[1617]. Действительность, с которой столкнулись монгольские завоеватели, заставила их учесть приведенное высказывание Елюй Чу-цая. В государственный аппарат, особенно на периферии, стали широко привлекать китайцев-конфуцианцев, правда, ставя над ними высокопоставленных монгольских начальников.
Иногда представители прежней китайской бюрократии назначались на высокие посты. Например, после покорения территории Шу (пров. Сычуань) на должность «императорского комиссара-умиротворителя (сюань-вэй-ши) южных варварских племен» был назначен китаец Чжан Тин-жуй[1618]. Сюань-вэй-ши, управлявший военными и гражданскими делами в административных единицах на периферии, по существу был наместником. Таких примеров очень много.
Монгольские власти реставрировали храм Конфуция в столице, разрешили функционирование конфуцианских храмов на периферии[1619]. Была возрождена старая система экзаменов, обеспечивавшая подготовку кандидатов на государственную службу.
В связи с привлечением конфуцианских ученых в государственный аппарат империи они были поставлены в более привилегированное положение, чем остальное китайское население. Их освобождали от рабства[1620], правительство выкупало тех конфуцианцев, которые были захвачены во время военных действий и проданы[1621]. Семьи конфуцианцев-ученых освобождались от повинностей[1622], а самих ученых избавляли от вербовки в армию[1623]. В результате проведения указанных выше мер монгольским ханам удалось привлечь на государственную службу значительное число ученых-конфуцианцев.
Следует сказать, что среди монгольских завоевателей были и такие, кто сомневался в целесообразности использования конфуцианских ученых. Например, монгольский хан Хубилай, уже спустя много лет после того, как конфуцианцам был открыт доступ на государственную службу, в 1279 г., в беседе с Чжао Лян-би, занимавшим пост тун-цзянь-шу чу-ми-юань ши (секретарь «военного совета»), сказал: «Что касается конфуцианцев, то все [они] толкуют классические книги, изучают Конфуция и Мэн-цзы. Ханьцы[1624] только создают оды и декламируют стихи, как же [их] использовать?»[1625]. Однако и при Хубилае конфуцианских ученых широко привлекали на государственную службу.
При определении политики в покоренном Китае происходила борьба между двумя тенденциями, проявлявшимися также и в других завоеванных монголами странах.
Одна из этих тенденций заключалась в проведении жесткой политики в отношении завоеванных народов, их хищнической эксплуатации и даже истреблении значительной части оседлого населения. Носителями этой тенденции была часть монгольской знати, сторонники старины и защитники удельной системы и децентрализации ханской власти. Другая тенденция, проводником которой в Китае был Угэдэй-хан (1229–1241) и его главный советник по китайским делам, упоминавшийся нами Елюй Чу-цай, а также часть монгольской знати, которая была связана с центральной властью и поддерживала ее, характеризовалась стремлением к созданию крепкого централизованного государства с сильной ханской властью, к сохранению и использованию в интересах господствующей верхушки завоевателей сложившихся в покоренной стране социально-экономических отношений. Эта более умеренная Политика[1626], однако, ни в коей мере не избавляла китайский народ от национального угнетения и феодально-рабовладельческой эксплуатации.
Проявлением тенденции, выражавшей человеконенавистническую политику в отношении побежденных, было предложение некоторых представителей монгольской кочевой знати в 1230 г. об истреблении всего населения Северного Китая и превращении всех земель китайцев в пастбища для скота монгольских воинов[1627]. Данные об этом содержатся в биографии Елюй Чу-цая в «Истории [династии] Юань»[1628], а также в надписи на памятнике Елюй Чу-цаю[1629]. Вот что говорится в этих источниках [текст их почти одинаков]:
«В период Тай-цзу (Чингис-хана, 1206–1227.— Л. Д.) ежегодно были дела [войны] в Западном крае. [Тай-цзу] еще не имел досуга управлять Северным Китаем. Чиновники сильно обирали [народ], думая только о себе. Состояние (богатство) их достигало огромных размеров, а в казне не было накоплений. Придворный чиновник Бе-де и другие говорили: «Ханьцы бесполезны для государства, можно уничтожить всех их, а [земли их] превратить в пастбища»»[1630].
