а иждивении вовсе не Ларисы Павловны, которая сама ничего не получала, сколько на заработки Анны Семеновны, получавшей крошечную пенсию и не разгибавшейся над шитьем. При этом Лариса, всегда акцентировавшая бедственное материальное положение Андрея и числившаяся в штате работников «Мосфильма», только один раз и очень недолго работала ассистентом режиссера на съемках у Володи Акимова.
А Андрей, как и требовалось, постепенно перестал общаться со всеми своими бывшими друзьями. Помню тот единственный раз, когда Высоцкий вместе с Мариной Влади был в гостях у Тарковских в Орлово-Давыдовском. Андрей тогда задумывался о Марине Влади как возможной исполнит тельнице роли Матери в «Зеркале». Высоцкий в тот момент был в полной «завязке», а потому помнится мне в тот вечер тихим и послушным. Он сидел за столом рядом с Мариной, которая почти все время мягко держала его за руку, и вел себя, прямо сказать, кротко или по-актерски подобострастно. Андрей был мил и радушен по-хозяйски, не испытывая никакого интереса к песням Высоцкого, которые я сама обожала. Для него это был только отголосок загульной юности — «а я люблю, мне очень нравится». Тем более, что Высоцкий хотел представить себя Тарковскому прежде всего поэтом, читал стихи — своего «Гамлета» — которые не произвели на него никакого впечатления, кроме вежливой доброжелательной реакции. Такое ощущение, что им обоим было ясно, кто за кем следует…
А вот, когда Лариса могла бы, по моим незрелым понятиям, спасая Андрея, пойти поработать в другие съемочные группы, то она ссылалась на Андрея, заявляла, что он «категорически против моей работы в других съемочных группах». Но, честно говоря, мне казалось, что сама она в первую очередь не имела ни малейшего желания оставлять Андрея хоть на секунду без своего бдительного надзора, тем более, что оснований для ревности и беспокойств у Ларисы было всегда достаточно. Ее страсть к труду тоже со временем показалась мне не слишком навязчивой. Зато страсть к интригам все более захватывающей. А деньги в разных количествах она постепенно научилась добывать для семьи другим способом, умудряясь при этом поставить Андрея в рабское положение перед собой как вечной своей спасительницей и страдалицей, творящей ради Него что-то уникальное и недоступное другим. Каждая ситуация представлялась так, что Андрей все более увязал в долгах… Почему-то, прежде всего, перед ней… А не перед теми, кто ссуживал им деньги…
Первое и, увы, по дурному знаменательное событие произошло еще в период все того же послерублевского простоя. Лариса позвонила мне очень встревоженным голосом и попросила приехать к ним как можно скорее. Она открыла мне дверь, выражение ее лица оставляло желать лучшего. Она была убита. «Что делать? Что делать? — восклицала она, помахивая каким-то письмом. — Ведь это убьет его!»
Затащив меня в комнату, Лариса в безнадежном ужасе рассказала, что письмо это из издательства «Искусство», которое требует от Андрея возвращения аванса, выплаченного ему за книгу «Сопоставления» в размере 1200(!) рублей. По тем временам это была огромная сумма.
К тому моменту я слышала что-то не очень внятное о намерении Тарковского писать какую-то книгу с известным киноведом Леонидом Козловым. И вдруг такой удар! Далее Лариса рассказала мне, что аванс взял только Андрей: «А Леня был умнее. Он ничего не взял и ничего не делал. Так что книга не состоялась. Но сама понимаешь, что в нашем положении Андрей не мог отказаться от аванса — а теперь, что нам делать? Ты понимаешь, что Андрей находится на грани самоубийства? И я не имею понятия, что делать? Где взять такие огромные деньги?» Тут у нее из глаз покатились слезы: «Господи, еще и это… Олька, что делать? Ведь Андрей этого не выдержит…»
Да, это было очень серьезно. Я сама стояла, как громом пораженная: «Лариса, надо срочно искать деньги!» «Нет, Андрей сказал, что ни за что, ни у кого денег не возьмет. Ты же знаешь, что с его гордостью это невозможно? Слишком для него унизительно!»
Да. Конечно. Тут она права. Тут я его понимала. Но, собственно, и денег пока не было.
«И, ради Бога, — продолжала Лариса, — не вздумай ему сказать, что ты что-то об этом знаешь… Для него это будет непереносимо!»
Не помню, каким образом я выкатилась из их дома. В висках только стучало от страха за него. Но куда бежать? Первыми, кому я поведала о новом нагрянувшем на Андрея несчастье, были мои родители. «Какие сволочи! Какие сволочи! — восклицал мой отец. — Правда, такие письма из издательства иногда пустая формальность, но как можно было послать такое письмо именно ему в таком положении?! Ну, Липа, что мы можем дать? 200 рублей, больше у нас ничего нет»…
Окрыленная первой неожиданной удачей я рванула в дальнейшие бега, притормозив у Ней Марковны Зоркой, в то время диссидентке, исключенной из партии, переведенной в должность младшего научного сотрудника. Большого достатка у нее не было, но она сказала, что постарается что-то придумать…
И придумала. Во-первых, рассказала все Г. Козинцеву, он выдал без разговоров 600 рублей, а остальные недостающие деньги покрылись за счет ломбарда, куда Зоркая заложила свою шубу. Я в полном восторге сообщила о добыче Ларисе Павловне. Она тоже очень воодушевилась и объявила, что поскольку Андрей никогда не возьмет деньги у «чужих людей», то она скажет, что деньги эти будто бы получены от ее родственника Феди, очень высокопоставленного военного, мужа ее двоюродной сестры.
