Верховная служительница солнечного культа встала напротив Тарзана с противоположной стороны алтаря, и пение сразу прекратилось. Все жрецы и жрицы преклонили перед ней колени. Подняв над их головами жезл, она прочла длинную и утомительную молитву. Голос у нее оказался нежным и музыкальным. Тарзан с трудом мог представить себе, что девушка с таким голосом вот-вот превратится в бешеную фанатичку и в порыве религиозного экстаза совершит кровавое жертвоприношение, а потом, не выпуская из рук окровавленного ножа, первой напьется теплой крови жертвы из золотой чаши, которая сейчас стоит на алтаре.
Закончив молитву, верховная жрица в первый раз взглянула на Тарзана и с явным любопытством оглядела его с ног до головы. Затем обратилась к нему с какой-то речью и потом замолчала, словно ожидая ответа.
– Я не понимаю вашего языка, – сказал Тарзан. – Может быть, попробовать говорить на другом?
Но жрица так и не поняла его, хотя Тарзан обращался к ней на французском, английском, арабском, языке народа Вазири, а отчаявшись, и на смешанном языке негров западного побережья.
На все это верховная жрица отрицательно качала головой. В ее голосе послышалась некоторая усталость, когда она обратилась к жрецам, приказывая им продолжить церемонию. Те опять принялись кружиться в своем дурацком танце, пока она не приказала им наконец остановиться. Все это время девушка не отрывала глаз от Тарзана.
По ее сигналу жрецы подошли к человеку-обезьяне, подняли его и положили на алтарь. Он лежал на спине, при этом голова свешивалась с одной стороны алтаря, а ноги – с другой. Затем мужчины и женщины выстроились в две шеренги: они держали золотые чаши наготове, чтобы наполнить их кровью после того, как жертвенный нож исполнит свое дело.
Тут среди жрецов поднялся спор из-за первенства. Один из них, грубое животное с лицом, не отягощенным интеллектом, и всем своим видом напоминавшее гориллу, попытался оттеснить того, что был поменьше ростом, на менее почетное место. Но тот воззвал к верховной жрице, и она холодным, не допускающим возражений тоном приказала грубияну встать последним в очереди. Тарзан слышал, как возмутитель спокойствия злобно рычал, неохотно переходя на указанное место.
Затем верховная жрица принялась читать над Тарзаном заклинание, одновременно занося свой тонкий и острый нож. Человеку-обезьяне казалось, что прошла целая вечность. Наконец рука с ножом замерла над его незащищенной грудью, а потом стала опускаться под чтение заклинания. Тарзан услышал недовольное рычание обиженного верзилы, который так и не успокоился. Одна из жриц резко одернула его. Нож в этот момент был у самой груди Тарзана, но тут верховная жрица отвлеклась на виновника кощунства.
Среди жрецов началось какое-то волнение, и Тарзан, приподняв голову, увидел, как жрец, окончательно выйдя из себя, набросился на стоявшую поблизости от него жрицу и одним ударом дубинки вышиб ей мозги. А потом случилось то, что Тарзану приходилось наблюдать, наверное, сотню раз у диких обитателей его родных джунглей. Такое случалось с Керчаком, Тублатом, Теркозом и десятком других здоровых и сильных обезьян-самцов из его племени. И со слоном Тантором случалось. Не было в лесу животных, самцы которых никогда не впадали в такое состояние.
В исступлении жрец с тяжелой дубинкой в руках нападал на своих товарищей. Он кидался во все стороны с яростными воплями, нанося ужасающие удары и кусая тех, кого мог достать, желтыми клыками.
Верховная жрица по-прежнему держала нож над Тарзаном, но при этом в страхе следила за маньяком, который сеял смерть среди ее помощников. Вскоре жертвы его ярости лежали убитыми или корчились в предсмертных судорогах на полу храма. Нетронутыми оставались лишь Тарзан и верховная жрица. И тут безумец обратил внимание на девушку, и в нем загорелось новое желание. Он медленно подошел к ней и заговорил.
Каково же было удивление Тарзана, когда он понял сказанное! Меньше всего он мог ожидать, что услышит здесь язык, на котором сам никогда бы не заговорил с людьми: глухой гортанный лай племени больших человекообразных обезьян – его родной язык.
Девушка ответила мужчине на том же языке. Он угрожал, а жрица пыталась урезонить его, поскольку было ясно, что приказы не помогут. Это был уже не человек, а дикое животное, и оно подступало все ближе к девушке, протягивая к ней через алтарь руки, как звери тянутся к своим жертвам когтистыми лапами.
Тарзан напрягся, пытаясь разорвать стягивавшие его руки веревки. Жрица уже забыла о нем перед лицом угрожавшей ей опасности. Когда звероподобное существо, перепрыгнув через Тарзана, схватило свою добычу, человек-обезьяна одним мощным усилием освободился от веревок. От этого рывка он свалился на каменный пол, с противоположной стороны от места, где была верховная жрица. Тарзан вскочил на ноги и отбросил обрывки веревки, но тут же увидел, что остался здесь один: и верховная жрица, и обезумевший жрец исчезли.
Затем послышался жалобный приглушенный крик из подвального этажа – откуда жрица и вышла в храм. Не думая о собственной безопасности или о побеге, который сделался возможным благодаря внезапно изменившимся обстоятельствам, Тарзан из племени обезьян поспешил на помощь попавшей в беду девушке.
