Тарзан понимал, что в первую очередь ему необходимо раздобыть оружие, которое позволило бы ему обороняться и нападать, потому что встреча со стаей приматов и далекие свирепые голоса Нумы, то есть льва, и Шиты, как называли обезьяны пантеру, служили предупреждением, что его жизнь в джунглях не будет простой и безопасной.
Его ждало возвращение к прежнему существованию, полному постоянных угроз и кровавых схваток, – к миру, где ему придется охотиться самому и где на него станут охотиться другие. Жестокие звери опять станут выслеживать его, как делали это в прошлом, и не будет такого момента, ни днем ни ночью, когда он сможет обойтись без простейшего оружия, которое необходимо смастерить из того, что окажется под рукой.
На берегу Тарзан нашел обломок хрупкой вулканической породы.
Затратив немало усилий, он сумел отколоть от него узкую полоску длиной около двенадцати дюймов и толщиной в четверть дюйма. Один край рядом с кончиком был совсем тонким на протяжении нескольких дюймов. Этот камень уже напоминал нож.
С ним Тарзан отправился в джунгли и ходил там, пока не нашел то, что искал. Поваленное дерево. Ему и раньше доводилось встречать такие, отличающиеся очень твердой древесиной. Он отрезал от него маленькую прямую ветку и заострил на конце.
Затем в лежащем на земле стволе Тарзан сделал маленькое круглое углубление. Туда он положил несколько тщательно измельченных крупинок сухой коры, вставил в него острый конец палочки и, сидя верхом на стволе дерева, начал быстро вертеть ее ладонями.
Спустя некоторое время над импровизированным трутом поднялась тонкая струйка дыма, а через несколько секунд появилось и пламя.
Подкладывая в костерок сперва тонкие ветки, а затем потолще, Тарзан вскоре развел довольно сильный огонь во все увеличивающемся дупле засохшего дерева.
В него он сунул лезвие своего каменного ножа, а когда оно сильно нагрелось, Тарзан его вынул и капнул водой на участок камня рядом с тонким краем. Под действием зашипевшей влаги маленькая чешуйка гладкого материала отслоилась и упала на землю.
Так, мало-помалу, Тарзан приступил к превращению тонкого края камня в примитивный охотничий нож.
Он не пытался совершить это в один присест.
Сперва Тарзан был доволен уже тем, что получил режущую кромку длиной в пару дюймов, с помощью которой смастерил рукоять для ножа, вырезал длинный гибкий лук, тяжелую дубинку и сделал хороший запас стрел.
Все это он спрятал на высоком дереве рядом с небольшим ручьем. На нем же он соорудил помост с крышей из пальмовых листьев.
Когда Тарзан покончил со всем этим, уже начало смеркаться, и он почувствовал, что невероятно голоден.
Во время недолгой прогулки по лесу вверх по течению небольшой речушки, у которой стояло его дерево, он нашел водопой, пользующийся у лесных зверей большой популярностью, судя по тому, как они размесили грязь на обоих берегах. Самые разные животные приходили сюда явно в немалом количестве. К этому месту, бесшумно ступая, и направился человек-обезьяна.
Верхние ветви деревьев смыкались над водопоем, образуя подобие верхней террасы. С нее-то Тарзан и свесился с проворством и грацией хвостатой мартышки. Если б не тяжелый груз, лежащий у него на душе, он был бы счастлив вернуться к прежней свободной жизни далекого детства.
Но даже с этой ношей он чувствовал, как к нему возвращаются привычки прежней жизни, которые на самом деле куда больше передавали его сущность, чем тонкий налет цивилизации, возникший после трех лет, проведенных среди белых людей в большом мире. Это был только внешний лоск, скрывавший грубого зверя, которым всегда оставался Тарзан из племени обезьян.
Увидь его таким, пэры, его сотоварищи по палате лордов, воздели бы свои аристократические руки в священном ужасе.
Тарзан бесшумно перебрался на нижние ветви огромного дерева, нависшие над самой тропой, и пригнулся. Его зоркие глаза и чуткие уши напряглись, улавливая то, что происходит далеко в джунглях, откуда, как он хорошо знал, вскоре появится ужин.
Долго ему ждать не пришлось.
Едва он поудобней уселся в засаде, поджав под себя сильные, мускулистые ноги, подобно тому как приседает пантера, готовясь к прыжку, как Бара, антилопа, грациозной поступью спустилась к водопою.
Но вышла к нему не только Бара. За изящной антилопой следовал еще кто-то, кого та не могла ни увидеть, ни почуять, но чьи движения не ускользнули от Тарзана, который хорошо видел все со своего дерева.
Он не знал в точности, какой зверь так скрытно крадется через джунгли в нескольких сотнях ярдов позади антилопы. Но человек-обезьяна был убежден, что преследовал быстроногую Бару один из самых могучих хищников, причем ради того же, зачем пришел сюда сам Тарзан. Возможно, Нума, то есть лев. А может быть, Шита, пантера.
В любом случае Тарзан понимал, что его трапеза от него ускользнет, если только Бара не станет приближаться к броду быстрее, чем сейчас.
