Мирбах. «Фуражировка» конных егерей в 1812 г.
Подобную же картину в своих воспоминаниях рисует и А.Н. Муравьев: «В это время армия наша усиливалась новыми артиллерийскими припасами и казачьими полками; она снабжалась обильным продовольствием и в сравнении с перенесенными трудами пользовалась даже некоторой роскошью во всех отношениях. Всякий день и весь день была в армии ярмарка. Из Калуги и других южных губерний приезжали торговцы, и хотя все продавалось дорого, так что, например, за один белый хлеб платили по 2 руб. ассигнациями, но все-таки можно было пользоваться этим лакомством, конечно, редким для небогатых офицеров. Музыка играла у нас весь день, французы, напротив, страдали от голода, недостатка фуража и от всяких нужд: они видимо слабели, тревожились со всех сторон нашими партизанами, которые отбивали у них транспорты с порохом и оружием, разбивали и уничтожали приходящие к нему подкрепления и выведывали все как в его лагере, так и в самой Москве»[116].
О беззаботности лагерной жизни говорит в своем дневнике и поручик лейб-гвардии Семеновского полка А.В. Чичерин. «Уже третий день, — пишет он в записи от 8 октября, — в наш лагерь непрерывно прибывают парламентеры. Идут разговоры о мире; орудий более не слышно; в лагере раздаются песни, играет музыка, прогуливаются любопытные; прекрасная погода и желание лучше ознакомиться с позицией побуждают нас разъезжать верхом по окрестностям. Все исполнено оживления, все дышит весельем, я сам отдался хорошему настроению»[117].
Служивший в 7-й артиллерийской бригаде подпоручик Н.Е. Митаревский вспоминал, что в Тарутинском лагере они «варили суп с говядиной, а больше щи с капустой, свеклою и прочей зеленью; имели жаркое из говядины, а часто и из птиц; варили кашу с маслом и жарили картофель; после обеда курили трубки и читали книги, а к вечеру собирались компанией пить чай»[118].
К середине октября русская армия значительно окрепла. Армейские части были укомплектованы за счет расформированных егерских полков, распределения сводных гренадерских батальонов и прибывшего пополнения. Кавалерийские полки пополнились лошадьми, артиллерия — боеприпасами. К армии был присоединен 1-й конный полк Тульского ополчения. Кроме того, численность иррегулярной конницы увеличилась за счет следовавших с Дона 26 казачьих полков.
Тарутинский лагерь. Худ. А.Ю. Аверьянов. Х.м. 2002 г. Малоярославецкий военно-исторический музей 1812 г.
Тарутинский лагерь. Художники А. Соколов и А. Семенов.
Согласно рапорту от 18 октября 1812 г., «состоящих на лицо, могущих быть в строю и действии людей» в армии было 88386 человек[119]. В это число входило 255 штаб-офицеров, 2281 обер-офицер, 74671 нижний чин и 11179 распределенных по частям воинов Московского ополчения.
Из нижних чинов в строю находилось 5090 унтер-офицеров, 51046 старослужащих солдат, 16215 рекрут и 2320 музыкантов. При этом, кавалерия насчитывала 10207 человек, пехота — 68202 и артиллерия — 9977. При армии состояло 620 орудий (216 батарейных, 292 легких и 112 конных). Вместе с тем, в рапорт не были включены казачьи полки (примерно 24 тысячи человек), некоторые армейские части, находившиеся в составе партизанских партий и отдельных отрядов (около 7,6 тысяч), а также воины Смоленского ополчения (не менее 8 тысяч)[120]. Следовательно, общая численность русской армии составляла приблизительно 128 тысяч человек. При этом, в Тарутинском лагере и авангарде находилось не более 120 тысяч человек. По крайней мере, при расчете продовольствия в начале октября общую численность армии полагали равной 120 тысячам[121].
Противостоящий главным силам русской армии отряд Мюрата состоял из четырех корпусов кавалерийского резерва, 5-го (польского) армейского корпуса, 2-й пехотной дивизии 1-го армейского корпуса и пехотной дивизии, приданной Молодой гвардии — Вислинского легиона. Свои войска Мюрат расположил перпендикулярно Старой калужской дороге, по обоим берегам реки Чернишни от впадения ее в реку Нару до древни Боковинка (Ильино), и далее по берегам впадавшего в Чернишню ручья Десенки до деревни Тетеринка. Река и ручей, протекавшие в глубоких оврагах, разделяли войска Мюрата на две части. Кроме того, река Чернишня, поворачивавшая у Боковинки почти на девяносто градусов, отделяла от основных сил левый фланг. Впереди этого фланга на расстоянии 1,5–2 км находился Дедневский лес, простиравшийся до деревни Дмитровской. От этой деревни до Спас-Купли тянулся другой лесной массив, нависавший над левым флангом авангарда.
