В этом значительная заслуга кинокритика и куратора Алексея Медведева, многие годы возглавлявшего отборочную комиссию «Послания к человеку». Он был мозгом и душой фестиваля, относился к нему как к любимому ребенку, которого надо пестовать, терпеливо и заботливо растить. Приходится говорить «был», потому что в 2023 году Лёши не стало, он погиб при так и не выясненных обстоятельствах: его тело нашли в Подмосковье под колесами поезда. Алексей отличался страстной натурой, его неравнодушие и темперамент перехлестывали через край. Он не признавал компромиссов и кожей чувствовал чужую боль, был из тех редких людей, кто, следуя завету Солженицына, жил не по лжи, а по совести. Таким всегда трудно, а есть времена – когда невыносимо трудно. Он и смерть ходили где-то рядом. И вот встретились.
До «Послания к человеку» Медведев успел год поработать программным директором фестиваля «Зеркало», а в 2012-м на его место пришел я. Фестиваль возник еще за пять лет до того, и про начальный этап этого культурного предприятия знаю только по рассказам, часто напоминавшим легенды. Тогда, в самом начале, президентом фестиваля была Инна Чурикова, у истоков организации стояла Марина Тарковская, сестра Андрея Арсеньевича, по Волге в честь кинопраздника пускали экскурсионные пароходы с иллюминацией.
Судя по воспоминаниям очевидцев, то был еще один «богатый» фестиваль, характерный для жирных лет, наступивших в России в первой декаде XXI века. Опять же, что важно: все проходило под патронажем губернатора Ивановской области, а эту должность в ту пору занимал Михаил Мень, сын легендарного священника. Он понимал значение Андрея Тарковского как духовного наставника и гения места: ведь режиссер родился в этих краях, с ними было связано его детство, так проникновенно воспроизведенное в «Зеркале». С 1990 года «Дни Тарковского» проводятся местными энтузиастами в Юрьевце, тогда же там создан его дом-музей. Но сейчас речь о большом международном фестивале, который возник гораздо позже.
Когда я на него попал, его президентом был уже Павел Лунгин, чьей главной идеей стало переместить «Зеркало», или, как его позднее назвали, «Тарковский-фест» из промышленного Иванова, где он проходил предыдущие пять лет, в Плёс. Туристические справочники говорят, что Плёс – самый маленький и самый живописный город России. Именно здесь в свое время проводил летние месяцы художник Исаак Левитан, здесь написаны его известные «волжские» картины, такие как «Тихая обитель». Мало того, существует миф, что и его шедевр «Над вечным покоем» создан в Плёсе, хотя на самом деле натурой для этого полотна, запечатлевшего божественный метафизический вид, стало озеро Удомля близ Вышнего Волочка. Но жители Плёса все равно убеждены в обратном. Основание для этого – очень похожий пейзаж, который открывается с плёсского холма. Он уникален для этих мест: поезжайте по Волге на десятки километров по течению или против – другого такого не найдете. Всюду плоские, довольно скучные берега, и только здесь – холмы, создающие ангельскую перспективу.
Совсем юный Андрей Тарковский, живший неподалеку, в Юрьевце в суровые военные годы и пробовавший силы в живописи, скопировал одну из картин Левитана, но попытка продать ее на рынке не увенчалась успехом. Эту историю вспомнила на открытии фестиваля Марина Тарковская. Ее рассказ всплыл в памяти через несколько лет, когда в Плёсе из прекрасного, созданного энтузиастами мемориального дома-музея Левитана украли несколько полотен. К счастью, они довольно скоро были возвращены.
В Плёсе фестиваль обрел другую, более поэтическую атмосферу, хотя и не утратил связи с Ивановом. Именно здесь, в лучшем кинотеатре города – «Лодзь», при переполненном зале прошел показ «Фауста» Александра Сокурова, награжденного «Золотым львом» в Венеции, именно здесь одному из главных наследников традиции Тарковского вручили почетный приз за вклад в кинематограф. Помимо Сокурова, в праздновании 80-летнего юбилея Андрея Арсеньевича участвовали еще два выдающихся режиссера из числа его последователей – мексиканец Карлос Рейгадас и турок Нури Бильге Джейлан, о которых я рассказывал в предыдущей главе. Оба, большие ценители русской классики, приехали «поклониться Тарковскому», Достоевскому и Левитану.
Жюри фестиваля 2012 года возглавил Роджер Кристиан, лауреат «Оскара» за художественный дизайн «Звездных войн», человек широких взглядов, не зацикленный на Голливуде. В жюри вошел также Андрей Звягинцев, а победителем международного конкурса стал фильм Сергея Лозницы «В тумане». К этому моменту Лозница уже был международно признанным мэтром документального кино и успел проявить себя в игровом. Пройдет еще несколько лет, и станет понятно, что он наряду с Виктором Косаковским и Виталием Манским* – важнейший киноавтор нашего времени, умеющий извлечь из документальной формы огромные художественные возможности.
В один из фестивальных дней гости отправились вниз по Волге из Плёса в Юрьевец, где некогда школьник Тарковский жил с матерью и сестрой Мариной. Там перед его домом-музеем один из почетных гостей посадил яблоню. Этот ритуал стал традиционным; через несколько лет здесь зацветет небольшой яблоневый сад.
