Тарзан тоже участвовал в этом безумном танце. Его смуглое, испещренное полосами пота, мускулистое тело блестело в свете луны и выделялось гибкостью и изяществом среди неуклюжих, грубых, волосатых зверей.
Дикая пляска продолжалась около получаса. Но вот по знаку Керчака прекратился бой барабана. Самки-барабанщицы торопливо пробрались сквозь цепь плясунов и присоединились к толпе зрителей. Самцы, все как один, ринулись на тело врага. Им не часто удавалось есть в достаточном количестве свежее мясо. Поэтому дикий разгул их ночного празднества всегда кончался пожиранием окровавленного трупа. Огромные клыки вонзались в тушу, разрывая кровавое битое тело. Более сильные хватали отборные куски, а слабые вертелись около дерущейся и рычащей толпы, выжидая удобный момент, чтобы втереться туда хитростью и подцепить лакомый кусочек или стащить какую-нибудь оставшуюся кость прежде, чем все исчезнет.
Тарзан еще больше, чем обезьяны, любил мясо и испытывал в нем потребность. Плотоядный по природе, он еще ни разу в жизни, как ему казалось, не поел мяса досыта. И вот теперь, ловкий и гибкий, он пробрался глубоко в массу борющихся и раздирающих мясо обезьян. Он стремился хитростью добыть себе хороший кусок, который ему трудно было бы добыть силой. С боку у него висел охотничий нож его неведомого отца, он видел образчик их на рисунке в одной из своих драгоценных книг. Проталкиваясь в толпе, он наконец добрался до быстро исчезающего угощения и своим острым ножом отрезал изрядный кусок, он и не надеялся, что ему достанется такая богатая добыча — целое предплечье, просовывающееся из-под ног могучего Керчака, который был так занят своим царственным обжорством, что даже не заметил содеянного Тарзаном оскорбления величества… И Тарзан благополучно выбрался из столпотворения со своей добычей.
Среди обезьян, которые тщетно вертелись за пределами круга пирующих, был и старый Тублат. Он одним из первых на пиру захватил уже отличный кусок, который спокойно съел в сторонке. Но этого ему показалось мало, и теперь он снова пробивал себе дорогу, желая еще раз раздобыть хорошую порцию мяса.
Вдруг от заметил Тарзана. Мальчик выскочил из царапающейся и кусающейся кучи переплетенных тел с трофеем, который он крепко прижимал к груди. Маленькие, тесно посаженные, налитые кровью свиные глазки Тублата злобно засверкали, когда он увидел ненавистного приемыша… В них загорелась также и жадность при виде лакомого куска мяса.
Но и Тарзан заметил своего злейшего врага. Угадав его намерение, он быстро прыгнул к самкам и детенышам, надеясь скрыться среди них. Тублат быстро гнался по пятам. Убедившись, что ему не удастся найти место, где он мог бы спрятаться, Тарзан понял, что остается одно — бежать.
Со всех ног помчался он к ближайшим деревьям, ловко прыгнул, ухватился рукой за ветку и с добычей в зубах стремительно полез вверх, преследуемый Тублатом. Тарзан поднимался все выше и выше на раскачивающуюся вершину величавого гиганта. Тяжеловесный преследователь не решился подниматься за ним по хлипким веткам. Усевшись на вершине, мальчик кидал оскорбления и насмешки разъяренному, покрытому пеной животному, которое остановилось на пятьдесят футов ниже его.
И Тублат впал в бешенство. С ужасающими воплями и рычанием низвергнулся он наземь в толпу самок и детенышей и накинулся на них. Он перегрызал огромными клыками маленькие слабые детские шеи и вырывал целые куски шкуры из спин и живота самок, не успевших убежать.
Луна ярко озаряла эту кровавую оргию бешенства. Тарзан видел, как самки и детеныши бежали что было сил в безопасные места на деревьях. А затем и большие самцы, что сидели посредине арены, почувствовали могучие клыки своего обезумевшего товарища. И тогда все обезьяны поспешно скрылись среди черных теней окрестного леса.
В амфитеатре, кроме Тублата, оставалось только одно живое существо — запоздавшая самка. Теперь она быстро бежала к дереву, на котором сидел Тарзан. Это была Кала. За ней по пятам гнался страшный Тублат. Как только Тарзан увидел, что Тублат ее настигает, он с быстротою падающего камня бросился на помощь своей приемной матери.
Она подбежала к дереву. Как раз над нею сидел Тарзан, затаив дыхание, выжидая исхода этого бега взапуски. Кала подпрыгнула и зацепилась за низко висевшую ветку. Казалось, что она уже в безопасности. Но раздался сухой громкий треск, ветка обломилась, — Кала свалилась прямо на голову Тублата, сбив его с ног.
Оба вскочили мгновенно, но Тарзан еще быстрее спрыгнул с дерева, и громадный разъяренный обезьяний самец внезапно очутился лицом к лицу с человеком-ребенком. Ничто не могло быть более на руку злобному зверю. С ревом торжества обрушился он на маленького лорда Грэйстока. Но клыкам его не было суждено вонзиться в это коричневатое тело цвета ореха.
Мускулистая рука решительно схватила Тублата за волосатое горло. Другая рука вонзила несколько раз острый охотничий нож в широкую мохнатую грудь. Удары падали, словно молнии, и прекратились только тогда, когда Тарзан почувствовал, что ослабевшее тело вяло рушится на землю.
