лишь то, чего они способны достичь собственными усилиями. И я признаю Калу своей матерью с той же радостью, с какой приветствовал бы ту несчастную маленькую англичанку, которая скончалась через год после моего рождения. Кала всегда была очень добра ко мне, хотя и на свой манер. Она вскормила меня после того, как умерла моя настоящая мать. Она сражалась за меня с дикими обитателями джунглей и с соплеменниками и делала это с материнской самоотверженностью. И я по-своему любил ее, Поль! Я и сам не осознавал, насколько люблю ее, пока острое копье и отравленные стрелы воина из племени Мбонги не отняли ее у меня. Я был еще ребенком, когда это случилось. Помню, как я упал на ее труп и как горько рыдал, – только сын может так рыдать по матери. Тебе, мой друг, Кала показалась бы страшной и уродливой обезьяной, но для меня она всегда была прекрасной – так чудесным образом любовь преображает все, на что обращается. И я совершенно доволен тем, что навсегда останусь сыном Калы, большой обезьяны.
– Мои добрые чувства к тебе не уменьшатся от этой верности, – сказал Д’Арно, – но наступит день, и тебе захочется вернуть то, что принадлежит тебе по праву. Тогда вспомни мои слова. Надеюсь, все еще можно будет вернуть так же легко, как и сейчас. Не забудь, что профессор Портер и мистер Филандер уже немолоды. Но только они могут подтвердить, что маленький скелет, найденный в хижине твоих отца и матери, принадлежал детенышу человекообразной обезьяны, а вовсе не отпрыску лорда и леди Грейсток. Это самое важное доказательство. И потом, если бы мисс Портер узнала правду, разве она не разорвала бы помолвку с Клейтоном? Ты легко можешь вернуть и титул, и поместья, и любимую девушку, Тарзан. Думал ли ты об этом?
Тарзан отрицательно покачал головой.
– Ты просто не знаешь ее, – ответил он. – Ничто так не сблизило бы ее с Клейтоном, как обрушившееся на него несчастье. Ты ведь знаешь, американцы из южных штатов славятся своей верностью долгу.
Следующие две недели Тарзан посвятил Парижу, возобновляя свое знакомство с этим городом. Днем он посещал библиотеки и картинные галереи. Он увлекся чтением книг. Тарзана пугала мысль о том, насколько огромен мир знаний, накопленных человечеством. Днем он жадно читал, а по вечерам позволял себе отдохнуть и развлечься – и Париж давал ему прекрасную возможность для этого.
Тарзан довольно много курил и пил абсент, следуя примеру своих более цивилизованных собратьев. Он знал, что никогда не сможет избавиться от тоски, которая с недавних пор мучила его, но он пытался заглушить это чувство то учебой, то развлечениями, впадая то в одну, то в другую крайность. Он отдавался быстротечной жизни, получая взамен все новые и новые впечатления, ему хотелось забыть прошлое и приучить себя думать о будущем.
Однажды в мюзик-холле Тарзан, потягивая абсент, наслаждался искусством знаменитой русской балерины. Вдруг он поймал на себе чей-то злобный взгляд. Повинуясь звериному инстинкту, Тарзан резко обернулся и посмотрел в глаза незнакомца. Но тот успел отвернуться и скрыться в толпе прежде, чем Тарзану удалось его как следует рассмотреть. Человек-обезьяна не мог избавиться от ощущения, что уже видел где-то эти черные глаза и что неизвестный человек наблюдал за ним не случайно. У Тарзана возникло неприятное чувство: за ним следят.
Когда Тарзан выходил из мюзик-холла, он уже не помнил об этом инциденте и не заметил смуглого человека, который отступил в тень, как только Тарзан вышел на улицу.
Тарзан не знал, что за ним следят уже давно. Обычно в мюзик-холл и в другие увеселительные заведения он ходил в сопровождении Д’Арно. А сегодня Тарзан был один.
Он направился домой, а преследователь вышел из укрытия и поспешил вперед, чтобы обогнать Тарзана.
Тарзану предстояло пересечь улицу Моль. Здесь было темно и тихо, совсем не так, как на других парижских улицах, многолюдных и ярко освещенных. Если вам знакома эта часть Парижа, то вы, конечно, знаете и узкую, не внушающую доверия улочку Моль. А если не знаете, то спросите о ней у полицейского, и он ответит, что лучше бы вам обходить стороной это место.
В ту ночь Тарзан не прошел и двух кварталов вдоль старых и грязных домов, как вдруг услышал крики и призывы о помощи, которые доносились из окон третьего этажа.
Кричала женщина. Тарзан тут же бросился вверх по лестнице. В конце темного коридора на третьем этаже дверь оказалась чуть приоткрытой, кричали именно оттуда.
В следующую секунду Тарзан оказался в центре тускло освещенной комнаты. Керосиновая лампа горела на высокой старомодной каминной полке, и ее слабый свет освещал десяток омерзительных физиономий. Среди мужчин была женщина лет тридцати, на ее лице, сохранившем следы былой красоты, отпечатались самые низменные пороки. Она стояла, опершись одной рукой о стену, а другой держась за горло.
– Помогите, мсье! – призвала она Тарзана тихим голосом. – Они хотят меня убить!
