От первого ощущения холодящего страха Клейтон перешел к чувству пылкого восхищения и зависти к гигантским мускулам и изумительному инстинкту, или знанию, которое вело лесного бога сквозь чернильную темноту ночи так легко и верно, как сам Клейтон мог прогуливаться по Лондонским улицам в яркий полдень.
Наконец они добрались до поляны у берега. Чуткий слух Тарзана уловил звуки, производимые усилиями Сабор, протискивающейся через решетку, и Клейтону показалось, что они мигом слетели с высоты ста футов, — так быстро спускался Тарзан. Однако, когда они коснулись земли, Клейтон едва почувствовал толчок. Спрыгнув со спины обезьяны-человека, он заметил, как тот с быстротою белки метнулся к противоположной стене хижины. Англичанин кинулся за ним как раз вовремя, чтобы увидеть задние лапы какого-то громадного зверя, готовящиеся исчезнуть в окне хижины.
Когда Джен Портер открыла глаза и снова увидела угрожавшую ей гибель, ее смелое молодое сердце отказалось от последнего призрака надежды, и она наклонилась, чтобы подобрать упавший револьвер, решив прибегнуть к милосердной смерти от пули, прежде чем жестокие клыки разорвут ее тело. Одно мгновение девушка колебалась. В эту минуту взгляд ее остановился на бедной Эсмеральде, которая лежала неподвижно.
Может ли Джен оставить бедное, преданное ей существо на растерзание беспощадным желтым клыкам? Нет, она должна сперва выпустить одну пулю в лежавшую в обмороке женщину, а уже потом обратить дуло револьвера на себя. Какая ужасная обязанность! Но было бы в тысячу раз менее простительней жестокостью дать негритянке, воспитавшей ее с детских лет со всей заботливостью и нежностью матери, прийти в сознание под терзающими когтями большой кошки.
Джен Портер решительно встала и подбежала к Эсмеральде. Она плотно прижала дуло револьвера к преданному ей сердцу, закрыла глаза и…
Девушка, ошеломленная, спустила курок и, обернувшись к зверю, тем же движением подняла револьвер и приложила его к своему виску.
Она не выстрелила второй раз потому, что с изумлением увидела, что кто-то медленно вытаскивает огромное животное обратно через окно, за которым в лунном свете она рассмотрела головы и плечи двух мужчин.
Когда, обежав вокруг хижины, Клейтон увидел исчезающее в окне животное, он увидел также, что обезьяна-человек, ухватив обеими руками длинный хвост и упираясь ногами в стену хижины, напряг всю свою богатырскую силу в попытке вытащить зверя из комнаты.
Клейтон быстро подбежал на помощь. Соединенными усилиями огромное тело стало все больше и больше выходить из окна, и тогда Клейтон понял, насколько смел его спутник.
Поступок голого человека, тащущего за хвост упирающееся и ревущее чудовище для спасения чужой ему белой девушки, был действительно последним словом героизма.
Что же касалось Клейтона, тут дело обстояло иначе. Ведь девушка не только принадлежала к его расе, но была единственной женщиной во всем мире, которую он любил. И хотя он знал, что львица быстро покончит с ними обоими, он тащил ее за хвост, желая спасти Джен Портер. Затем он вспомнил бой между этим человеком и огромным львом с черной гривой и стал чувствовать большую уверенность.
Тарзан пытался растолковать глупому человеку, чтобы тот вонзил его смертоносные стрелы в спину и бока Сабор и всадил в сердце длинный острый нож, висевший у его бедра. Но человек не понимал, а Тарзан не смел отпустить могучую Сабор, чтобы сделать это самому, потому что он видел: тщедушному белому человеку ни за что не удержать львицу.
И тогда Клейтон увидел нечто, чего вечные небеса никогда не видели до сих пор. Тарзан мгновенно оседлал спину Сабор. Он вспомнил прием, которому был обязан победой над свирепым Теркозом, и руки его протянулись под мышками зверя, охватив шею.
Терзая землю лапами, Сабор каталась и бросалась туда и сюда в попытке сбросить с себя странного противника. Но все крепче и крепче напрягались стальные мышцы и все больше и больше пригибали вниз голову зверя.
Наконец Клейтон увидел под серебристым светом луны, как огромные мускулы Тарзана вздулись узлами на предплечьях. Еще одно долгое нечеловеческое усилие — и позвонки шеи Сабор переломились с резким хрустом.
Тарзан мгновенно вскочил на ноги, и Клейтон опять услышал дикий победный рев самца-обезьяны. Затем раздался мучительный стон Джен Портер:
— Сесиль, мцстер Клейтон! О, что это такое, что это такое?
Клейтон подбежал к двери хижины, крикнул, что все хорошо. Джен торопливо подняла тяжелый брус и почти втащила Клейтона в комнату.
— Что это был за страшный крик? — шепнула она, близко прижимаясь к нему.
— Победный крик человека, который только что спас нам жизнь, мисс Портер. Подождите, я позову его, чтобы вы могли его поблагодарить.
Испуганная девушка не хотела оставаться одна и пошла вместе с Клейтоном к стене хижины, где лежала мертвая львица.
Тарзан скрылся.