Как известно, против этого выступил Елюй Чу-цай, предложив свой план сбора налогов, согласно которому в стране можно было получать ежегодно 500 тыс. лян[1631] серебра, 80 тыс. кусков шелковых тканей и свыше 400 тыс. ши[1632] зерна[1633]. План Елюй Чу-цая был принят. Этим он спас жизнь китайскому и другим народам. Но не следует идеализировать самого Елюй Чу-цая и его политику. При всей ее умеренности она была направлена на укрепление политических и экономических позиций завоевателей — монгольских феодалов за счет угнетения покоренных народов Китая.
На первых порах после захвата Северного Китая, хотя предложение о поголовном истреблении китайского народа было отвергнуто, монгольские военачальники уничтожали местное население, а монгольские феодалы захватывали земли китайцев и превращали их в пастбища.
Китайские источники наполнены сообщениями о произволе и беззакониях, об убийстве целых семей. Так, в биографии Елюй Чу-цая сообщается: «Когда император сам приводил в порядок Западные земли и не имел свободного времени для стабильного управления [Северным Китаем], старшие чиновники округов и областей произвольно распоряжались жизнью и смертью [жителей], обращали в рабство [их] жен и дочерей, забирали имущество и захватывали [у них] земли»[1634].
О произволе и жестокости старших чиновников, как правило выходцев из монголов, рассказывается и в надписи на стеле в память Елюй Чу-цая: «В то время Поднебесная была только что усмирена и еще не было законов. Там, где находились старшие чиновники, все [они] могли самовольно распоряжаться жизнью и смертью [населения]; при малейшем непослушании следовало [применение] ножей и пил (т. е. орудий пыток и убийств. — Л. Д.). Доходило до того, что истреблялись целые семьи, не оставляли [в живых даже] в пеленках [грудных детей]»[1635].
При покорении городов захваченные мирные жители считались военнопленными и их или уничтожали, или превращали в рабов. Нередко пленные пытались убежать, но и в этом случае их могла настигнуть кара. Не только беглые, но и укрывавшие их наказывались смертной казнью. При этом использовалась и круговая порука: за одну «провинившуюся» семью в общине отвечали все остальные. Даже близкие родственники не осмеливались оказывать помощь тем, кто побывал в плену. В результате беглые пленные, отвергнутые всеми и оставшиеся без крова и пищи, умирали на дорогах. Об этом пишет современник тех событий и крупный государственный деятель 30–60-х годов XIII в. Сун Цзы-чжэнь: «В то время впервые была покорена Хэнань. Взятых в плен было несметное число. Узнав о возвращении великой армии на север, [пленные] бежали по восемь-девять человек из десяти[1636]. [В связи с этим] издали императорский указ о том, что те, кто приютят [у себя] беглый народ и снабдят [их] продуктами, все будут преданы смерти, и что, где бы то ни было — в городах и деревенских общинах [бао-шэ][1637], — если одна семья нарушит запрет, то и остальные вместе [с ней] будут привлечены к ответственности за соучастие. Из-за этого народ был напуган. Даже отцы, сыновья и братья, если [кто-либо из них] побывал в плену, не осмеливались как следует относиться [друг к другу]. А беглые люди, не имея возможности получить пищу, один за другим умирали на дорогах»[1638].
Господство монгольских завоевателей ознаменовалось небывалым распространением рабства в стране. Как известно, рабство в Китае было с древнейших времен, и в дальнейшем, в период раннего средневековья, оно в качестве уклада сосуществовало с господствовавшими феодальными отношениями. Но такого размаха, как во времена монгольского владычества в Китае, рабство достигло впервые.
Не ставя перед собой в данной статье задачи подробного освещения проблемы рабства[1639], приведем лишь некоторые данные.
В юаньский период для обозначения рабов применялись как традиционное название, известное с древних времен, — нубэй (ну — раб, бэй — рабыня), так и специфическое для данной эпохи — цюй-коу. Кроме того, существовали и другие названия рабов[1640]. Источников рабства было несколько. Как указывает китайский ученый Мэн Сы-мин, в эпоху Юань можно насчитать шесть категорий рабов, если судить по их происхождению. Это, во-первых, родившиеся от рабов — их потомки. По юаньским законам они навечно были рабами