– Возможно, вы правы, – вспомнив про записку, произнес судья. – Хорошо, я распоряжусь, чтобы выписали пропуск вашему человеку. Мне нужны данные, на кого выписывать пропуск, и дата, когда он планирует посетить здание Верховного суда.
– Пропуск на двоих на завтра, – быстро ответил посол.
– Да хоть на троих, – заявил судья.
– Еще один нюанс, господин судья, – продолжил посол. – У моих людей будет с собой специальная аппаратура, и если их досмотрят, возникнут неприятности.
– Их не досмотрят, – усмехнулся судья. – Человека с пропуском, подписанным судьей Пулатходжаевым, не решится досматривать даже заместитель председателя Верховного суда.
– Фамилии записать или вы запомните?
– Говорите, я запомню, – ответил судья.
– Мирзо Ибрагимов и Иван Гарипов, – быстро произнес посол.
– Это настоящие имена? – спросил судья.
– А вы как думаете, господин судья?
– Впрочем, не мое дело, – судья пожал плечами. – Завтра с восьми утра пропуска будут ждать у дежурного на пульте. Назовете фамилии, предъявите паспорта и можете гулять по кабинетам Верховного суда хоть до самой ночи.
– Благодарю вас, господин судья. О результатах проверки я вам сообщу, – заявил посол и начал прощаться.
После ухода посла судья еще какое-то время пробыл в питомнике, затем подозвал к себе пса и вернулся к машине. Водитель терпеливо ждал в автомобиле. При виде судьи он завел двигатель и подъехал к воротам. Судья молча сел в машину, и водитель, не дожидаясь команды, повез его к зданию Верховного суда.
Тот, кого судья Пулатходжаев называл послом, дождался его ухода и только после этого покинул территорию питомника. До этого он наблюдал за встречей судьи и министра Яхъяева, придя на два часа раньше назначенного времени. Встреча эта несколько напрягла посла. Он видел, как судья передал конверт министру, видел, как тот читал записку. Видел и то, как рассердили судью слова Яхъяева. Спросить напрямую о содержании записки самого судью посол не решился, а выхода на министра у него не было. Поэтому он решил пустить дело на самотек. До решающего дня оставалось не так много времени, и он понадеялся, что записка не имеет отношения к назревающим событиям.
С полкилометра он шел пешком, затем свернул на боковую улицу, где его ждал автомобиль.
– Долго ты сегодня, Беллуски, – приветствовал его водитель.
– Да уж, не быстро, Спенсер, – ответил «посол». – Давай гони к нашим, обсудим планы на предстоящий день.
Машина тронулась с места, и спустя час группа Беллуски сидела за кухонным столом, обсуждая детали предстоящего дня.
– Завтра матч начнется ровно в восемнадцать ноль-ноль. К этому времени тебе, Трент, нужно быть у водозабора. С первым заданием ты справился отлично, не подведи со вторым.
– У меня все готово, Беллуски, не переживай, – заверил Трент.
– Спенсер, что у тебя с заводом?
– Пока присматриваюсь. Там много нюансов, полезешь до того, как будешь готов, – завалишь все дело.
– Долго, очень долго, Спенсер. Ты можешь понадобиться мне в суде, и если до того времени завод не будет заминирован, этот объект придется из плана убрать.
– Я успею, Беллуски, обещаю.
– Ты всегда обещаешь то, чего не можешь выполнить, – сказал Мануэль, вышедший из соседней комнаты. В последнее время он все чаще уединялся в своей комнате, присоединяясь к группе только во время обсуждения планов. – Так и скажи, что боишься туда лезть. Пусть Беллуски найдет тебе замену.
– Отстань от него, Манн, – с угрозой произнес Беллуски.
– Ладно, забудь, – Мануэль похлопал Спенсера по плечу. – А хочешь совет?
– Снова какую-то гадость придумал? – Спенсер напрягся.
– Да нет, дурачок, помочь тебе хочу, – голос Мануэля звучал искренне.
– Так и помочь?
– Честно!
– Ладно, говори, – согласился Спенсер.
– На заводах с непрерывным процессом есть одна особенность, и называется она: пересменка. Слышал о такой?
– Слышал, Мануэль, не один ты в России два года живешь, – огрызнулся Спенсер, полагая, что Мануэль снова его подначивает.
– Да погоди ругаться, я дело говорю, – миролюбиво произнес Мануэль. – Так вот, Спенсер, используй время пересменки, когда ночную смену меняет утренняя. Те, кто с ночи, жутко хотят домой, в теплые постельки, и им не до тех, кто приходит на смену. А те, кто идет на работу, жутко хотят спать, потому что накануне долго просидели у телевизора, а утром пришлось вставать в шесть, а то и раньше. Короче, в утренние часы узбекам меньше всего есть дело до чужих проблем, так что иди смело, никто на тебя внимания не обратит, а если и обратит, то лезть с расспросами не станет.
– Я подумаю, Мануэль, – Спенсер и правда задумался над словами Мануэля.
– А у меня хорошая новость, – снова вступил в разговор Беллуски. – Мне удалось договориться насчет пропуска в здание Верховного суда. Бенсон, завтра мы с тобой пойдем туда и выполним свою часть работы.
– Не рано? Взрывы должны прогреметь после двенадцатого, а завтра только восьмое, – забеспокоился Бенсон. – Разве здание Верховного суда не осматривают на предмет взрывных устройств?