Клейтон позвал его несколько раз, но ответа не было, и они оба вернулись в хижину.
— Что за крик! — сказала Джен Портер. — Я содрогаюсь при одной мысли о нем. Не говорите мне, что этот отвратительный крик был издан человеческим горлом.
— Но это так, мисс Портер, — ответил Клейтон, — или во всяком случае, если не человеческим горлом, то горлом лесного бога.
И затем он рассказал ей о своих приключениях с этим странным существом: как дикий человек дважды спас ему жизнь, о его изумительной силе, быстроте и храбрости, о его смуглой коже и прекрасном лице.
— Я ничего не могу понять во всем этом, — объявил он в заключение. — Сначала я думал, что это, быть может, Тарзан из обезьяньего племени. Но он не говорит и не понимает по-английски, так что это предположение не подходит.
— Что ж, кто бы он ни был, — воскликнула девушка, — мы обязаны ему спасением, да благословит его бог и хранит в безопасности в диких и свирепых джунглях!
— Аминь! — горячо сказал Клейтон.
— Господи боже, жива ли я еще? — раздался подле них голос.
Оба обернулись и увидели, что Эсмеральда сидит на полу, вращая своими большими глазами.
Рев львицы спас жизнь негритянке, потому что, вздрогнув, девушка отвернула дуло револьвера в сторону, и пуля попала в пол.
У Джен Портер наступила реакция на потрясение, и она упала на скамейку с истерическим хохотом.
«В высшей степени замечательно»
В нескольких милях к югу от хижины, на песчаной косе пустынного берега, стояли два старых джентльмена и рассуждали.
Перед ними расстилался безбрежный Атлантический океан, за их спиной — Черный Континент, от которого надвигалась непроницаемая мгла джунглей.
Дикие звери ревели и рычали, шумы отвратительные и жуткие осаждали их слух. Они прошли уже несколько миль в поисках лагеря, но в ложном направлении. Они заблудились безнадежно, будто их внезапно перенесли на другую планету.
Самюэль Филандер меж тем ораторствовал:
— Но, дорогой мой профессор, я продолжаю отстаивать свою точку зрения. Если бы не победа Фердинанда и Изабеллы над маврами пятнадцатого века в Испании, то мир в настоящий момент стоял бы на неизмеримо более высокой ступени культуры. Мавры по существу были терпимыми и либеральнейшими земледельцами, ремесленниками и торговцами, то есть тем типом народа, который создал цивилизацию, подобную той, что мы видим теперь в Европе и Америке, в то время, как испанцы…
— Ой, ой, дорогой мистер Филандер, — прервал его профессор Портер, — сама религия их уже безусловно исключала ту возможность, на которую вы намекаете. Ислам был, есть и всегда будет могилой научного прогресса, который, как я отметил…
— Господи боже, профессор, — прервал мистер Филандер, обративший случайно свои взоры на джунгли, — к нам точно кто-то подкрадывается.
Профессор Портер рассеянно обернулся в направлении, указанном близоруким мистером Филандером.
— Ну что вы, мистер Филандер! — пожурил он. — Как часто должен я побуждать вас добиваться той полной сосредоточенности ваших умственных способностей, которая позволяет направлять всю силу нашего интеллекта на многозначительные проблемы, выпадающие на долю высоких умов! Я снова ловлю вас на прямом нарушении вежливости. Вы прерываете мою ученую речь и только для того, чтобы обратить мое внимание на простое четвероногое genus Felis. Как я уже говорил…
— Господи боже, профессор, да ведь это — лев! — крикнул мистер Филандер, близоруко прищурившись и пытаясь разглядеть смутные очертания зверя на фоне темных тропических кустарников.
— Ну да, мистер Филандер, лев, если вы настаиваете на употреблении просторечия в вашем разговоре. Но, как я говорил…
— Ради бога, профессор! — снова прервал его спутник. — Позвольте мне вам заметить, что мавры, разбитые в пятнадцатом веке, вряд ли потерпят особый ущерб, если мы отложим вопрос о них до того времени, пока этот великолепный экземпляр уйдет от нас подальше.
В это время лев с величавым спокойствием остановился в десяти шагах от людей, с любопытством следя за ними.
Лунный свет обливал берег, и странная группа рельефно выделялась на желтом песке.
— Крайне предосудительно, крайне предосудительно! — воскликнул профессор Портер с легкой нотой раздражения в голосе. — Никогда, мистер Филандер, никогда в жизни не случалось мне видеть, чтобы этим зверям позволяли выходить из клетки и бродить на свободе. Обязательно доложу о возмутительной небрежности директорам ближайшего зоологического сада.
— Вполне справедливо, — согласился его оппонент, — и чем скорее вы это сделаете, тем лучше. Пойдемте сейчас же!
Схватив профессора за руку, он потащил его от зверя.
Они прошли несколько шагов, но оглянувшись, мистер Филандер открыл, что лев следует за ними. Он крепче прижал к себе руку протестующего профессора и ускорил шаг.
— Как я уже говорил… — снова начал профессор Портер.
Филандер бросил назад еще один быстрый взгляд. Лев также припустил и упрямо поддерживал то же расстояние.
— Он идет за нами! — крикнул мистер Филандер, бросаясь бежать.