Едва эта мысль промелькнула в голове у Тарзана, какой-то шум выдал того, кто следовал по пятам за добычей, потому что антилопа вздрогнула, на миг замерла на месте, вся трепеща, а затем молниеносным скачком ринулась к реке и к Тарзану. В намерения животного явно входило пересечь мелкий брод и уйти от погони на другой стороне реки.
Менее чем в ста ярдах от него появился Нума.
Теперь Тарзан мог видеть его как на ладони. Бара вот-вот пробежит под его веткой. Получится ли? Но даже раньше, чем человек-обезьяна успел задать себе этот вопрос, разжал руки и спрыгнул с ветки, оседлав испуганную антилопу.
Еще миг, и Нума настиг бы обоих, так что, если человек-обезьяна собирался поужинать этим вечером или вообще еще когда-нибудь в своей жизни, он должен был немедленно что-то предпринять.
Едва Тарзан коснулся гладкой шкуры антилопы, как под его тяжестью животное споткнулось и упало на колени. Всадник тут же схватился обеими руками за рога и одним быстрым движением крутанул голову так сильно, что ощутил, как ломаются шейные позвонки.
Яростный рев льва раздался почти за его спиной. Тарзан перебросил антилопу через плечо и, сильными зубами придерживая тушу за переднюю ногу, забрался на ближайшую из низко растущих веток, свисавших у него над головой.
Обеими руками он ухватился за сук и в тот миг, когда Нума прыгнул на него, подтянулся вместе с добычей и оказался вне досягаемости смертоносных когтей льва.
Внизу раздался глухой звук. Это рухнул на тропу сбитый с толку лев. А Тарзан, унося добычу все выше, к безопасным верхним ветвям, смотрел, усмехаясь, вниз, в сверкающие желтые глаза дикой кошки, которая злобно глядела на него с земли. При этом победитель нахально демонстрировал добычу и сыпал язвительными насмешками в адрес того, кого только что перехитрил.
Затем он каменным ножом нарезал себе сочных стейков, и, пока огромный лев, рыча, вышагивал взад и вперед под его деревом, лорд Грейсток набил свой дикарский желудок, размышляя о том, что ни в одном из самых изысканных лондонских клубов никогда не ел мяса вкусней этого.
Теплая кровь убитого им животного залила лицо и руки, наполняя ноздри ароматом, который для любого хищника милее всего на свете.
Наевшись до отвала, Тарзан спрятал то, что осталось от туши, в развилке ветвей высоко на дереве, где проходило пиршество. Не обращая внимания на Нуму, что плелся внизу следом за ним, горя желанием отомстить, он вернулся, не спускаясь на землю, к своему убежищу на зеленой вершине, где крепко заснул и проснулся лишь утром, когда солнце стояло уже высоко.
Глава 4Шита
Следующие несколько дней Тарзан провел, доделывая свое оружие и исследуя джунгли. Он натянул на лук тетиву из сухожилий антилопы, которой поужинал в первый вечер, проведенный на новом месте, и, хотя человек-обезьяна предпочел бы использовать для тетивы кишки Шиты, он был готов подождать, когда ему подвернется возможность убить одну из этих огромных кошек.
Тарзан также сплел длинную веревку из стеблей травы – такую, с помощью которой много лет назад изводил злобного Тублата и которая в умелых руках мальчика-обезьяны превратилась в удивительно действенное оружие.
Он смастерил ножны и украсил рукоятку ножа, сделал колчан для стрел, а из шкуры Бары вырезал ремень и набедренную повязку. Затем он отправился в поход, чтобы побольше узнать о неизвестной земле, на которой его высадили. Он догадался сразу, что это не западная часть Африканского континента, хорошо знакомая ему. Берег был обращен в сторону востока: солнце здесь поднималось из моря и заходило в джунглях.
Но и то, что он не на восточном берегу Африки, Тарзан тоже понимал хорошо. Он чувствовал, что «Кинкейд» не прошел через Средиземное море, Суэцкий канал и Красное море, да и мыс Доброй Надежды тоже не обогнул. Так что он совсем не понимал, где мог оказаться.
Иногда Тарзан спрашивал себя, не пересек ли пароход широкий Атлантический океан, чтобы высадить его на побережье Южной Америки. Но присутствие в джунглях Нумы, то есть льва, доказывало, что такое предположение далеко от истины.
Во время долгого пути по джунглям вдоль берега Тарзан остро почувствовал, как не хватает ему товарища, и все больше сожалел, что не связал свою жизнь с обезьянами. Он не видел их со дня высадки, когда голос цивилизации звучал в нем еще слишком громко.
Теперь же он почти полностью стал Тарзаном прежних дней, и хотя понимал, как мало общего между ним и огромными антропоидами, уж лучше было жить с ними, чем совсем одному.
Двигаясь неторопливо, иногда по земле, а иногда, по старой привычке, по ветвям деревьев, то срывая какой-нибудь плод, то переворачивая ствол упавшего дерева в поисках крупных жуков, по-прежнему казавшихся ему очень вкусными, Тарзан прошел с милю или немногим больше, когда его внимание привлек доносимый ветром запах Шиты.
Сейчас Шита, пантера, была как раз тем зверем, с которым Тарзану очень хотелось схватиться, потому что он рассчитывал не только использовать для своего лука крепкую кишку этой огромной кошки, но также сделать из ее шкуры новые, красивые колчан и набедренную повязку.