[367]. Другой уйгур, Али-Бахши, тоже командовал тысячным уйгурским отрядом[368].
Участие уйгурских войск в завоевательных походах Чингис-хана несомненно отразилось на хозяйственной жизни Восточного Туркестана, тем более что уйгуры чаще всего не возвращались из походов, а оставались в завоеванных областях, неся там гарнизонную службу.
От походов монгольских ханов обогащались только уйгурские феодалы. Они богатели за счет грабежа и пожалований. Многие из них становились монгольскими наместниками (даруга, или даругачи) в городах покоренных стран. Так, например, сам Чингис-хан назначил сына некоего Ха-ла-и-ха-чи даругой одного города и дал ему золотую пайцзу[369]. Другой уйгур, по имени Цюэ-ли-бе-во-чи, за участие в походе против Джалал ад-Дина получил большое поместье (200 хозяйств) и был назначен даругой города Куньлюй[370]. Уйгур Са-цзы-сы, воевавший в Маньчжурии, имел звание даруги и за заслугу получил поместье в 1000 дин земли[371] (что составляло 6144 га). Подобных примеров можно привести немало.
Многие уйгурские феодалы обогащались за счет грабежа и эксплуатации населения порабощенных стран. Так, уйгурский полководец Ариг Хая, принимавший участие в завоевании Южного Китая, во время похода на Цзинху (пров. Хубэй) захватил 3800 дворов крестьян и превратил их в своих домашних рабов, установил надзор и взимал с них ежегодный налог. Правительственные чиновники не имели права вмешиваться в его дела[372].
Уйгурские феодалы пользовались большим доверием монгольских ханов. Они занимали даже крупные посты в их государстве. Джувейни и Рашид ад-Дин упоминают имена нескольких уйгурских чиновников, занимавших крупные должности при дворе Чингис-хана и его преемников. Один из них был Тата-тун-а, хранитель печати найманского хана, он состоял на той же должности при дворе Чингис-хана. Кроме того, ему было поручено обучать уйгурской грамоте сыновей хана. Монголы переняли у уйгуров их письменность[373].
При дворе монгольских ханов работали многие уйгурские ученые-буддисты, языковеды, математики-астрономы. Один из них был уйгур Атай-Сали — видный буддист при дворе монгольских ханов, правивших в Китае. Он сыграл большую роль в распространении буддизма среди монголов. По просьбе иди-кута он вернулся на родину. Его сын и внук тоже были буддистами и за большие заслуги в распространении буддизма получили от монгольских ханов высокие звания. Уйгур Сяннай был главнокомандующим западных дорог[374]. Другой уйгур, по имени Чинкай, занимал пост первого министра при великих ханах — Угэдэе (1229–1241) и Гуюке (1246–1248)[375]. Некоторые уйгуры ездили от императоров во главе дипломатических миссий. Так, Хэй-ми-ши посетил Малабор и другие заморские страны в качестве посла императора[376].
По словам В. В. Бартольда, уйгуры были первыми учителями монголов и первыми чиновниками Монгольской империи[377]. Уйгуры играли значительную роль в управлении завоеванными монголами странами. Так, по-свидетельству Рашид ад-Дина, управление монгольскими владениями, лежащими на юг от Амударьи, т. е. Хорасаном и Ираном, было поручено уйгуру Куркузу, который привел в порядок дела Хорасана и Мазендарана[378]. По сообщению того же автора, управление Северным Китаем было передано Сахибу Махмуду Ялавачу, бывшему наместнику Чингис-хана в Мавераннахре. Его сын Масуд-бек правил Мавераннахром, Восточным Туркестаном и Уйгурией[379] и сохранял за собой эту должность до самой смерти (1289).
Одновременно монгольские правители направляли в Среднюю Азию и Восточный Туркестан монголов и китайцев для обслуживания государственного аппарата этих стран[380].
Таким образом, тактика монгольских завоевателей состояла в том, чтобы в управлении каждой из завоеванных стран участвовали главным образом чужеземные элементы. Привлечение мусульман на службу к монголам объяснялось еще и тем, что как кочевники они стояли на низкой ступени культуры и не имели опыта в управлении покоренными народами.
Если же монголы оставляли местные органы власти в покоренных областях в руках местной знати, то при них назначались монгольские чиновники — даруги. Их основными обязанностями, по В. В. Бартольду, были: 1) перепись жителей, 2) набор войска из местного населения, 3) устройство почтовых сообщений, 4) собирание податей, 5) доставление ко двору дани, 6) контроль за деятельностью местных властей[381].
