[342]. О начальном этапе сражения Роос писал, что «общее наше состояние было настолько плачевно, что я думал, что русские просто захватят нас и отведут в плен; только впоследствии я узнал, каким чудом этого не случилось. А именно, проворность и быстрая решимость короля помогли ему так ловко использовать кирасир и другие мелкие отряды кавалерии, что удалось отвратить самое ужасное»[343]. Организованные Мюратом атаки русской конницы позволили остановить движение казаков на линии реки Чернишни и тем самым спасти основные силы противника от окружения и разгрома.
Наиболее подготовленными к нападению оказались части 5-го польского корпуса Понятовского. «По счастью, — пишет начальник штаба 16-й пехотной дивизии Вейссенгоф, — вся наша пехота и кавалерия находилась в сборе на позиции. Мы выступили по тревоге, к которой подготовлялись по приказанию командира корпуса, в полной боевой готовности, с оружием и в снаряжении. Эта предусмотрительность спасла не только нас, но и корпус короля (Мюрата — В.Б.), стоявший правее»[344].
Обойдя полки 4-й тяжелой кавалерийской дивизии, казаки ударили в тыл польских войск и бросились на их обозы. Сотня казаков с сыном войскового атамана М.И. Платова сумела проскакать мимо Тетеринки к русской пехоте[345]. В наградных документах о действиях войскового старшины М.М. Платова, командовавшего пятью сотнями Атаманского казачьего полка, говорилось, что казаки, «зайдя в тыл неприятельской позиции и несмотря на сильные картечные из пушек выстрелы, атаковали многочисленного неприятеля, прикрывавшего их орудия, коего по сильном упорстве опрокинули и с жестоким поражением прогнали», захватив 3 орудия[346]. Поляки иначе оценивали этот эпизод сражения. «Казаки, — вспоминал Колачковский, — уже со своим обычным криком „Коли! Коли! Ура!“ ворвались в пехотный лагерь и начали опрокидывать ружейные козла»[347].
Я. Шельминский. 2-й пехотный полк (Великое герцогство Варшавское).
Я. Шельминский. 8-й пехотный полк (Великое герцогство Варшавское).
По свидетельству Вейссенгофа, для защиты своего тыла командир 16-й пехотной дивизии Ю. Зайончек выслал несколько рот вольтижеров, которые «отбили обозы, перебили часть донцов и захватили в плен несколько десятков старых, большей частью украшенных крестами казаков»[348]. Кроме того, по приказу Понятовского несколько орудий были развернуты в сторону возвышенности, расположенной на правом берегу ручья Десенка, за Тетеринкой. Они открыли огонь гранатами по массам русской конницы. «Выстрелы, — пишет Колачковский, — были удачны и сдержали ее натиск. Началась настоящая битва»[349].
Примерно в то же время, когда казаки ударили во фланг и тыл польского корпуса, бригада Пиллара, при которой находился Багговут, выйдя из леса, стремительно атаковала и сбила неприятельские посты. Под прикрытием огня четырех орудий легкой роты № 8, 4-й и 48-й егерские полки устремились к неприятельской батарее. Как свидетельствует Дурново, противник ответил на выстрелы 5 минут спустя и «третьим по счету ядром, выпущенным им, унесло у нас храброго генерал-лейтенанта Багговута, под которым была убита лошадь и которому оторвало ногу. Он умер спустя четверть часа»[350]. Его место занял старший во 2-м корпусе генерал — начальник 17-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Олсуфьев. Смерть Багговута произвела неприятное действие на войска. Находившийся при Милорадовиче поручик Глинка писал: «Когда повсюду гремело победоносное ура! К прискорбию узнают о смерти генерала Багговута. Среди кровопролитных сражений, среди многих жарких боев, храбрый генерал сей уцелевший от пуль и картечи, убит здесь вторым ядром, с батареи неприятельской пущенным»[351].
Егерская бригада наступала на польский корпус в рассыпном строю, опираясь на свои резервы, за которыми из леса выступали и строились вдоль опушки полки 2-го корпуса. «Князь Понятовский, — свидетельствует Колачковский, — чтобы выиграть время, пока пехота успеет перейти из березовой рощи за оврагом на правый берег р. Чернишни, так как это движение было последним для соединения наших сил и обеспечением, чтобы неприятель не окружил нас совершенно, приказал князю Сулковскому, во главе его бригады, состоявшей из 5-го конно-егерского и 13-го гусарского полков, напасть на приближавшиеся неприятельские колонны. Последние, выдвинув своих стрелков, успели сформировать каре. Наша кавалерия немедленно атаковала их на рысях и разбила два каре. Следовало удивляться упорству, с которым дралась молодая русская пехота. Я видел лежавших на земле раненых стрелков, которые поднимались, когда мы проходили мимо и стреляли в нас. Приходилось добивать их, чтобы они не могли принести нам еще больше вреда»[352]. Во время боя бригадный генерал князь А.П. Сулковский получил ранение пулей в ногу. Об этой же атаке Вюртембергский писал, что «48-й полк бросился вперед врассыпную, и французские кирасиры, воспользовавшись этим, изрубили значительную часть его»[353]. Можно предположить, что в кавалерийской атаке, помимо указанных Колачковским полков, могли принять участия и отступившие по левой стороне ручья Десенки к расположению поляков части 2-й легкой и 2-й тяжелой дивизии корпуса Себастьяни. О том, что егеря пострадали, в основном, от кирасир пишет в рапорте Беннигсену и Олсуфьев, указывая, что положение спас подоспевший резерв 48-го егерского полка, который «открыл сильный батальный огонь и тем неприятеля обратил в бегство»[354].
