Тотчас же была снаряжена шлюпка, и первая же попытка причалить к «Арроу» удалась. Зрелище, встретившее французов, когда они вскарабкались через борт судна, было потрясающим.
Около дюжины людей катались при килевой качке по палубе, живые вперемешку с мертвыми. Среди них были два уже обглоданных трупа.
Призовая команда быстро поставила необходимые паруса, живые члены злосчастного экипажа были снесены вниз на койки.
Мертвых завернули в брезент и привязали на палубе, чтобы товарищи могли опознать их прежде, чем они будут похоронены в море.
Когда французы поднялись на палубу «Арроу», все живые были в беспамятстве. Даже бедняга, давший отчаянный сигнал о бедствии, потерял сознание, прежде чем узнал, помог ли его призыв.
Французскому офицеру не пришлось долго гадать о причинах ужасного положения на судне, потому что, когда стали искать воду или водку, чтобы восстановить силы матросов, оказалось, что ни того, ни другого не было, не было и крохи какой-либо пищи.
Офицер тотчас дал сигнал крейсеру прислать воду, медикаменты, провизию, и другая шлюпка совершила опасный переход к «Арроу».
Когда применили подкрепляющие средства, некоторые из матросов пришли в сознание, и вся история была рассказана. Так как на борту не было никого, кто бы мог управлять судном, то скоро начались споры о том, где они находятся и какой курс следует держать. Три дня плыли они на восток, но земли все не было видно, тогда они повернули на север, боясь, что дувшие все время сильнейшие северные ветры отнесли их от материка. Два дня держали они курс на северо-восток и попали в штиль, продолжавшийся почти неделю. Вода иссякла, а через день кончились и запасы пищи.
Положение быстро менялось к худшему. Один матрос сошел с ума и прыгнул за борт. Вскоре другой матрос вскрыл себе вены и стал пить собственную кровь. Начался шторм.
И вот появился крейсер.
Вся история бунта была рассказана французскому командиру, но оставшиеся в живых матросы «Арроу» оказались слишком невежественными, чтобы указать, в каком именно месте были высажены профессор и его спутники. Поэтому крейсер медленно плыл вдоль побережья, изредка давая пушечные сигналы и исследуя каждый дюйм берега в подзорные трубы…
Пока обе стороны рассказывали друг другу свои приключения, вернулась шлюпка с продовольствием и оружием для отряда. Через несколько минут группа матросов и два французских офицера вместе с профессором Портером и Клейтоном отправились на безнадежные и зловещие поиски.
Наследственность
Когда Джен Портер поняла, что странное лесное существо, спасшее ее от когтей обезьяны, несет ее куда-то, она сделала отчаянную попытку вырваться. Но сильные руки только немного крепче прижали ее к себе. Она отказалась от бесплодных попыток и замерла, разглядывая из-под полуопущенных век лицо человека, который, несмотря на ношу, так легко шагал через запутанные заросли кустарников.
Лицо его было необычайно красиво. Оно являлось идеалом мужественности и силы, не искаженным ни беспутной жизнью, ни зверскими и низменными страстями. Хотя Тарзан и убивал людей и животных, он делал это беззлобно, как профессиональный охотник, за исключением тех редких случаев, когда он убивал из ненависти.
В тот миг, когда Тарзан напал на Тер коза, девушку поразила ярко-красная полоса на его лбу, идущая от левого глаза до начала волос. Теперь, когда она внимательно рассматривала его черты, она увидела, что полоса исчезла, и только узкий белый шрам отмечал место, где она выступала.
Джен Портер не вырывалась, и Тарзан слегка ослабил железное кольцо своих рук. Он взглянул ей в глаза и улыбнулся — и девушке пришлось прикрыть веки, чтобы победить чары этого прекрасного лица.
Тарзан поднялся на деревья, и у Джен Портер, не чувствовавшей никакого страха от этого необычайного путешествия, мелькнула мысль, что она никогда до сих пор не была в такой безопасности, как теперь, в объятиях этого сильного дикого существа, которое несло ее неизвестно куда и неизвестно для чего через все более глухие заросли первобытного леса.
Иногда она закрывала глаза и со страхом думала о том, что ее ждет. Живое воображение подсказывало ей всевозможные ужасы, но стоило поднять веки и взглянуть на прекрасное лицо, низко склоненное над нею, и все опасения рассеивались. Нет, ей не следует его бояться! И в этом она все более и более убеждалась, пытливо разглядывая тонкие черты и честный взгляд, свидетельствовавшие о рыцарстве и благородстве натуры.
Они все глубже и глубже забирались в лес, смыкавшийся вокруг них неприступной, как ей казалось, стеной, но перед лесным богом, словно по волшебству, всякий раз открывался проход, который тотчас же смыкался за ними. Редкая ветка слегка касалась ее, а между тем и сверху, и снизу, и спереди, и сзади глазам представлялась одна сплошная масса тесно сплетенных ветвей и ползучих растений.
Во время этой дороги Тарзан, идя упрямо вперед, был переполнен новыми мыслями. Перед ним встала задача, какой он еще никогда не встречал, и он скорее чувствовал, чем понимал, что должен разрешить ее как человек, а не как обезьяна.
