4. Я не могу судить о том, совпадает ли текст рукописи «Книги сопоставлений», представленной в издательство «Искусство» с текстом книги «Запечатленное время», изданной «Ульштайн Ферлаг», поскольку не владею немецким языком.
В настоящее время работаю во Всесоюзном творческо-производственном объединении «Киноцентр» заведующим Редакционно-издательским отделом.
Сразу проясню ситуацию в связи с последней оговоркой Володи Забродина по вопросу идентичности текстов, опубликованных под разными названиями. Этот вопрос, естественно, вставал потом во время судопроизводственных процедур, и текст «Книги сопоставлений», написанной в форме диалога, был отправлен на сверку с текстом книги «Запечатленное время», написанной в форме монолога. Это задание было поручено неизвестному мне лично специалисту и переводчику русской литературы Розмари Титце, проживающей в Мюнхене. Для обоснованности моего иска было достаточно 50 % совпадения текстов в двух рукописях.
В соответствии с немецким законом г-жа Титце провела самое тщательное и подробное новое сопоставление, заключив, что тексты совпадают на 95 %, лишь выражая недоумение, почему я не претендую в соответствии с законом на 100 % оплаты…
Далее в подтверждение справедливости моего иска приняла активное участие известный киновед Нея Марковна Зоркая, с которой мы всегда очень тесно общались и которая была посвящена с самого начала и до конца во все происходившее в связи с этой работой. Она писала:
В Амстердаме (январь 1989) я ознакомилась с делом, которое Ольга Суркова возбудила против «Ullstein Verlag» Прошу присовокупить к делу следующее мое заявление: История создания книги Андрея Тарковского и Ольги Сурковой прошла на моих глазах от начала до отъезда их на Запад и далее была известна мне по письмам и телефонным переговорам с Ольгой Сурковой.
Как кинокритик, следивший за творчеством Тарковского, начиная с его дебюта в кино, и близко знакомый с ним с 1962 года, я неоднократно слыхала от него о работе над книгой, заказанной московским издательством «Искусство» ему совместно с киноведом Ольгой Сурковой. Дело в том, что Андрей Тарковский, глубокий кинотеоретик и оригинальный мыслитель, не любил писать теоретические статьи, предпочитал форму диалога или интервью, о чем сам часто говорил (в своем предисловии к книге «Сопоставления», которую Тарковский начинал делать с Л. Козловым, это написано его собственной рукой: «Я отношу себя к тому разряду людей, которые способны формировать свои мысли или в полемике (совершенно соглашаясь с той точкой зрения, что истина достигается в спорах), или на бумаге. В остальных случаях я склонен впадать в состояние метафизической созерцательности, которая скорее благоприятствует эмпирической склонности характера и противодействует энергическому, творческому мыслительному процессу» — О. С.). Поэтому естественным было его желание иметь для большой книги соавтора. К этому он привлек молодого, но уже известного в СССР кинокритика и активно действующую журналистку Ольгу Суркову, которая еще студенткой проходила практику на съемках «Андрея Рублева», а далее вела записи съемок всех последующих его картин, брала у него интервью и публиковала их, читала о режуссуре Тарковского лекции — словом, являлась фактически его ассистентом или постоянной помощницей по литературной работе. Естественно, что договор издательства «Искусство» и далее контракты на книгу «Запечатленное время» на Западе заключались на два имени: Андрей Тарковский и Ольга Суркова.
Я знаю Ольгу Суркову с 1968 года. Со мной, как со старшим коллегой, она постоянно делилась новостями о книге, советовалась, давала читать готовые главы, из-за границы сообщала о доработке текста — например, о том, что она едет из Амстердама к Тарковскому в Сан-Григорио (в Италию) для написания «Заключения» и окончательной редактуры текста перед сдачей рукописи в издательство.
С большим удивлением увидела я, что на книге, выпущенной «Ullstein Verlag», стоит лишь одна фамилия.
Проведя в Амстердаме в январе 1989 года сопоставительный анализ текстов, интервью, магнитофонных пленок с записями бесед и других материалов, констатирую:
1. Полную идентичность русской версии книги, первоначально называвшуюся «Книгой сопоставлений», и изданной «Ullstein Verlag» книги «Запечатленное время» вплоть до главы «После „Ностальгии“» и Заключения.
2. Рукописная правка Андрея Тарковского, имеющаяся на тексте, подготовленном Ольгой Сурковой, носит только стилистический и чисто редакторский характер. Новые куски, вписанные рукой Тарковского, в русскую машинопись перед сдачей в издательство, занимают в общей сложности 10 страниц текста в книге, насчитывающей 245 стр.
3. Глава «После „Ностальгии“» и «Заключение» соответствуют: 1. Интервью, опубликованному в голландской газете «Volkskrant» (я ознакомилась с текстом русского оригинала), диалогам, сохранившимся на пленках, а также тезисам, присланным Тарковским Сурковой для Заключения и развернутым ею в окончательный текст.
