gergeti tutqar)[1940] в доме»»[1941].
Институт нукерства, также. изученный Б. Я. Владимирцовым[1942], очевидно, возник очень рано, так же как отэгу-богольство и домашнее рабство, хотя наши источники говорят только о нукерах XII–XIII вв. Но он проявил себя позднее как социальная сила, сыгравшая большую роль в дальнейшем разложении родо-племенного строя и становлении феодальных отношений в Монголии. Нукеры были дружинниками предводителей древнемонгольских родов, которые часто носили громкие титулы хан, багатур (богатырь) и т. д. Они в отличие от отэгу-боголов и рабов были свободными людьми, часто из среды предводителей аристократических родов, добровольно пожелавшими поступить на службу к тому или иному вождю. Предводители родов содержали своих нукеров. Последние были прежде всего воины, хотя в мирное время они часто помогали своему господину по хозяйству, состояли в его свите и являлись его советниками. Из их среды впоследствии вышли крупные полководцы (например, Джэбэ, Джэлмэ, Субэтэй и другие у Чингис-хана) и нойоны, хозяева феодальных владений — тысяч. Вожди во главе своих дружин устраивали облавные охоты и набеги на соседей ради добычи. «Такими предводителями разбойных дружин и были, известные истории, Сача-беки, рода Джурки, Йесугэй-багатур и его сын, Темучин — Чингис-хан, Джамуга-сечен и другие»[1943]. В конце XII в. такие дружины имели огромное значение для отдельных монгольских вождей союзов родов и племен, боровшихся между собой за власть над другими родами и племенами с целью заполучить в свое подчинение больше людей и успешнее совершать набеги. В этом отношении имеет значение для монгольского общества следующее наблюдение Ф. Энгельса над древними, германцами: «Возникновению королевской власти содействовал один институт — дружины. Уже у американских краснокожих мы видели, как рядом с родовым строем создаются частные объединения для ведения войны на свой страх и риск. Эти частные объединения стали у германцев уже постоянными союзами. Военный вождь, приобретший славу, собирал вокруг себя отряд жаждавших добычи молодых людей, обязанных ему личной верностью, как и он им. Он содержал и награждал их, устанавливал известную иерархию между ними»[1944].
В борьбе между отдельными предводителями в Монголии в конце XII и начале XIII в. рождалось монгольское государство. Между тем некоторые историки многочисленные битвы между вождями племенных объединений, предшествовавшие образованию государства, о которых рассказывают нам «Тайная, история монголов» и другие источники, связывают только с вопросом об объединении страны и не упоминают о создании и даже существовании монгольского национального государства. По их мнению, борьба между вождями, которая велась ради добычи или кровной мести и вызвала всеобщий «хаос» (хунь-луань), являлась лишь борьбой за объединение монгольских племен и установление стабильного порядка в степях, в чем и состоит главная историческая заслуга Чингис-хана[1945]. Правда, одна из статей упоминает о создавши Монгольской империи, но старательно обходит вопрос об образовании собственно монгольского государства и тоже ставит на первое место объединение племен Чингис-ханом[1946]. Отношение к рассматриваемой проблеме фактически у всех этих историков одинаково. Причем все три автора приписывают заслугу объединения Монголии одному Чингис-хану, рассматривая этот процесс в отрыве от социально-экономических факторов, сложившихся в монгольском обществе к началу XIII в. Например, можно привести следующее характерное высказывание: «Широкие массы Монголии, находившиеся в состоянии таких беспрерывных войн (между племенами и родами. — Н. М.), терпели большие бедствия и потери. В то время кто смог бы объединить все племена и прекратить грабежи и убийства, тот и должен был быть поддержан и воспет народом и способствовать прогрессивному развитию истории. Чингис-хан именно и является такой личностью, которая выполнила эту великую историческую миссию»[1947]. Сводя весь социальный фон борьбы лишь к «хаосу, созданному войнами между тогдашними племенами с целью мести и грабежа»[1948], автор усматривает причину победы Чингис-хана во внешних факторах. Он пишет: «Почему, таким образом, один только Чингис-хан смог выполнить историческую миссию объединения Монголии, а вожди всех остальных племен потерпели поражение? На это невозможно изолированно искать ответ только во внутренних факторах Монголии, а необходимо рассмотреть роль, которую сыграл ее сильный сосед на юге — государство Цзинь в процессе объединения Монголии»[1949]. Автор далее отмечает, что цзиньцы, т. е. чжурчжэни, боявшиеся усиления монголов, совершили походы в Монголию в 1195, 1196 и 1198 гг., и приходит к выводу о том, что «государство Цзинь несколькими походами, совершенными в разное время, непосредственно ослабило силы племенного объединения (татар. — Н. М.) на востоке, но косвенно помогло Чингис-хану завершить великое дело объединения Монголии»[1950].