Теперь он стал размышлять об участи, которая выпала бы на долю девушки, если бы он не спас ее от Теркоза. Он знал, почему тот не убил ее, и стал сравнивать свои намерения с намерениями обезьяны. Правда, по обычаю джунглей, самец брал себе самку силой. Но может ли Тарзан в этом случае руководствоваться законом зверей? Разве Тарзан не человек? А как поступают в таких случаях люди? Он был в большом затруднении, потому что не знал. Очень хотелось ему спросить об этом девушку, потом ему пришло в голову, что она уже ответила, сопротивляясь и пытаясь оттолкнуть его…
Наконец Тарзан, бережно держа Джен в своих сильных объятиях, легко спрыгнул на дерн знакомой арены, где собирались большие обезьяны для совета и диких оргий Дум-Дум. Амфитеатр был облит полусветом, проникавшим сквозь чащу листвы. Зеленый дерн казался мягким, прохладным и звал отдохнуть. Мириады шумов джунглей доносились издали и казались далеким звуком прибоя.
Чувство мечтательного спокойствия овладело Джен Портер. Она опустилась на дерн и взглянула на Тарзана. Джен испытывала непонятное ощущение полнейшей безопасности. Она следила из-под полуопущенных век, как Тарзан переходил через круглую полянку, направляясь к деревьям у дальнего края. Она отметила изящную величавость его походки, совершенную симметрию великолепной фигуры и гордую посадку прекрасной головы на широких плечах. Что за изумительное создание! Ни жестокость, ни низость не могут таиться под этой богоподобной внешностью. Никогда еще, думала она, подобное совершенство не попирало ногами землю.
Тарзан мгновенно взлетел на дерево и исчез. Джен Портер недоумевала: зачем он ушел? Неужели он оставил ее здесь, в диких джунглях? Она нервно оглянулась. Каждый стебель, каждый куст казались засадой неведомого огромного и ужасного зверя, подстерегающего ее и только ждущего мгновения, чтобы вонзить блестящие клыки в ее нежное, тело. Каждый звук превращала она в своем воображении в скрытое, незаметное приближение гибкого и злобного существа. Как изменилось все с тех пор, как он ее оставил!
Пять минут, показавшихся ей часами, она сидела напряженно, ожидая прыжка притаившегося животного, означавшего конец ее мукам. Она почти молила о жестоких клыках, которые принесли бы ей смерть и прекратили бы эту агонию страха.
Услыхав внезапный легкий шорох позади себя, она с криком вскочила и обернулась лицом к опасности. Перед ней стоял Тарзан, в руках у него была целая груда роскошных спелых плодов.
Джен Портер пошатнулась и упала бы, но Тарзан, бросив свою ношу, принял ее в свои объятия. Она не потеряла сознания и крепко прижалась к нему, дрожа, как испуганная лань. Тарзан тихо гладил шелковистые волосы и старался успокоить и утешить ее, как это делала Кала, когда еще маленький, он пугался змеи Хисты или львицы Сабор. Его щека прикоснулась к ее головке, и она не шелохнулась, только вздохнула и закрыла глаза.
Джен никак не могла понять, что с ней делается. Она чувствовала себя в безопасности в этих сильных объятиях, и ей этого было достаточно. О будущем не хотелось думать, и она покорилась судьбе. За несколько истекших часов она вдруг стала доверять этому загадочному властителю джунглей, как доверяла бы лишь очень немногим знакомым ей мужчинам. Ей подумалось, что все это очень странно, но в душе у нее зрела догадка, что это необыкновенное состояние можно назвать настоящей любовью… Ее первой любовью! Она вспыхнула и улыбнулась. Джен Портер слегка отстранилась от Тарзана и, глядя на него с полу-улыбающимся и полунасмешливым выражением, придававшим ее лицу полнейшую обворожительность, указала на оброненные плоды и села на край земляного барабана антропоидов, так как почувствовала сильный голод.?
Тарзан быстро собрал плоды и положил к ее ногам, затем уселся рядом и стал чистить их ножом, освобождая их от кожуры и семян.
Они ели молча, временами украдкой бросая друг на друга лукавые взгляды, пока, наконец, Джен не разразилась веселым смехом, к которому присоединился и Тарзан.
— Как жаль, что вы не говорите по-английски, — сказала девушка.
Тарзан покачал головой, и выражение трогательной и жадной пытливости омрачило его смеющиеся глаза.
Тогда Джен Портер попыталась заговорить с ним по-французски, а потом по-немецки, но сама рассмеялась над своими ошибками.
— Во всяком случае, — сказала она ему по-английски, — вы понимаете мой немецкий так же хорошо, как меня понимали в Берлине!
Тарзан давно уже пришел к решению, что делать дальше. Он имел время вспомнить все прочитанное им в книгах о взаимоотношениях мужчин и женщин. И он поступит так, как поступил бы любой мужчина, будь он на его месте.
Он снова встал и пошел к деревьям, попытавшись объяснить знаками, что скоро вернется, и, видимо, Джен Портер все поняла и не испугалась, когда он ушел. С нетерпением она ждала его возвращения. Как и прежде, она узнала о его присутствии по легкому шороху за спиной и, обернувшись, увидела его с огромной ношей веток в охапке.