В конкурсной программе были собраны лучшие произведения авторского кино. «Самая одинокая планета» американки Джулии Локтев снята в горах Грузии, где путешествует пара заокеанских туристов, – инопланетный пейзаж Сванетии, отображенный мобильной цифровой камерой, обращает героев к их исходным сущностям. Еще один фильм-путешествие «С четверга по воскресенье» представила чилийка Доминга Сотомайор, импрессионистичными штрихами раскрыв драму распада семьи. Аргентинка Милагрос Мументалер привезла фильм «Откройте двери и окна». Это меланхолическое кино о сестрах, живущих в фамильном доме, полном призраков прошлого: в нем сразу ощутимо «касание Чехова».
Моя кураторская идея состояла в том, чтобы показать, как современное авторское кино жестоко расправляется с нарративом. Такие неформатные фильмы редко попадают в национальный прокат, и единственной альтернативой остаются фестивали. Они-то и формируют культурное пространство, в котором появляются продвинутые и требовательные зрители, а иногда рождаются новые авторы и проекты.
Я много думал о принципах отбора на фестиваль «Зеркало». Имя Тарковского давит своей весомостью и строгими внутренними критериями, так что искать нужно было что-то, что не стыдно сопоставить с этим именем. С другой стороны, я сразу понял, что делать ставку на фильмы, полностью соответствующие стандартам и особенностям киномира Тарковского, не стоит. Поэтому, например, мы не взяли греческий фильм «Метеора» Спироса Статулопулоса, который формально отвечает эстетике Тарковского в классическом ее понимании: действие происходит в монастыре, речь идет о религии, о запретной любви между монахом и монашкой, причем монахиня еще и русская. Пейзаж величественный, древний монастырь как будто висит над землей… Но по своему строению фильм архаичен и, несмотря на хрестоматийные «тарковские» кадры, далек от источника своего вдохновения. Тарковский всегда был устремлен к поискам новой эстетики, а не к консервации старой.
В конкурсе 2012 года стихийно возник южноамериканский акцент, хотя он совсем даже не планировался. Во времена Тарковского в Латинской Америке тоже был всплеск кино – бразильская «новая волна», cinema novo. Потом случился затяжной кризис, но теперь кинематограф этой части мира опять на виду. Он сочетает тонкий психологизм и современное, нередко гротескное экранное мышление. Аргентинская и, шире, латиноамериканская школа высоко котируется в сегменте авторского кино.
И в Латинской Америке, и во всем остальном мире произошло резкое изменение гендерного состава режиссерского корпуса в пользу женщин. Это не только результат исторической победы женской эмансипации и феминистских движений. Раньше кинематограф – и режиссура, и операторская работа – считались мужской, физически тяжелой профессией, как летчик, строитель-монтажник или шахтер. А теперь, с современной мобильной съемочной техникой, женщинам гораздо проще влиться в кинематографический процесс.
Новое свидетельство женского бума в кино дал фестиваль «Зеркало» 2013 года. Два его самых престижных приза достались китаянке и словачке. Награда за режиссуру – Мире Форнай; ее фильм «Мой пес Киллер» погружает в атмосферу задворок Восточной Европы, где безработица и нищета ожесточают людей и провоцируют ненависть к местным цыганам. Острая социальная история разыграна как античная трагедия. Но главной фавориткой этого фестиваля стала Хуан Цзи, ее картина «Яйцо и камень» – феминистская драма о женщине, стремящейся отстоять свое достоинство в современном Китае. Поэтический язык этой ленты – со смелыми, иногда жестокими метафорами – в чем-то близок миру Тарковского, что, вероятно, и предопределило решение жюри, в состав которого входили генеральный секретарь ФИПРЕССИ Клаус Эдер и итальянская документалистка Донателла Бальиво, начинавшая свою карьеру монтажером Тарковского.
Между тем среди конкурсантов были более именитые режиссеры – например, Алексей Федорченко с этнографической лентой «Небесные жены луговых мари». Или немец Маттиас Гласнер с фильмом «Милосердие» – экранным психоанализом трагического случая на заснеженной ночной дороге. Действие происходит на севере Норвегии, за Полярным кругом, и почти круглосуточное отсутствие света становится метафорой «сумерек души». Настоящее северное сияние красок и открывающихся за ними эмоций – зрелище невероятно чувственное, похожее на галлюцинацию. Однако оно не способно преодолеть границу между физикой и метафизикой, да собственно к этому и не стремится. Современная операторская школа пользуется настолько изощренными технологиями, изображение настолько интенсивно, что первый план перекрывает второй, изображение становится самодовлеющим, уходят глубина и магия, которые были присущи классическому авторскому кино, и прежде всего – кинематографу Тарковского.
В конкурсе участвовали и другие ленты, проникнутые духом эксперимента. Ретронуар «Цвет хамелеона» болгарина Эмила Христова, пародирующий Джеймса Бонда и высмеивающий тоталитарный мир коммунистической Болгарии. Или австрийская анархистская фантасмагория «Солдат Жаннет» режиссера Даниэля Хёсла. Или «Чтобы не умереть» Энрике Риверо – живописно-поэтическая поэма на фоне удивительных пейзажей мексиканской провинции, размышление о смерти как части жизни и природного круговорота. Или, наконец, «