Он взглянул на присутствовавших: их хитрые и злые лица выражали готовность к любым преступлениям. Тарзан обернулся, услышав какой-то шорох, и увидел, как один из негодяев выскользнул из комнаты, но Тарзан успел узнать в нем Рокова, и это показалось ему довольно странным. В следующее мгновение Тарзан заметил, что к нему подкрадывается огромный верзила с дубинкой в руках. И вот уже вся шайка дружно кинулась на незваного гостя.
Некоторые из нападавших схватились за ножи, другие вооружились стульями. Верзила занес дубинку над головой Тарзана и опустил ее с такой силой, что мог бы проломить череп. Но парижским апашам было не одолеть человека-обезьяну, который в свое время победил жестоких и ловких соперников – Теркоза и Нуму.
Выбрав самого сильного противника, верзилу с дубинкой, Тарзан сначала бросился на него. Увернувшись от дубинки, он нанес верзиле удар прямо в подбородок, негодяй повалился на пол. Тогда Тарзан вступил в драку с остальными: с ними он мог справиться легко. Битва доставляла ему огромное удовольствие, она захватила его. Налет цивилизации слетел, и раскрылась первобытная сущность Тарзана. Десять отъявленных бандитов почувствовали, что оказались в одной комнате с диким и безжалостным зверем, стальным мускулам которого им было нечего противопоставить.
Роков ждал снаружи, в коридоре, чем закончится потасовка: он хотел убедиться, что Тарзан мертв. Находиться в комнате в момент убийства в его планы не входило.
Женщина оставалась там же, где и раньше, но за эти минуты гримаса притворного отчаяния, которое она изобразила при появлении Тарзана, сначала сменилась на выражение злобы, затем – удивления, а еще позже – ужаса, который оказался сильнее других чувств. И неудивительно. Джентльмен, которого заманили сюда, по всей вероятности, для того, чтобы убить, вдруг преобразился в демона мщения. Женщина ожидала увидеть его слабое сопротивление, а вместо этого увидела перед собой Геракла, впавшего в неистовство.
– Моn Dieu! – воскликнула она. – Это же настоящий зверь!
И действительно, крепкие белые зубы обезьяны-человека впились в горло одного из нападавших. Тарзан действовал так, как научился биться с огромными человекообразными обезьянами из племени Керчака. Он дрался с несколькими соперниками одновременно, ловкими прыжками бросаясь то на одного, то на другого, так что женщине вспомнилась пантера, которую она видела в зоопарке. Вот он схватил одного из бандитов за запястье, и кость треснула в железных пальцах Тарзана, вот вывихнул другому плечо, заломив руку. С криками боли негодяи бросились в коридор. Едва увидев первого из них, окровавленного и изувеченного, Роков понял: сегодня Тарзан не будет убит. Русский поспешил выйти наружу и побежал к телефонной будке, чтобы вызвать полицию: он сообщил, что в доме номер 27 по улице Моль совершается убийство.
Когда полицейские прибыли, они увидели такую картину. Три человека со стонами катались по полу, на грязной кровати ничком лежала перепуганная женщина, а посреди комнаты стоял хорошо одетый джентльмен, который ожидал полицейских, услышав их шаги на лестнице. Однако за внешностью джентльмена скрывался настоящий дикарь: он смотрел на стражей порядка прищуренными серо-стальными глазами. Тарзан озирался, как загнанный зверь, как окруженный охотниками лев, ожидая нападения и готовый ответить на любой вызов.
– Что тут произошло? – спросил полисмен.
Тарзан кратко объяснил, но, когда он попросил женщину подтвердить его слова, был удивлен ее ответом.
– Он лжет! – взвизгнула она. – Он вломился ко мне в комнату, когда я была тут одна, и явно не с лучшими намерениями. Я оттолкнула его, и он решил меня убить. И убил бы, если бы на мои крики не сбежались эти джентльмены, которые как раз проходили мимо. Это сам черт, мсье. Он в одиночку чуть не прикончил десять человек – зубами и голыми руками.
Тарзан был так ошарашен ее неблагодарностью, что в первую минуту потерял дар речи. Полиция отнеслась к словам женщины недоверчиво, поскольку им уже доводилось иметь дело и с этой леди, и с ее окружением. Однако на всякий случай полицейские решили задержать всех, кто находился в комнате, чтобы предоставить судьям право выносить обвинения.
Однако полицейским вскоре пришлось убедиться, что одно дело объявить об аресте, а совсем другое – арестовать.
– Я ни на кого не нападал, – заявил Тарзан негромко. – Я всего лишь защищался и не знаю, почему эта женщина солгала. Она не должна чувствовать ко мне ненависти, ведь я никогда не видел ее, пока не прибежал в эту комнату на ее крики о помощи.
– Ну-ну, – попытался успокоить его один из полицейских, – не надо нам это рассказывать: на то есть судьи.
И он положил руку на плечо Тарзана. Мгновение спустя страж порядка уже корчился в углу комнаты. Его товарищи кинулись на человека-обезьяну, и им пришлось на себе испытать то же, что ранее досталось апашам. Тарзан управился с полицейскими так быстро, что они даже не успели схватиться за револьверы.
За открытым окном комнаты Тарзан заметил не то ствол дерева, не то телеграфный столб. Как только полицейские оказались повержены, один из них все-таки достал оружие и выстрелил в Тарзана. Пуля прошла мимо, и, прежде чем прогремел второй выстрел, Тарзан смахнул с каминной полки керосиновую лампу, чтобы комната погрузилась в темноту.