4. Центральная и наиболее важная глава книги «Кинообраз» соответстсвует интервью, взятому Ольгой Сурковой и опубликованному ею в русском журнале «Искусство кино»(«О кинообразе», Искусство кино, 1979, N2 3) и ее же интервью, опубликованному в шведском альманахе «Artes»(1981, № 5) — я ознакомилась с русским текстом этого интервью.
5. Две главы книги, написанные Тарковским, как указано в примечаниях, ранее (то есть до контакта с Сурковой) — «Начало» и «Запечатленное время», в настоящей книге поставлены в новый контекст, доработаны и модернизированы. Свидетельствую об этом, будучи научным редактором статьи «Запечатленное время» по сборнику «Вопросы киноискусства», 10.
Все вышеуказанное дает полное основание считать Ольгу Суркову полностью равноправным автором книги (как минимум!) и ее претензии на 50 % авторского гонорара от полной суммы абсолютно обоснованными.
А еще совершенно неожиданным для меня подарком оказалось послесловие тоже замечательного критика Майи Туровской к восточно-немецкому изданию той же книги в 1989 году. Туровская писала о моем сотрудничестве с Тарковским, выражала удивление по поводу отсутствия моего имени в издании и даже называла номер договора в издательстве «Искусство», подписанного нами, копии которого к тому моменту у меня еще не было.
Мне было также очень приятно, что в сборнике воспоминании «О Тарковском», изданной Мариной, сестрой Андрея тоже в 1989 году в сноске при упоминании книги «Запечатленное время» было сделано уточнение — книга написана в соавторстве с кинокритиком Ольгой Сурковой.
Все это придавало надежду, что так называемая правда все-таки существует на этой земле. Хотя бы для некоторых. Потому что с другой стороны, то есть со стороны Бертончини и Ларисы сыпалась такая ложь, что трудно было вообразить, на что они рассчитывали. Впрочем, скорее всего, все на ту же нехватку у меня денег да и терпения тоже… Но, взявшись за гуж, не говори, что не дюж…
Чего только не говорилось? И то, что Андрей подписал со мной контракты из жалости к моему бедственному положению на Западе. И то, что я была лишь секретарем и машинисткой, которая перепечатывала его тексты. А свидетелями к заседанию суда были вызваны… лишь Маша Чугунова и некая Светлана Барилова, знавшие все прекрасно о моей работе с Тарковским и не постыдившиеся нести всю эту чушь. Дело в том, что после того, как идентичность текстов «Книги сопоставлений» и «Запечатленного времени» были подтверждены, обвиняемая сторона сделала следующее заявление: в «Книге сопоставлений», написанной самим Тарковским в форме диалога, он диктовал мне сам не только ответы, и вопросы с комментариями, которые я только записывала.
Маша Чугунова работала ассистентом Тарковского, начиная с «Соляриса», из картины в картину, верно и преданно, будучи параллельно именно безотказным бесплатным секретарем и машинисткой. Она была так задействована Ларисой, что даже времени на собственный диплом у нее не было. По просьбе той же Ларисы, которая ссылалась на незаменимость Маши на съемочной площадке, мы с Неей Марковной
Зоркой переписывали ее диплом во ВГИКе о Тосиро Мифуне (одну главу я, а все остальное Нея Марковна). Но Маша вместо благодарности — или простой честности — бралась свидетельствовать, что она слышала весь этот процесс диктовки мне текста Тарковским… на съемочной площадке…
А Светлана Барилова, подруга Ларисы, с которой последние годы жизни в Москве они вовсе не общались, бралась свидетельствовать, что ту же диктовку она слышала… дома. У себя? У Тарковских? Какая-то Светлана Барилова, названная… аж, «семейным адвокатом» Тарковских в Москве? Так что «бедные» Тарковские, якобы, имели «семейного адвоката» в Советской России, очевидно, простите за каламбур, помогавшего им собирать дружескую подать.
Так вот Светлану Барилову я помню со Звездного бульвара, куда она приходила еще со своим мужем, который вскоре ее оставил. Она оказалась той одинокой женщиной, очень подходящей Ларисе в ее слежке за Андреем и обсуждениях всех его действий — словом, из окружающего Ларису бабья. Она была простым советским чиновником, работала в Моссовете и имела доступ к более дешевому буфету, позволявшему ей поставлять к застольям у Тарковских севрюжку, лососинку или икорку — русское «лакшери».
Кроме того в период какого-то квартирного ремонта в доме Тарковского Светлана поселила у себя Андрея с Ларисой. Я тоже бывала там, и один из наших наиболее интересных разговоров с Андреем под бутылочку состоялся именно в это время в квартире Бариловой на Бауманской. Я положила его потом в основу главы об актере. Но как раз во время этого моего визита Светланы не было дома, что зафиксировалось на магнитофонной записи этого вечера — раздается телефонный звонок Светланы, которой Лариса объясняет, чтобы она не волновалась, что сын ее Олежек поел, попил, и все в порядке…