Когда Тублат упал, Тарзан, обезьяний приемыш, поставил ногу на шею своего злейшего врага, поднял глаза к полной луне и, откинув назад голову, испустил дикий и страшный победный крик своего народа. Друг за другом со своих убежищ спустилось все племя. Они окружили стеной Тарзана и его побежденного врага, и когда собрались все, Тарзан обратился к ним.
— Я Тарзан, — громко сказал он. — Я великий боец. Все должны почитать Тарзана и Калу, его мать. Среди вас нет никого, кто может сравниться с ним в силе! Пусть берегутся его враги! — Устремив пристальный взгляд в злобно-красные глаза Керчака, молодой лорд Грэйсток ударил себя в грудь, и снова джунгли потряс пронзительный крик победителя.
Охота на вершинах деревьев
На следующее утро после Дум-Дум обезьяны медленно двинулись через лес к побережью. Мертвый Тублат остался на месте, потому что племя Керчака не ест сородичей. Кочуя, антропоиды занимались поисками пищи. Капустные пальмы, серые сливы, пизанг и сентамин встречались в изобилии; попадались также дикие ананасы, иногда обезьянам удавалось найти мелких млекопитающих, птенцов, яйца, гадов и насекомых. Орехи обезьяны раскалывали своими могучими челюстями, и только когда те оказывались слишком твердыми, разбивали их камнями.
Однажды они увидели старую Сабор. Встреча с львицей заставила обезьян поспешно искать убежища на высоких ветвях. Правда, Сабор относилась с уважением к их численности и острым клыкам, но и обезьяны со своей стороны проявляли почтительность к ее силе и свирепости.
Тарзан сидел на низко склонившейся ветке. Львица, пробираясь через густые заросли, оказалась под ним. Он швырнул в исконного врага бывший у него под рукою ананас. Величественное животное остановилось и, обернувшись, окинуло взглядом дразнившего ее человека. Сердито вильнув хвостом, Сабор обнажила свои желтые клыки и сморщила, огрызаясь, щетинистую морду. Злобные глаза ее превратились в две узкие щелки, в которых горели бешенство и ненависть. Прижав уши, львица посмотрела прямо в глаза Тарзану и грозно зарычала. Человек-обезьяна ответил ей страшным криком своего племени. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. А затем, не выдержав взгляда человека, громадная кошка прыгнула в сторону, и лесная чаща скрыла ее, как океан поглощает брошенный камень.
У Тарзана зародился серьезный план… Он убил свирепого Тублата, значит, он стал могучим бойцом? Теперь он выследит хитрую Сабор и убьет ее тоже. Тогда он станет великим охотником.
С некоторых пор в нем таилось сильное желание прикрыть свою наготу. Из книжек с картинками он узнал, что все люди носят одежду, тогда как мартышки и человекообразные обезьяны ходят голые. Одежда — знак силы, отличительный признак превосходства человека над всеми созданиями. Не могло, конечно, быть другой причины для того, чтобы носить такие отвратительные вещи.
Много лун тому назад, будучи гораздо моложе, Тарзан очень хотел добыть шкуру львицы Сабор, льва Нумы или пантеры Шиты для прикрытия своего безволосого тела. Тогда, по крайней мере, он перестал бы походить на отвратительную змею Хисту. Но нынче Тарзан гордился своею гладкой кожей, ибо она была признаком его происхождения от могучего племени. В нем боролись два противоположных желания — ходить, не стесняя себя, голым по примеру племени Керчака или же, сообразуясь с обычаями своей породы, носить неудобную одежду. И оба эти желания попеременно одерживали в нем верх.
После бегства Сабор племя продолжало свой медленный переход через джунгли. Голова Тарзана была полна широкими планами выслеживания и убийства львицы. Много дней прошло, а он только об этом и думал. От этих постоянных мыслей его отвлекло страшное событие. Внезапно среди белого дня темнота спустилась на джунгли, все звуки стихли. Деревья стояли неподвижно, словно парализованные ожиданием надвигающейся катастрофы. Но вот издалека донеслось какое-то тихое, печальное стенание. Ближе и ближе звучало оно, перерастая в оглушительный рев. Большие деревья разом погнулись, словно их прижала к земле чья-то могучая рука. Они склонялись все ниже и ниже, готовые сломаться от напора. И вдруг великаны джунглей выпрямились и закачали могучими вершинами, как бы выражая этим свой гневный протест. Из несущихся вихрем черных туч сверкнул яркий, ослепительный огонь. Раскаты грома потрясли воздух, как канонада. Тотчас хлынул поток, и джунгли превратились в настоящий ад.
Обезьяны, дрожа от холодного ливня, сбились в кучу и жались к стволам деревьев. При свете молний, пронизывающих тьму, видны были дико качавшиеся ветви в сплошной завесе льющихся потоков воды.
Время от времени один из древних лесных патриархов, пораженный ударом молнии, с треском ломался на тысячи кусков и рушился, повергая за собой бесчисленные ветки окружавших его деревьев и множество мелких тварей. Большие и малые сучья, оторванные свирепым вихрем, кружились и летели в неистовой пляске на землю, неся гибель несчастным тварям подлесья.