Какой разговор! Как удобнее Андрею, так и надо делать, только бы его не травмировать. Встреча для передачи денег была назначена на «Мосфильме» в сортире, чтобы никто не заметил у нас в руках таких деньжищ. А пока я ехала до студии троллейбусом с этой суммой в конверте, дрожала, как осиновый лист — вдруг обворуют. Но все сложилось удачно, и деньги были переданы по назначению. Конечно, Лариса благодарила, заверяя, как полагается, что долг будет возвращен с переменой ситуации Андрея к лучшему…
Это оказался лишь первый взнос в бюджет семейства, о котором, думаю, Андрей ничего не знал. Неизвестно мне, возвратились ли эти деньги издательству или им нашли более практическое применение, но долги Тарковских, как правило, никогда и никому не возвращались. Помнится только, как многократно перезакладывала Зоркая свою каракулевую шубу…
Ну, а то, что Лариса умела выворачивать каждую ситуацию себе на пользу, становилось все более привычным. Равным казалось не ранить никак Его самого… Но золотоносная жила была открыта — «проба пера» сподвижницы великого русского режиссера оказалась успешной. Многие еще попадутся на ту же удочку, включая Ф. Горенштейна, «подарившего» Тарковскому свой гонорар за сценарий «Соляриса», по-рассказу Н. Зоркой.
22 ноября 73 года в моем дневнике сделана весьма знаменательная запись:
«Какой потрясающий день! Была у Тарковских в связи с „официальным“ предложением Андрея делать вместе с ним книгу вместо Козлова. Была счастлива! Только волнуюсь теперь, вступит ли это его предложение в свои „законные права“, то есть подпишет ли издательство с нами новый договор?»
С одной стороны, я, действительно, была ошеломлена таким доверием Маэстро, но, с другой стороны, я не слишком высоко ценила себя, а потому на душе скребли кошки: чем же я так угодила Ларисе, если, в чем я не сомневалась, именно она подбросила меня в соавторы своему великому супругу. Хотя к этому моменту я и так все свободное время проводила на «Солярисе», а потом и на «Зеркале» — опубликовала два интервью с Андреем в «Искусстве кино» и очень заметное по тем временам интервью в «Московском комсомольце». Б. Глотов и Л. Томофеев, отсидевший потом за дис-сиденство, между прочим, были уволены из своего журнала за ряд публикаций, включая и это злополучное интервью…
Что говорить… Андрей, конечно, относился ко мне тогда очень доверительно. Но все равно такое предложение было для меня слишком большим подарком, наверное возникшее в голове Андрея не без помощи Ларисы…
Ее замысел вскоре стал ясен: очень скоро мне было предложено, как только будет подписан авансовый договор теперь уже на нашу книжку, передать свою половину аванса в 600 рублей Андрею Арсеньевичу, которому деньги, крнеч-но, гораздо нужнее, чем мне, и которые он, конечно, вернет мне при более благоприятных материальных обстоятельствах. Ну, что же? Это естественно! Ведь не за деньги же я работала в те времена, а во имя идеи и будущей истории кино.
О перестройке мы тогда не мечтали, и мне лично было вполне ясно, что работать мы будем «в стол». Так что с замирающим от счастья сердцем и, не уставая благодарить судьбу, я передала свою часть гонорара непосредственно в руки Андрея Арсеньевича прямо у кассы издательства «Искусство», расписавшись рядышком с ним в их получении…
У меня сохранился один из вариантов заявки на эту книгу директору издательства, написанной мною вновь от имени Тарковского:
Директору
издательства «Искусство»
К. Ж. Долгову
от А. А. Тарковского
Прошу Вас заключить авансовый договор на книгу «Сопоставления», которую мы могли бы сдать в конце текущего года.
Мы хотели бы построить эту книгу по принципу диалога режиссера и критика.
Подобная форма, как нам представляется, позволит осветить затронутые в процессе разговора проблемы более полно и объемно. Проблемы эти, в конечном счете, должны сводиться к выявлению того, что принято называть «спецификой кинематографа».
Однако, диалогическую форму будущей книги мы трактуем достаточно широко. Мы не хотим стеснять себя рамками избранного жанра и оставляем за собой право в ряде случаев высказываться большими монологическими кусками (так в виде единых кусков должны войти ранее публиковавшиеся статьи Тарковского из сборника «Когда фильм окончен» или его статья «Запечатленное время»). Нои в случае прямых диалогов, и сопоставленных друг с другом статей, мы будем стараться соблюсти принцип некой контрастности, стараться представить предмет, рассмотренным с разных точек зрения, косвенно выявляя еще и взаимодействие таких двух «статусов», как художник и критик.