Одним прыжком он оказался у входа в подземное помещение, а еще через секунду уже бежал вниз по истертым каменным ступеням, ведущим неизвестно куда. Слабый свет сверху помог разглядеть широкий подвал с низким потолком. Несколько проходов вели отсюда в полную темноту, однако Тарзану не пришлось выбирать правильный путь: прямо перед ним, на полу, лежали те, кого он искал. Чудовище подмяло под себя девушку и принялось ее душить. Она всеми силами сопротивлялась, цепляясь за жизнь.
Тяжелая рука Тарзана упала на плечо безумца, и тот отпустил свою жертву. С пеной на губах и обнажившимися клыками, солнцепоклонник вступил в бой. Его силы умножила одержимость. В припадке ярости он превратился в дикого зверя и потому совсем забыл о кинжале, который находился у него за поясом, – теперь это существо полагалось только на клыки и силу рук.
Но Тарзан из племени обезьян превосходил его в искусстве дикой битвы. Соперники схватились и покатились по полу, стараясь разорвать друг друга на куски, как обезьяны. Жрица стояла, прижавшись к стене, и наблюдала за тем, как у ее ног катаются по полу рычащие звери. Но вот она увидела, как незнакомец одной рукой ухватил противника за горло, а другой рукой нанес ему несколько ударов по лицу. Еще мгновение, и Тарзан отбросил от себя мертвое тело. Вскочив на ноги, он отряхнулся, как лев, а потом поставил ногу на труп поверженного врага и гордо вскинул голову, чтобы издать победный клич своего племени. Но тут он взглянул на ступени, ведущие наверх – туда, где совершались человеческие жертвоприношения, и передумал.
Девушка, с ужасом наблюдавшая за этой битвой, только сейчас начала осознавать, что избавилась от маньяка, но попала в руки человека, которого всего несколько минут назад собиралась убить. Она огляделась, чтобы убежать отсюда. Выход в темный коридор был совсем рядом, но, как только жрица сделала шаг в ту сторону, человек-обезьяна одним прыжком очутился рядом с ней и предостерегающе положил ей руку на плечо.
– Подождите! – сказал Тарзан на языке племени Керчака.
Девушка посмотрела на него в замешательстве.
– Кто же вы, – прошептала она, – говорящий на языке первых людей?
– Я Тарзан из племени обезьян.
– Что вам нужно от меня? – продолжала она. – Зачем вы спасли меня от Та?
– Может быть, я просто не мог смотреть, как вас убивают?
– Но что вы собираетесь сделать со мной теперь?
– Ничего. А вот вы можете кое-что для меня сделать: вывести меня отсюда на свободу, – сказал он, не надеясь на согласие.
Тарзан был совершенно уверен, что церемония жертвоприношения будет продолжена, если так решит верховная жрица. Но он имел основания полагать, что сумеет убедить своих похитителей: Тарзан из племени обезьян, несвязанный и с длинным кинжалом в руках, – не такая уж покорная жертва.
Девушка некоторое время смотрела на него молча, а потом заговорила:
– Вы удивительный человек. О таком я мечтала с самого детства. Именно такими я представляю себе наших предков – великий народ, построивший этот прекрасный город в центре дикого мира. Они хотели извлечь из недр земли сказочные богатства, ради которых пожертвовали своей далекой цивилизацией. Я не знаю, зачем вам понадобилось спасать меня. И не понимаю, почему вы теперь, когда я нахожусь полностью в вашей власти, не хотите отомстить за то, что были приговорены мной к смерти, и за то, что я едва не убила вас собственной рукой.
– Но вы только исполняли обряд, – ответил человек-обезьяна. – Я не могу винить лично вас, и не важно, что я думаю о вашей вере. Но кто же вы и что это за народ, к которому я попал?
– Я Ла, великая жрица Храма Солнца в городе Опар. Мы потомки людей, переселившихся сюда в поисках золота более десяти тысяч лет назад. Их города протянулись от великого моря, которое находится там, где восходит солнце, и до великого моря, куда солнце спускается вечером, чтобы охладить свое пылающее лицо. Они были и богаты, и могущественны. Здесь, в этих великолепных дворцах, они жили по несколько месяцев в году, а остальное время проводили в своей земле, далеко на севере. Их многочисленные корабли курсировали между новым и старым миром. В сезон дождей здесь оставались лишь немногие – только те, кто наблюдал за работами в шахтах, где трудились чернокожие рабы, а также купцы, чтобы снабжать жителей городов всем необходимым, и солдаты, которые охраняли города и шахты. И вот однажды случилась великая беда. Пришло время кораблям возвращаться, но никто из нескольких тысяч людей не вернулся. Те, кто оставался в городе, ждали долго, а потом снарядили большую галеру и отправились в путь, чтобы узнать, почему никто не возвращается из родной страны. Они блуждали по морям много месяцев, но так и не смогли отыскать некогда могущественную страну, которая в течение долгих веков питала нашу цивилизацию: она утонула в океане. С этого начался упадок нашего народа. Несчастные, потерявшие присутствие духа люди скоро стали жертвами набегов дикарей с севера и юга. Один за другим жители покидали разоренные города. Все, кто остался в живых, были вынуждены искать убежища в этой неприступной горной крепости. Мы слабели, утрачивали былую мощь, интеллект, уменьшались численно, пока не превратились в маленькое племя полуобезьян. Да, обезьяны давно уже живут вместе с нами. Мы называем их первыми людьми и говорим на их языке так же, как на собственном. Только при исполнении ритуалов в храме мы сохраняем свой родной язык. Но со временем он будет забыт, и нам останется только язык обезьян. Наступит время, когда мы не будем изгонять из своег