Глава 1
Я тогда был ужасно расстроен, поскольку это была не просто ссора, а ссора окончательная. Юлька расставила все точки над «i», заявив со всей определенностью, что я ей не подхожу ни по одному из требуемых параметров, и вообще ей нравится другой. Она такая – может отрубить раз и навсегда. Признаться, я ничего подобного не ожидал.
Это был удар такой же сильный, как и неожиданный. Должен признать, я был к ней неравнодушен. Очень неравнодушен. Тем сложнее было удержать себя в руках, точнее, делать вид, что держу.
Настроение у меня образовалось преотвратнейшее. Весь белый свет стал мне немил, а из всех желаний осталось только одно – пойти и немедленно напиться. И не последовал я ему лишь потому, что это была бы капитуляция – полное и безоговорочное признание своего поражения. Я скрипел зубами, натянуто улыбался и старался не показать, насколько же мне в данный момент плохо.
Второй мыслью было – немедленно найти равноценную замену, а то и лучше. Хотя лучше, чем Юлька, не найдешь (так мне тогда казалось).
Тем не менее пройти под ручку с красавицей по центральному бульвару я посчитал привлекательной идеей. Да так, чтобы Юльке непременно об этом рассказали и она поняла, кого потеряла.
Но злая проза жизни любит посылать разочарования одно за другим. В иное время красавицы стайками вьются, а когда они нужны, не найдешь ни одной. Те, что есть, непременно заняты, а те, что не заняты… Они, конечно, тоже красавицы, но сравнения с Юлькой не выдерживают. Приглашать же на свидание кого попало это издевательство над здравым смыслом, так можно добиться только одного: посочувствуют не Юльке, а мне. А мне это надо? И так нелегко.
Учеба в голову не шла совершенно. Хорошо еще, что сессия заканчивалась, и я кое-как на автомате сдал два предмета, в основном пользуясь былыми заслугами и тем, что успел усвоить за год. Оставался еще один экзамен и несколько мелких задолженостей.
Выручали тренировки. Правда, и здесь не обошлось без накладок: я вкладывал в учебные поединки все, что накопилось на душе. Спарринг-партнеры стали меня откровенно избегать, а тренер начал смотреть с подозрением и посоветовал ограничиться работой с тренажерами.
– А если не уймешься, поставлю тебя в пару с Грызли, – таков был его однозначный вердикт.
Грызли – это серьезно. Это вовсе не медведь, как можно было бы подумать, хотя внешне весьма похож. Попробуйте посоревноваться со стапятидесятикилограммовой горой мышц. Грызли может помять двух таких противников, как я. Он на спор пробивает кулаком нетолстую кирпичную стену и держит удар в корпус силой более чем в сто килограммов. К счастью, у него на удивление ровный характер. Зачем ему дзюдо, ума не приложу.
Как я уже сказал, Грызли – парень добродушный, но если в спарринге увлечется, то может быть по-настоящему опасен. Поэтому предупреждение тренера слегка охладило мой воинственный пыл: парочка переломов вряд ли сможет улучшить настроение.
Но если воинственный пыл охладел, то настроение и не думало улучшаться. Не знаю, во что бы все это вылилось в результате. Скорее всего чувства перегорели бы и жизнь двинулась бы дальше по накатанной, но все пошло немного не так. Очередной поворотной вехой на пути оказался мой сосед по комнате Сашка Локтев. Кто бы мог подумать! Четыре года мы прожили с Сашкой и Ромкой в одной комнате институтской общаги, и я думал, что знаю о них все.
Сашка – субтильный очкарик, пытающийся спланировать все свои действия на год вперед. Подобного я от него никак не ожидал.
– Как ты думаешь, у меня есть музыкальные способности? – поинтересовался он.
Я так углубился в свои мысли, что не сразу понял, о чем он спрашивает.
– Так есть или нет? – дернул Сашка меня за рукав.
– А? О чем ты?
– О способностях. Ты слушаешь или где?
– О каких способностях?
– О своих. Есть ли у меня призвание к музыке?
– С чего вдруг такие странные мысли? Ты не находишь, что слишком поздно задался этим вопросом?
Четыре года учиться в техническом вузе, чтобы потом озадачиться подобным вопросом, весьма странно.
– Да, наверное, ты прав. Хотя… – Сашка задумался и ответил совсем невпопад, как мне сначала показалось. – Ты Людку Макееву помнишь?
– Это которую?
– Ну, как же, невысокая брюнетка, училась на год старше нас. Сейчас печатается сразу в нескольких популярных журналах.
– А, это она подписывается странным псевдонимом «Малек»?
– Странным или нет, а только все ее публикации расходятся влет.
– Бывает. Техника вообще ближе нам, мужикам, – обсуждать успехи Людмилы Макеевой у меня не было никакого желания.
– Ну да, мужикам ближе, – согласился Сашка. – А Илья Стальной?
– А что Илья?
– Ты с ним не знаком?
– Наслышан. И что?
– Собирался учиться на филолога, но неожиданно изменил свое решение. Сейчас он работает поваром в одном из лучших парижских ресторанов. Говорят, он весьма доволен своим выбором.
