Наконец, сопротивление Андрея было сломлено, и он дал свое согласие приехать в Роттердам. Я написала к тому моменту новую статью для той же газеты «Фолкскрант» о состоянии советского кино, его сложностях и «полочных» картинах, которая была опубликована под названием «Хорошие советские фильмы в России увидеть трудно», и меня тоже пригласили на фестиваль, объявив отдельную пресс-конференцию.
Я с огромной радостью встречала Тарковских в Схипхо-ле (голландский аэропорт) с машиной и переводчиком (все тем же Арьеном), которые ему были выделены персонально. Кроме того, их поселили в люксовый номер Хилтона и дали открытый счет на рестораны и все поездки по Голландии, которые мы захотим совершить.
Андрей приехал каким-то настороженно взъерошенным и раздраженным до такой степени, что почти не старался этого скрывать… Здесь его очень ждали, к его приезду специально готовились, но первое, что он попросил меня объявить: «Скажи им всем, что я не даю интервью бесплатно. И спроси: они организовали мне какие-нибудь платные лекции?»
Нет, платных лекций Тарковскому никто не организовал. Фестиваль не рассчитывает, что его участники уедут с прибылью в кармане. А журналисты опешили и не взяли ни одного интервью с долгожданным гостем.
Как только Андрей узнал, что никакие деньги «кешем» ему не были подготовлены, то стал вовсе мало приятен. Было неловко за него даже перед Арьеном. Его голландский менталитет не мирился с капризами раздраженного Тарковского, и он только недоумевал, когда Андрей заказывал к ужину бутылку вина за 300 гульденов, усмехаясь: «Ну, что? Если пригласили, то пускай платят»…
А после своей пресс-конференции Тарковский так «крыл» голландцев, которые, естественно, имеют свою специфику, как каждый народ, что мне снова было неловко перед Арьеном да и перед всеми остальными… А Андрей негодовал: «Что это они так сидели на пресс-конференции? Курили… Ноги на кресло… Что это все такое?.. Хамы… Нет, мне здесь совершенно не нравится»…
Ну, что делать? Я чувствовала себя почти ответственной за несуразность голландцев, за отсутствие у них пиететов, неумение и нежелание поклоняться «великим», понимать и принимать сословную дистанцию, забывая о чувстве собственного достоинства… Здесь нет никаких кумиров.
После пресс-конференции Арьен отказался работать дальше, и на смену ему пришел другой переводчик, тоже молодой славист, Мартин Левендых. Вместе с ним мы съездили на машине в Амстердам и совершили прелестное однодневное путешествие по Голландии, изо всех сил пытаясь реабилитировать ее в глазах Андрея. Но ни Амстердам, так называемая «северная Венеция», ни ужин при свечах в маленьком тихом ресторанчике у воды, конечно, не могли ничего исправить. Андрей дулся, торопясь вернуться домой… Мы с Ларисой снова пытались удержать его, чтобы погостить еще у нас в Амстердаме, но тщетно…
Поскандалив с Ларисой и не желая более оставаться, он поспешно уехал, позволив ей задержаться у нас на несколько дней… Лариса тоже была, конечно, недовольна «плохой организацией» их поездки из-за отсутствия заработка, но почему бы не расслабиться, воспользовавшись такой возможностью, что мы и сделали от всей души, проводив Маэстро творить в его Замок. С детьми, моим мужем Димой и нашим общим «милым» другом Борей Абаровым мы съездили на его машине к холодному морю в Зандфорде через изумительный Харлем с музеем Франса Хальса, и все вместе расслабились без строгого надзора нашего Гения, который становился все более утомительным. Так что в данном контексте я снова сочувствовала желанию Ларисы хоть как-то «оторваться»… Мы, конечно, прогулялись по красному кварталу, поглядев даже порнуху по требованию Ларисы Павловны, которое мы с радостью исполнили… Тем более, что дома у нее даже поцелуй в диафрагму запрещалось смотреть.
Я думаю, что Андрей охотно «отрывался» и сам при случае, но не с Ларисой, взаимоотношения с которой строились всегда на каком-то дополнительном взаимном напряжении слежки друг за другом… Ни минуты в простоте… И это все больше надоедало… А так мы оказались в прежней знакомой ситуации в новой географической точке, когда Лариса привычно для нас снова репрезентировала собою Андрея…
Без него она могла не только свободно выпить, но и покурить, спеть и станцевать, светски покадриться за неимением никого другого с моим мужем, которому она всегда по-женски симпатизировала. Но он так любил меня, что у меня никогда не было поводов для ревности, и ее заигрывания с ним я привыкла воспринимать только как шутку. А тут еще Дима собрался писать ее портрет, и она позировала для фотографии в черном платье с царственной осанкой…
Правда, в процессе кутежа Лариса попыталась как бы незаметно впервые ввести новую и неприятную для меня тему: «Олька, послушай, а вот Андрей мне говорил, что, может быть, с коммерческой точки зрения лучше выпустить книжку под его именем?»
«Что-о-о?! — вытаращила я глаза. — Вы что с ума сошли?»
«Да, нет, что ты нервничаешь? — заверила меня Лариса в своей непричастности к этой идее. — Это Андрей говорит или ему издатели посоветовали. Но это ваше дело и меня совершенно не касается».