– Бенсон, когда ты привыкнешь, что здесь тебе не Америка. К безопасности в Узбекистане относятся настолько легкомысленно, что не подумают осмотреть здание, если даже ты им в ухо прокричишь, что оно заминировано, – смеясь, произнес Мануэль.
– Манн прав, узбеки – народ непуганый, и нам это на руку, – поддержал Мануэля Беллуски. – Все, друзья, идем отдыхать, завтра сложный день.
Майор Богданов сидел перед телевизором в гостиной квартиры, которую занимали Солодовников и Кульпа, и ждал начала матча. Сегодня играли ташкентский «Пахтакор» и московский «Спартак». На игру русских приехало больше, чем на первый матч, ведь они не знали о беспорядках, творимых узбеками после игры с минчанами, и ехали в Узбекистан безбоязненно. В местных газетах о стычках писали вяло, называя беспредел узбеков «досадным недоразумением», «недопониманием» и «перегибанием палки». В московской прессе об этом и вовсе не упоминали.
Накануне вечером группа майора решала, как поступить: сообщить людям Шарафа Рашидова, что стоит проконтролировать то, что происходит на стадионе «Пахтакор», или оставить все как есть, взяв на свою совесть жертвы среди русскоязычного населения, которые обязательно появятся после очередной игры. Сообщить очень хотелось, ведь за три дня каждому члену группы «Дон» довелось на себе испытать нападки узбеков-националистов. Но как сообщишь, не раскрывая себя? И потом, если сейчас вмешается Рашидов, они могут не успеть найти координатора националистических групп, и тогда он заляжет на дно, а через пару лет начнет все сначала. Посовещались и решили оставить все как есть.
Теперь Богданов сидел в квартире один. Он ждал прихода человека полковника Старцева. Два дня назад Настя подписалась под их авантюрную затею и разнесла конверты с заготовленными записками. Идея с записками обрела новый смысл после того, как капитан Дубко тайно проник в квартиру помощника Насриддиновой Мансура Байтагова. Подумав, что лучше один раз увидеть, чем сто дней сидеть и пасти неизвестно кого, он влез в пустую квартиру и обнаружил там тайник, а в тайнике, помимо огромной кучи денег, несколько паспортов известных лиц на другие фамилии. По фотографиям Дубко узнал саму Насриддинову, Рахманкулова и еще пару-тройку людей из правительства. Теперь идея с записками была подкреплена документально.
Сегодня Богданов должен был узнать, принесла ли авантюра плоды. Встречу приурочили к началу матча, чтобы быть уверенными, что соседи не обратят внимания на визитера, так как будут заняты просмотром матча.
Ровно в восемнадцать ноль-ноль, с первыми словами футбольного комментатора в дверь квартиры негромко постучали. Богданов прошел в коридор и взглянул в дверной глазок, нововведение, только-только начинающее вводиться в больших городах вместо привычных дверных цепочек. За дверью стоял тот, кого ждал Богданов. Открыв дверь, он пропустил посетителя в квартиру.
– Добрый вечер, товарищ Травников, – поздоровался Богданов.
– И вам того же, товарищ Богданов, – ответствовал Травников. – Телевизор смотрите?
– Матч начался, – подтвердил Богданов. – Чаю хотите?
– Не откажусь, – Травников прошел в комнату, сел на диван напротив телевизора. – Как там, все спокойно?
Богданов понял, что он имеет в виду болельщиков.
– Пока спокойно, но не думаю, что это надолго, – ответил он и отправился на кухню. Там он зажег газ, поставил чайник на плиту. Пока вода закипала, он разлил по стаканам заварку, поставил на поднос стаканы, сахарницу и положил две чайные ложки. Когда вода вскипела, добавил в стаканы кипяток и отнес в комнату.
– Чем порадуете? – спросил Богданов, расставляя стаканы на столе.
– Все получилось, товарищ Богданов, ваша уловка сработала, – обыденным тоном произнес Травников.
– Кто клюнул?
– Да почти все, – усмехнулся Травников. – Министр Яхъяев, председатель Совета Министров Курбанов, председатель Верховного Совета Насриддинова, председатель Верховного суда Пулатходжаев и сошки помельче.
– И судья клюнул? Неужели и он замешан в этом деле? – не поверил своим ушам Богданов.
– Он первый и отреагировал, – заметил Травников.
– Надо же, а мы его в последний момент в список включили. Не знали, кого в Верховном суде подозревать, поэтому и послали письмо самому высокопоставленному, – объяснил Богданов.
– Выходит, повезло, – произнес Травников. – Еще повезло, что министр Яхъяев решил прийти за помощью к Курбанову. Ему понадобился верный человек, который без шумихи сможет выяснить, чьих рук дело эти конверты. Курбанов порекомендовал меня.
– Ого! Значит, вы – верный человек? – пошутил Богданов.
– Верный, товарищ Богданов, не сомневайтесь, – улыбнулся Травников. – Кому я верен, вопрос другой.
– Ладно, проехали. Так что теперь? Будем сдавать всех?
– Ну, в том, что все четверо замешаны в разработке плана по свержению действующей власти, теперь сомнений нет. Эти деятели послали ко мне самого тупого и самого болтливого заговорщика из всех, кого я видел на своем веку. Он дал мне столько компромата на каждого из членов заговорщицкой группы, что на десять дел хватит. Но сдавать мы их не будем, по крайней мере не сейчас.