– И что?
– И то. Это все тарси, – ответил Сашка.
– Что «тарси»?
– Паша, не тупи.
Паша – это я. Павел Николаевич Скоробогатов. Вопреки фамилии я совсем не богат. Впрочем, двадцать три года, быть может, это недостаточно скоро? Но и родители мои небогаты, а им уже около пятидесяти. Получается, фамилия никак не может предрекать будущее. И все же «Скоробогатов» звучит приятнее, чем, скажем, Скоробеден.
– Это все тарси! – Сашка принялся темпераментно размахивать руками. – Это они посоветовали Людочке и Илье сменить род деятельности!
– Да с чего ты взял?
– Знаю, – уверенно заявил Санек.
– Ну а ты здесь при чем?
Сашка смутился и потупился:
– Ну, я, значит, тоже заявку отослал. Чем я хуже других?
– Ты ходил в представительство Тарси? – удивился я.
– А я тебе о чем уже битых полчаса толкую?
– Пойми тебя. То про Илью рассказываешь, то про Людмилу-Малька.
– Это ж я для примера! Ведь сбывается же!
– Да что сбывается-то? Ну, угадали они несколько раз, и что с того?
– Как ты не понимаешь, они не угадывают, они определяют предрасположенность.
– Ага, выбирают за тебя, кем тебе быть.
– И вовсе не выбирают, а лишь советуют. И потом, если предрасположенность есть, то она есть.
– Почему же тогда не всем о ней говорят?
– Не знаю, – пожал плечами Сашка. – Может, у кого-то ее нет, этой самой предрасположенности.
– Скажешь тоже. Она у всех есть. Не может быть человека, вообще ни к чему не расположенного.
– Тогда не знаю. Им виднее.
С тарси было слишком много непонятного. Точнее, непонятным было все, начиная с причины их появления на Земле. Кто-то утверждал, что они нас изучают или даже ставят эксперименты. Кто-то яростно доказывал, что они намерены облагодетельствовать все человечество, в пример приводились медицинские технологии, переданные людям. Сами тарси не стремились к увеличению круга общения и редко покидали свои представительства. Что касается медицинских технологий, то неизвестно, сколько в их передаче было от желания облагодетельствовать.
Это была плата. Плата за лояльность правительств и возможность находиться на Земле. Золото, престиж, власть. Все это важно, но когда платой выступает десяток-другой лет жизни, когда предлагаются лекарства от ранее неизлечимых болезней… У кого, скажите мне, хватит духа отказаться? Тем более что соседи могут согласиться и получить все, что им предлагается.
Разумеется, не обошлось без попыток получить и иные технологии. Только официальных обращений насчитывались десятки. Но, думаю, это далеко не все. Сколько таких попыток осталось неизвестными широкому кругу общественности, можно только гадать. В дело шли и лесть, и шантаж, и попытки вести сепаратные переговоры. Но ответ был категорическим: кроме медицинских технологий – ничего.
Что в обмен? Разрешение разместить на Земле свои представительства и возможность свободного доступа в эти представительства любого желающего. Разумеется, не все было так просто. Заявку на посещение следовало подавать заранее, и лишь получив пропуск, можно было побывать у тарси лично.
Иногда ожидали месяц, порой заявки не получали ответа несколько лет. Во всем этом не было никакой системы. Не обошлось и без хитрецов, пожелавших воспользоваться служебным положением и попытаться решить свой личный вопрос без очереди. Вот только хитрецы перехитрили самих себя. Их выслушивали, но ответ на их просьбы был один: «Ничем не можем помочь».
Впрочем, это еще не значит, что помогали всем тем, кто пришел по записи. Случалось, что и помогали, но происходило такое очень редко. Чаще можно было получить совет или ответ на вопрос. Но и это происходило далеко не всегда.
Тарси помогали или нет, давали совет или воздерживались от этого, но никогда не объясняли причину согласия или отказа.
Надо ли говорить о том, что недовольных таким положением дел было очень много. Лишь сообщение об очередном чудесном лекарстве, произведенном с помощью технологий, предоставленных тарси, несколько охлаждало горячие головы.
Были и те, кого никакие увещевания не заставляли мириться с тарси. Радикалы требовали закрытия всех представительств тарси и предлагали им убраться из Солнечной системы. Но таких было немного. У большинства людей таинственные пришельцы вызывали интерес. У кого-то искренний, у кого-то настороженный.
Не обошлось и без спецслужб. Кому интересоваться всем таинственным, как не им? Работы по сбору информации о таинственных благодетелях велись постоянно. Правда, посещениям представительств спецслужбы не препятствовали – это было бы прямым нарушением договоренностей.
Десятки тысяч людей осаждали представительства тарси с лозунгами, зачастую противоположными. Миллионы людей воспользовались возможностью лично получить аудиенцию. Но я никак не предполагал, что среди этих миллионов окажется и мой приятель Сашка.
– И долго тебе пришлось ждать пропуск? – поинтересовался я.
– Три месяца.
– Три месяца?! И ты молчал?