Образование государства, связанное с возвышением Чингис-хана, как указывалось выше, было следствием длительного процесса внутреннего развития монгольского общества. Поэтому едва ли возможно даже частично объяснить причину успеха первого монгольского великого хана внешними обстоятельствами. Тем более что источники не сообщают, какие восточномонгольские, т. е. татарские, племена подвергались нападениям чжурчжэней, какие потери они понесли и насколько они были ослаблены. Наоборот, судя по «Тайной истории монголов», татары, которых в 1204 г. истребил Чингис-хан, составляли четыре племени (ча'ан-татар, алчи-татар, дутаут-татар и алухай-татар) и были многочисленны[1951]. Они, очевидно, не все испытали ужасы погромов, учиненных цзиньскими войсками, и ко времени нападения Чингис-хана представляли значительную военную силу. Но здесь важнее отметить тот факт, что цитированные выше авторы, рассуждая только об объединении Монголии Чингис-ханом и игнорируя его результат — становление государства, рассматривают только половину проблемы. Они не хотят говорить о каком-либо государстве у монголов. Почему, увидим ниже. Конечно, нужно отметить, что военное объединение племен, находившихся на различных стадиях социального и культурного развития, и провозглашение ханской власти над ними, т. е. появление ранней формы государства, в условиях Монголии XIII в. было всего лишь началом действительной консолидации монгольских племен на почве языковой, психической, культурной и общественно-экономической общности и образования на этой основе монгольской народности.
Во всех трех упомянутых статьях Монголия рассматривается лишь как составная часть Китая, а история монголов — как часть китайской истории. Например, один из указанных авторов, обвиняя в предубежденности тех китайских историков, которые изображают эпоху Юань как «эпоху мрака» и как время воцарения «ада на земле», причисляет монгольских ханов того периода к «китайским императорам из национальных меньшинств»[1952]. Другой называет Монголию не иначе как «монгольскими районами» («мэн-гу ди-цюй»), а Китай, — «метрополией» («нэй-ди» — букв, «внутренние районы»)[1953]. Для данной статьи характерен следующий вывод: «Племена (монгольские. — Н. М.)… начали объединяться. Монгольская народность официально появилась в истории нашей страны в качестве нации (минь-цзу)»[1954]. Подобное отношение к проблеме, к сожалению, не имеет ничего общего с желанием объективно исследовать тему.
Однако государство, как известно, существовало, и основы монгольской государственности были заложены Чингис-ханом. Для полноты общей картины следует несколько слов сказать о дальнейшей судьбе ее. Идеологией основателя государства, как и всех других монголов той эпохи, были предания старины. Рашид ад-Дин пишет об этом: «Обычай монголов таков, что они хранят родословие [своих] предков и учат и наставляют в [знании] родословия [насаб] каждого появляющегося на свет ребенка… Ни у одного из других племен, исключая монголов, нет этого обычая, разве лишь у арабов, которые [тоже] хранят [в памяти] свое происхождение»[1955]. В другом месте он указывает более определенно: «Так как у них (т. е. у монголов. — Н. М.) нет ни религиозной общины [миллат], ни веры [дин], при помощи которых они наставляли бы дитя, подобно другим [людям], на праведный путь, то каждому народившемуся дитяти отец и мать объясняют предания о роде [кабилэ] и родословной [насаб]»[1956]. Чингис-хан соблюдал древние обычаи неукоснительно-и не любил новшеств. В созданных им институтах почти все было повторением того, что существовало и до него. Только в силу объективных законов исторического развития общественные институты, позаимствованные им из прошлого, получили новое содержание. Это относится особенно к организации возглавленного Чингис-ханом молодого монгольского государства. Так, гвардия телохранителей, которая раньше была и у других монгольских вождей, например у Ван-хана кэрэитского, теперь взяла на себя некоторые функции государственной власти. Тысячи и десятки тысяч из десятичной системы организации, по которой у народов Центральной Азии еще с глубокой древности строились войска на период войн, теперь превратились в наследственные феодальные владения, одновременно оставаясь и военными единицами. Но здесь для нас важно отметить другое, а именно отношение Чингис-хана к монгольскому государству. Для монгольского вождя, воспитанного на родовых традициях, оно являлось достоянием всего его рода и подлежало разделу между родовичами, как всякая другая собственность. Исходя из этого древнего обычая, он поделил Монголию между родственниками, а позднее роздал сыновьям в уделы всю обширную Монгольскую империю. Чингис-хану, как, впрочем, и некоторым его преемникам, выросшим в услов