К.Ф. Багговут (1761–1812).
Я. Шельминский. 5-й конно-егерский полк (Великое герцогство Варшавское).
Следовавший с артиллерией 6-го корпуса Митаревский так описывал увиденное им в этот день поле боя: «Впереди нас было ровное место, на нем лежало много убитых и раненых наших егерей. Раненые рассказывали, что они шли в стрелках, на них из-за леска, что в левой стороне, напала французская конница, они не успели выстроиться в каре, и потому из них много перебито. Лежало тут довольно и французских кавалеристов; некоторые из них были в латах и шишаках, с конскими хвостами и в огромных ботфортах»[355].
Несмотря на сложности, встретившиеся при движении русских войск к позиции, начало атаки правого фланга оказалось успешным и даже согласованным. Однако пехотные колонны не сумели вовремя выйти из леса и поддержать всеми своими силами начавшееся наступление. Этому, вероятно, в немалой степени способствовало то обстоятельство, что в движение полков 2-го корпуса были внесены незапланированные изменения, повлиявшие на задержку их сосредоточения. Кроме того, польские войска, в отличие от корпуса Себастьяни, сумели быстро подготовиться к отражению начавшегося наступления. Выходившие из леса русские части столкнулись с тем, что неприятель, как пишет Беннигсен, был уже готов к атаке, выстроившись в боевом порядке на холме перед деревней Юшково[356]. Фронтальная атака егерской бригады Пиллара была отбита кавалерией, а казачьи полки отброшены за правый берег Десенки и сосредоточились в небольшом лесочке между Рязановским оврагом и рекой Чернишней. Польские войска смогли устоять на своей позиции и, сдерживая выдвигавшиеся из Дедневского леса части русской пехоты, готовились перейти на правый берег реки Чернишни. В свою очередь, перед русскими пехотными колоннами правого фланга встала задача сбить польские части с занимаемого ими пригорка и принудить их к отступлению.
Тарутинское сражение 18 октября 1812 г. 1-й этап (с 7 до 10 часов). Карта выполнена В.М. Типикиным и В.А. Бессоновым.
По мнению Беннигсена, на этом участке войсками в тот момент командовал Мюрат. Однако, как свидетельствует Вейссенгоф, Мюрат появился среди поляков лишь в тот момент, когда 16-я дивизия Зайончека переменила фронт для защиты левого фланга 5-го корпуса. «Мюрат, — пишет Вейссенгоф, — облегченно вздохнул, найдя средний корпус князя Понятовского в полном порядке, храбро отражающим неприятеля»[357]. Как видно, польские войска, против которых были направлены силы русского правого фланга, находились под командой Понятовского.
Атака польского корпуса закончилась неудачей еще и потому, что она не была своевременно поддержана силами 4-го пехотного корпуса Остермана-Толстого. В первые минуты сражения, когда были услышаны пушечные выстрелы, егеря 4-го корпуса бросились в лежавший перед ними лесок и сбили неприятельские пикеты. «Мне, — пишет Радожицкий, — велено было тотчас с двумя пушками выехать в долину, правее леса; и я увидел правее себя егерей 2-го корпуса, бегущих для занятия впереди их другого леса, за которым и против нас неприятель бивакировал около обгорелых развалин деревушки Дедни, за речкою»[358]. На этом движение 4-го корпуса закончилось. Он не прошел лес, в котором оставался выдвинутый для усиления аванпостов 3-й польский пехотный полк полковника Блумера, и не предпринял наступление на позицию 5-го польского корпуса. Участники сражения в своих воспоминаниях осуждали медлительность Остермана-Толстого. Так, например, состоявший при Главном штабе квартирмейстерский офицер Щербинин с иронией писал, что 4-й корпус «по причине непостижимой, остановил колонны свои в лесу, который, лежав перед фронтом его, был занят им без выстрела при первом бегстве французской линии. Уже и 2-й корпус возобновил движение вперед, а 4-й все еще оставался в этом ему приятном лесу»