Да-а-а. Ложка дегтя снова портит бочку меда. Мне стало горько и неприятно: «Лара, придите в себя! Я столько лет работаю над этой книгой! Кто ее вообще привез сюда и о чем вы можете говорить?» Уже не полагаясь на чрезмерное благородство этой пары, когда речь идет об их интересах, я побежала в нашу спальню, которую мы, конечно, уступили Ларисе, раскрыла деревянный сундучок с нашими документами и вернулась обратно, потрясая договором, подписанным мною и Тарковским в издательстве «Искусство». У меня хранились даже два экземпляра.
«Зачем ты мне все это показываешь? Меня это вообще на касается. Это ваши дела с Андреем», — еще раз заверила меня Лариса… Вскоре она уехала домой тянуть свое великое семейное бремя.
А я, забегая вперед, должна сказать, что когда в следующий раз и, увы, при более печальных обстоятельствах, я полезла в тот же ящик за нашим договором, то не нашла там ни одного экземпляра. Так что потом понадобилось немало усилий, чтобы добиться получения копии в издательстве «Искусство», за что я до сих пор благодарна моему мужу. Мои собственные усилия в этом направлении оказывались безуспешными.
И еще, через некоторое время после их отъезда, мне позвонили из администрации фестиваля, чтобы я оплатила телефонный счет на 1200 гульденов. Я ахнула. Лариса, действительно звонила несколько раз из моего номера в Москву, чтобы без Андрея свободнее поговорить о делах, но я не подумала как-то, что придется платить, так как и мне все было оплачено фестивалем. Правда, после того, как я объяснила, что звонки делала жена Тарковского, они оставили меня в покое… Но с тех пор возникло новое правило, по которому гостям фестиваля больше не оплачиваются телефонные звонки.
Радостное известие
Вскоре, к концу так называемой европейской, зимы, у меня в кармане уже лежали два договора на «Книгу сопоставлений» от английского издателя и от голландского, найденного Арьеном, который и стал переводчиком этой книги. Договоры были присланы мне на подпись, чтобы я передала их также Тарковскому, когда мы встретимся. Я лениво подумывала о поездке, когда из Германии раздался телефонный звонок не Ларисы, а самого(!) Тарковского: «Ольга. У меня прекрасная новость. Я заключил в Германии договор, но не с тем издателем, о котором я тебе говорил, а с другим. Помнишь? Впрочем, ты, конечно, не помнишь, этих людей… Они заходили ко мне за интервью после „Бориса Годунова“, ну? А я им не дал… Ну, впрочем, это неважно. Так та женщина, Кристиана Бертончини, предложила мне более выгодные условия договора. При этом они хотят издать книжку первыми, к Берлинскому фестивалю — так что нужно торопиться доработать ее. Срочно приезжай!»
Ура — было моей первой реакцией, но в следующую минуту, когда я положила телефонную трубку, мой скудный ум озадачился и я обратилась с вопросом к моему мужу: «Дим, а что значит Андрей заключил договор? А где же я? Где моя подпись?» Мой умный муж отвечал мне что-то вроде — ну, ты, как всегда, дура. А я, внутренне соглашаясь с ним, решила перепоручить тогда это дело ему: «Ну, хорошо, Дима, — сказала я строго. — Перезвони ему сам. Ведь ты знаешь, что он действует на меня, как удав на кролика? А ты спроси его по-мужски».
Дима набрал телефон в Германию (кстати, для характеристики степени нашей дружеской близости в то время надо заметить, что, выезжая из Италии, Лариса тут же перезванивала мне и оставляла их телефон): «Андрей, привет, — сказал ему Дима тоже строго. — Вот Ольга тут как-то не понимает. Что это значит: ты заключил договор? А как же без Ольгиной подписи?» Я держала параллельную трубку и услышала раздраженный ответ: «Дима, я тебя не понимаю. О чем ты вообще говоришь? Ведь мы интеллигентные люди… Или ты хочешь сказать, что вы мне не доверяете, а?»…
«Да, нет, Андрей, ты что?» — заверил мой умный муж, кладя трубку. Ситуация показалась нам не слишком приятной, но аргументация Андрея серьезной и логичной. Наши размышления завершил мой вывод: «Послушай, но ведь в конце концов я везу Андрею еще два договора и, если он их подпишет, то мои подозрения, действительно, безосновательны. Ведь не может же он, в конце концов, подписать два разных договора на одну и ту же книжку, правда?»
И я отправилась в путь…
Это была поездка странная во всех отношениях. Первое, странное и очень приятное изумление коснулось меня нежданно, когда на вокзале в Риме меня встречала не Лариса, как всегда, а сам Андрей! Как теперь говорят — это было круто! И мы отправились автобусом с известной мне пересадкой в Тиволи в ставшее уже родным для меня Сан-Григорио…
Поездка была долгой, так что у нас было довольно времени поговорить о всяком и разном, что раньше случалось редко. Вдвоем мы говорили всегда о возвышенном и духовном или о серьезном и проблемном, но не о мелочном и бытовом. Об этом мы трепались с Ларой. Андрей никогда не пускался со мной в лирические откровения о своей жизни. А тут вдруг совершенно неожиданно для меня заговорил о своих внутренних сложностях, неважном самочувствии, намекая, прежде всего, на проблемы, связанные с Ларисой. Свою обреченность в личном плане или что-то в этом роде. Но без конкретных подробностей. Я совершенно обалдела от нового поворота событий, слушала тихо и почти не поддерживала разговор, будучи, как ни не крути, подругой Ларисы, которую я сейчас увижу. Но Андрею, видимо, нужно было выговориться хотя бы со мной, и фраза, венчавшая его речь, запомнилась мне навсегда: «Оля, есть известное правило — не надо жениться на горничных! Вот в чем дело».