айских феодалов, что они на какое-то время сумели избежать военного столкновения с могущественными армиями юаньских полководцев.
Таким образом, движение, развившееся из восстания в Хаочжоу, с самого начала и до конца имело целью свержение иноземного ига.
Если при этом учесть, что кроме указанных крупных восстаний в середине XIV в. на территории Китая происходили и другие, второстепенные, имевшие свои специфические цели и характер, то создается сложная картина широкого народного движения. Это и естественно. Неравномерность социально-экономического и политического развития различных районов феодального Китая, усугубленная различиями в характере завоевательных войн монголов в Северном и Южном Китае, в формах их господства, не могла не отразиться на характере восстаний в разных частях страны.
В восстании Лю Фу-туна носителями идеи изгнания иноземцев и возрождения китайской империи Сун были крестьяне, прежде всего податные. Здесь эта задача стояла необычайно остро, и здесь она нашла свое первое реальное воплощение в повстанческом государстве Сун. Но это восстание носило и не менее острый классовый характер. Ханьские феодалы с начала до конца защищали своих монгольских покровителей.
В восстании Сюй Шоу-хуя — Чэнь Ю-ляна идея свержения иноземного ига звучала, несомненно, более глухо. Здесь преобладала социальная направленность борьбы. В этом районе феодалы хотя и оказывали повстанцам упорное сопротивление, но на создание широкого фронта борьбы в поддержку монгольских правителей не пошли.
В восстании «красных войск» Го Цзы-сина — Чжу Юань-чжана в первый момент ни социальная, ни патриотическая стороны борьбы не получили сколько-нибудь существенной поддержки населения, и оно развивалось необычайно медленно. Но вскоре социальная направленность борьбы здесь в силу ряда объективных и субъективных причин совсем заглохла. А активными выразителями идеи освобождения от иноземного ига стали примкнувшие к восстанию феодалы и шэньши данного района. Под их руководством было завершено дело национального освобождения, начатое крестьянскими повстанцами Лю Фу-туна.
Но самое главное состоит в том, что все три основных восстания середины XIV в. носили освободительный, патриотический характер и разные социальные силы с разной степенью остроты ставили в них задачу свержения иноземного ига.
Н. П. ШастинаОбраз Чингис-хана в средневековой литературе монголов
Образ Чингис-хана, крупнейшего государственного деятеля периода сложения монгольского государства, не мог не отразиться в произведениях как устного народного творчества, так и в письменных памятниках средневековой литературы монголов. Слишком значительна, хотя и противоречива, была его деятельность, чтобы не оставить следа в памяти народной, чтобы творчество народных сказителей не разукрасило его образ сказочными подробностями, не превратило бы его в гения-хранителя монголов. Если пересмотреть произведения монгольской литературы XIII–XVII вв., то в большинстве из них мы обнаружим сведения о Чингис-хане, рассказы о его жизни и деятельности. Характер этих сведений не во всем и не всегда одинаков. Именно это обстоятельство и позволяет разделить условно материалы о Чингис-хане в монгольской средневековой литературе на две части. К первой части относятся произведения XIII в., близкие по времени к годам жизни Чингис-хана. Ко второй — сочинения XVII в., в которых приведены предания и рассказы о Чингис-хане, сохранившиеся в памяти народа. От XIV–XVI вв. до нас не дошло произведений, связанных с Чингис-ханом, да и вообще-то от этих веков осталось немногое — ведь это были трудные времена падения династии Юань, изгнания монголов из пределов Китая, времена длительных междоусобных войн — в этих условиях трудно было хранить рукописи, создавать новые произведения; недаром у монголоведов прошлого века этот перерыв получил название «темного периода». Хотя ныне нам известно, что и в «темный период» не прерывались традиции литературного творчества, но в дошедших от этого времени письменных образцах почти не упоминается о Чингис-хане.
В первый период было создано несколько произведений — самым значительным, конечно, является «Тайная история монголов» («Mongyol-un niyuca tobcyan»), затем — «Сказание об Аргасун-хуурчи» («Aryasun quurci-yin domoy»), «Беседа мальчи-ка-сироты с девятью орлуками Чингис-хана» («Cinggis boydayin yisiin orliigud-tei oniicin kobegiin-u ceclegsen sastir»), «Встречи с тремястами тайчжигутами» (yurban jayun tayijiyudun darsun domoy»).
Сюда же принадлежит и историко-юридическое сочинение, известное под кратким названием «Белая история» («Сауаn teiike»). Полное его наименование-«Белая история учения о десяти добродетелях» («Arban buyan-tu norn-un сауаn teuke neretii sastir»).