На правом фланге отряда Мюрата располагался 4-й корпус кавалерийского резерва под командованием барона М.В. Латур-Мобура, поставленный на правом берегу Чернишни между рекой Нарой и ручьем Каменкой. Рядом находился 3-й корпус кавалерийского резерва Лагуссе, 3-я легкая дивизия которого стояла на левом берегу Чернишни, а 6-я тяжелая — на правом, у деревни Кузовлево. На левом берегу, вблизи калужской дороги, у сельца Виньково были расположены три полка Вислинского легиона под командованием графа М.М. Клапареда. На правой стороне реки, за деревней Кощева находилась 2-я пехотная дивизия Дюфура. Левее нее стояли 1-я и 5-я тяжелые дивизии 1-го корпуса кавалерийского резерва барона А.Л. Сен-Жермена. Старший вахмистр 2-го кирасирского полка 1-й тяжелой кавалерийской дивизии А. Тирион в своих воспоминаниях отмечал: «Не знаю, куда была направлена наша легко-кавалерийская дивизия, но только в течение трех недель, что мы там (в лагере при Виньково — В.Б.) провели, мы ее ни разу не видели»[122]. По данным Мишеля, одна дивизия 1-го корпуса прикрывала деревню Петрово. «Спустя несколько дней, — пишет Мишель, — она соединилась с легкой польской кавалерией»[123]. По всей видимости, это и была потерянная Тирионом из поля зрения 1-я дивизия легкой кавалерии, которая квартировала на левом берегу реки Чернишни, вблизи деревни Петрово.
На левом берегу Чернишни, на возвышенности между деревнями Петрово (Ходырево) и Тетеринкой, находились 16-я и 18-я пехотные и легкая кавалерийская дивизии из 5-го польского корпуса Понятовского. На левом фланге отряда был расположен 2-й корпус кавалерийского резерва Себастьяни. Его 2-я легкая и 2-я тяжелая дивизии стояли впереди Тетеринки на левой стороне ручья Десенки, а 4-я тяжелая — на правой. По свидетельству Мишеля, Мюрат поместился в селе Рождественном (Рожествено). Этот населенный пункт находится на реке Чернишне вблизи Старой калужской дороги, идущей от Спас-Купли до Виньково. На карте Мишеля Рождественным (Rozestwe) ошибочно назван пункт на правом берегу Чернишни, почти напротив Винькова, который может быть идентифицирован как деревня Кощева. Именно здесь, в центре позиции, надо полагать, и находился штаб Мюрата.
Впереди, на значительном расстоянии от основных сил, тянулась линия аванпостов, занимавших и часть расположенного против Тетеринки леса. Для их усиления был выдвинут 3-й пехотный польский полк 16-й пехотной дивизии под командованием полковника И.А. Блумера. Общая протяженность фронта была более 8 км. При этом, за аванпостами, в первой линии, на левом берегу Чернишни и Десенки находились четыре пехотные, три легкие и одна тяжелая кавалерийские дивизии, а во второй, на правом берегу — одна пехотная, одна легкая и пять тяжелых кавалерийских дивизий[124]. Таким образом, силы Мюрата оказались равномерно распределены по разным сторонам реки и ручья. При этом, на правом берегу была сосредоточена, в основном, тяжелая кавалерия, а пехота и большая часть легкой кавалерии находились в первой линии на левом берегу. Кроме того, на Старой калужской дороге продолжали стоять войска маршала Бессьера в составе 4-й пехотной дивизии 1-го армейского корпуса и сводной бригады гвардейской кавалерии. До 8 октября этот отряд находился на прежнем месте — за лесом, лежащим перед селом Спас-Купля, а затем отошел к Москве, расположившись за рекой Десна[125], примерно в 45 км от лагеря Мюрата.
Положение расположенного на биваках, вдали от основных сил Наполеона, отряда Мюрата было достаточно тяжелым. Тирион в своих воспоминаниях назвал это место «голодный лагеры»[126]. О недостатке продовольствия и сложности фуражировок можно встретить свидетельства во многих мемуарах тех, кто находился в лагере у реки Чернишни.
А. Адам. Мародеры в окрестностях Москвы, сентябрь 1812 г.
Наиболее яркие картины о положении войск Мюрата оставил в своих воспоминаниях Роос. Он писал: «Рожь, ячмень, гречиху, добытую нами, варили, по большей части, без обработки, до тех пор пока зерна разбухали, лопались и становились мягкими, так что можно было снимать с них шелуху; в зависимости от густоты заварки получалась каша или похлебка. Другую часть ржи мололи каменными или ручными мельницами для приготовления хлеба. Это была тяжелая работа для худых и слабых рук; менялись за ней часто, вместо муки получались лишь мятые зерна, какая-то каша, из которой с таким же трудом приготовляли плотный, тяжелый хлеб… Соли не хватало часто, но в особенности теперь. Поэтому иногда вместо нее употреблялся порох. При варке порох разлагался на свои составные части, так что уголь и сера всплывали черными пятнами и их снимали, селитра же растворялась в похлебке. Посол селитрой бывает острым, едким, неприятным; от него развивается жажда и понос; вот почему пришлось приучаться обходиться совсем без соли. Масла никогда не было; вместо него пускали в ход сало, иногда даже сальные свечи»