинофорум» приказал долго жить. Единственным крупным фестивалем кино остался самый старый из питерских – «Послание к человеку»; он успешно развивается под началом Алексея Учителя, давно вышел из профессионального гетто документалистов и привлекает довольно широкую публику.