Ко второму периоду относятся исторические летописи XVII в., как-то: анонимная — «Алтай тобчи» («Altan tobci»), ордосского летописца Саган Сэцэна «Эрденийн тобчи» («Erdeni-yin tobci»), анонимная — «Шара Туджи» («Sira tuyuji»), ученого ламы Луб-сан Данзана «Алтай тобчи» («Altan tobci»), халхаского феодала Джамбы «Асарагчи нере-ту тухе» («Asarayci nere-tu-yin teuke»). Во всех этих памятниках исторической мысли монголов образ Чингис-хана и сведения о его жизни занимают немалое место; но образ этот, ставший традиционным, в течение истекших веков претерпел значительные изменения.
Первым по времени литературным произведением, в котором рассказано о Чингис-хане, была «Тайная история монголов», в русском востоковедении часто именуемая «Сокровенным сказанием». Она была написана ради прославления Чингис-хана и «Золотого рода Борджигин» — аристократического рода, из которого происходил монгольский владыка. «Секретной» или «тайной» (niyuca) эта история называлась потому, что предназначалась только как заповедная история для членов этого ханского рода и хранилась в ханской сокровищнице, недоступной для остальных. «Тайная история монголов» была написана, по-видимому, в 1240 г.[2297], через 13 лет после смерти Чингис-хана, когда еще были живы многие из его сподвижников, когда из памяти народа еще не исчезли впечатления бурного времени, полного трагической борьбы за создание единого государства монголов.
«Тайная история монголов» может быть условно разделена на три части, написанные, возможно, в разные годы: 1. Родословная рода Борджигин; 2. Жизнеописание Чингис-хана; 3. Краткие сведения о правлении Угэдэя. Основной частью, наибольшей по объему, является повествование о жизни и деятельности Чингис-хана. В нем подробно освещены события юных лет Чингиса, рассказано о его межплеменных войнах и победах, о возведении на престол великого хана; детально рассмотрена организация войска и отрядов внутренней ханской охраны; коротко сказано о завоевании Северного Китая и свержении царившей там чжурчжэньской династии Цзинь; и только вскользь упомянуто о походах на Запад; кратко и без всяких прикрас и сказочных подробностей, характерных для более поздних произведений монгольской историографии, описан последний поход завоевателя на тангутское царство, сообщено об обстоятельствах смерти Чингиса.
В «Тайной истории монголов» были использованы родовые предания и народные сказания о Чингисе (таких фольклорных произведений можно насчитать до 30). Несмотря на это, общий характер повествования достаточно объективно передает события его жизни и деятельности. Казалось бы, в заповедной истории рода роль и значение Чингис-хана, возвысившего небольшой и довольно незаметный род Борджигинов на необычайную высоту в истории монгольского феодального общества, должны быть показаны в панегирическом тоне, а Чингис неумеренно прославляться и возвеличиваться. Однако это не так. Анонимный автор этой истории более объективен, чем это можно было ожидать. Он не старается скрыть недостатки характера монгольского повелителя, он не умалчивает о некоторых его поступках, граничащих с преступлением, отдавая должное его уму, распорядительности, организаторскому таланту.
Прямых похвал Чингис-хану в «Тайной истории монголов» немного, но из описаний военных действий, из повествования об организации войск и назначении военачальников и командиров, из рассказа о кэшиктэне — гвардии в тысячу избранных воинов для охраны особы великого хана — легко выясняются положительные качества Чингис-хана как умного и дальновидного государственного деятеля. К прямым похвалам Чингису можно отнести рассказ о бегстве его из тайчиутского плена, когда молодой Тэмуджин с деревянной кангой на шее убежал от охранявшего его тайчиута и спрятался, погрузившись в воду, так, что едва виднелось его лицо и можно было дышать. Увидавший это Сорган-Шира похвалил его за ловкость: «Вот потому, что ты так находчив, в глазах у тебя огонь, а в лице у тебя блеск, — поэтому-то тайчиутская родня и завидует тебе!».
Монгольская поговорка: nidun-dur-iyan qaltu ni'ur-tur-iyan garatu[2298] (с огнем в глазах его, с блеском в лице его) применяется обычно к человеку необыкновенному, выдающемуся по уму и своим качествам. В другом эпизоде подчеркивалась личная храбрость Чингиса. Когда он устроил пир на берегу р. Онон, то между братом Чингиса Бэлгутэем и Бури-Буху из джуркинов вспыхнула ссора и последний ранил в плечо Бэлгутэя. Чингис не стерпел обиды, не слушая уговоров Бэлгутэя, он схватил корявую суковатую палку и бросился в драку; за ним последовали его родичи, кто во что горазд, и сильные джуркины были побеждены[2299]. Подобная безрассудная храбрость не могла не импонировать монголам XIII в.
Рассказы о войнах против татар, тайчиутов, о борьбе с кэрэитским Ван-ханом, с найманским Таян-ханом содержат также немало указаний на ловкость, находчивость и благоразумие Чингис-хана при проведении военных операций, выборе дислокации, выигрышных построениях войск. Эти повествования построены так, что можно ясно понять, каковы были способности Чингис-хана как военачальника.