В Уйгурии во главе страны формально стоял местный наследственный правитель, носивший титул идикута и располагавший штатом местных чиновников — тутук, ябгу, беки и др.
Однако, хотя Уйгурия получила статут пятого улуса, политика монгольских правителей в отношении уйгурских идикутов не всегда была одинаковой. В первый период, когда Чингис-хану предстояла борьба с его врагами на востоке и ему нужно было завязать тесные отношения со странами запада, в частности с уйгурским идикутом, монголы довольствовались признанием зависимости и подношением даров со стороны уйгуров, даруги еще не назначались ими и не устанавливались обязательные нормы податей[382]. Но начиная с правления Мэнгу-хана (1251–1259) их политика по отношению к вассальным владениям изменилась. Это отчасти объяснялось военными победами, одержанными монголами в Китае и на Западе. Теперь их политика в Уйгурии не отличалась от той, которая проводилась в других завоеванных странах[383]. Наряду с местными чиновниками были поставлены монгольские даруги, основной задачей которых было выкачивание средств в пользу монгольского хана. Права идикутов после назначения даруг стали подвергаться ограничениям даже в области внутреннего управления, как, например, в сборе податей, наблюдении за трудовой повинностью, за деятельностью чиновников и т. д.
В 1251 г. Западная Джунгария и Кашгария вошли в состав чагатаева улуса, но Уйгурия продолжала оставаться в вассальной зависимости от великих ханов.
Хотя идикуты, как и прежде, считались верховными правителями, однако реальная власть в стране полностью находилась в руках монгольских чиновников. Уйгурские идикуты во всем должны были подчиняться монгольским властям и исполнять все их предписания. За малейшую провинность или уклонение от соблюдения ясы Чингис-хана монголы строго наказывали их. Так, в 1252 г. по приказу Мэнгу-хана был казнен идикут Салынды, пользовавшийся влиянием среди высокопоставленных уйгуров[384]. Такая же участь постигла Куркуза, управлявшего в конце царствования Угэдэя Хорасаном и Ираном, по словам Рашид ад-Дина, за непочтительные слова в адрес жены Чагатая[385].
В «Краткой истории уйгуров» говорится: «Монголы, назначив даругачей в государстве гаочанских уйгуров, поставили под контроль политические, хозяйственные и военные дела уйгурского государства. Они держали в столице уйгуров многочисленный гарнизон, учредили должности сборщиков налогов и битикчиев, в случае войны посылали уйгурские войска в далекие страны; глава гаочанских уйгуров — идикут обязан был подчиняться и соблюдать законы монголов. Так, слуга Салын-тегина ложно донес на него, что якобы он хотел истребить всех мусульман в своих владениях. Монгольский хан вызвал [Салын-тегина] в Каракорум, бросил в темницу и затем обезглавил его. Монголы часто вызывали влиятельных знатных людей из уйгуров в Монголию или Китай и держали их там под постоянным надзором»[386].
В покоренных монголами странах, в том числе в Восточном Туркестане, крестьянство страдало от непосильных налогов, податей и повинностей, а также от злоупотреблений чиновников.
Оставленные на месте уйгуры занимались главным образом земледелием, хлопководством и виноградарством, а также разводили скот. Существенное место в экономике принадлежало ремеслу и торговле. В стране господствовали феодальные отношения, крестьяне и ремесленники были обязаны в определенные сроки вносить налоговые платежи в пользу государства и выполнять феодальную повинность. Подчинив себе Восточный Туркестан, монголы использовали существовавший там феодальный строй в своих интересах. При господстве монголов закрепощение уйгурских крестьян еще более усилилось. Монгольские правители, назначая уйгурских феодалов на должности даругачей, раздавали им крестьян вместе с землями. Зависимые крестьяне и земли, пожалованные феодалам, назывались «инджу». Раздача земель и крестьян в «инджу» получила широкое распространение[387].
Согласно постановлениям Чингис-хана, человек приписанный к определенной тысяче, сотне и десятку, не мог покинуть их и перейти к другому хозяину. Беглец карался смертной казнью. Подвергался наказанию и тот, кто укрывал его[388].
Основной формой эксплуатации крестьян, как и прежде, была рента продуктами. Одновременно существовала и отработочная рента; широкое распространение имели отработки в пользу государства[389]