– Ядовитая, укусит! – крикнул за спиной Шмель. И, не выдержав, захохотал обычным своим глумливым смелом. Рядом с ним неизвестно откуда появились Киря, Дрын и Картоха – они тоже посмеивались, недобро и с издевкой. На кулаке Дрына был намотан ремень. Сзади к этой четверке мрачно подходили еще четыре «старика».
Вольф снова переключился на змею. Песчаная гадюка. Весной они особенно ядовиты. Но движения гадины явно чем-то ограничены – скорей всего она в полиэтиленовом пакете. Значит, реальной опасности не представляет. А вот те, другие...
Восемь «стариков» перегородили проход. Это не уличные хулиганы, у которых, кроме наглости и самомнения, ничего за душой нет, не приблатненная шпана, не новобранцы одного призыва. Каждый из них прослужил почти два года и прошел полную подготовку. По нормативам Генштаба разведчик спецназа в рукопашном бою побеждает трех солдат противника. Трех обычных пехотинцев. Но при столкновении с бойцами спецподразделений: «зелеными беретами», английскими сасовцами, парашютистами иностранного легиона и другими коммандос всех мастей, – арифметика другая: один против одного.
Нормативы штабов армий НАТО исходят из такого же соотношения, потому отчаянный головорез-рейнджер или не знающий преград «морской котик» мог противостоять Шмелю, или Кире, или Картохе, мог победить, а мог проиграть, но только один на один. Вольф прослужил полгода, отчаянность и боксерские навыки могли компенсировать остальные полтора. Но все равно – против восьмерых у него не было никаких шансов.
– Иди сюда, салага! – грубо приказал Шмель. – Вы с дружком потому такие борзые, что «стариковскую» присягу не приняли. Сейчас мы это исправим...
«Старые» правильно все рассчитали: подловить их по одному. Но что делает Серж столько времени у Софьи?
Картоха рассмеялся. Дрын выразительно покрутил ремнем.
Какие удивительные у Софьи ноги... Чище и мягче, чем руки у других женщин...
– Становись на колени и на коленях ползи! – взвинченно крикнул Енот, ощеривая редкие зубы.
Гадюка была не очень активной – видно, помяли, когда ловили. Преодолевая брезгливость, Вольф сквозь скользкий пластик ухватил ее за шею, осторожно развернул пакет и намертво зажал наполненное черной ненавистью и смертельным ядом существо чуть пониже головы. Жесткое кольцо из большого и указательного пальцев сжимало холодное упругое тело, как боевой нож при прямом хвате. Но вместо клинка из кулака торчала отвратительная голова со злыми беспощадными глазами и приоткрытым щелеобразным ртом, то и дело выстреливающим в невидимую мишень длинный раздвоенный язык. Бешено забился серый, чернеющий к острому концу хвост, и Вольф поспешно перехватил его другой рукой: стоило гадине найти опору – и она вмиг вырвет голову и нанесет смертельный удар.
– Чо ты делаешь? – тоном ниже спросил Енот. – Гля, чо он делает?..
Осторожно повернувшись, Вольф медленно пошел к выходу. Неосведомленному зрителю могло показаться, что он растягивает перед собой обычный атрибут разведчика – нейлоновый шнур, которым можно защищаться от ударов, делать захваты, связывать или душить врага. Только этот шнур бился, выгибался волнами и неистово рвался из рук.
«Старики» по-прежнему перегораживали проход, но по мере приближения Вольфа боевой пыл их явно угасал.
– Кончай, убери змею! – напряженно сказал Шмель и попятился.
Вольф подошел вплотную.
– Убери, хуже будет! – выругался Киря. – Ну-ка, Дрын, дай ремень...
Вольф поднял руки на уровень лица, по-звериному оскалился и вдруг, неожиданно для всех, а может, и для самого себя, впился зубами в темно-серое туловище. Чешуйчатая кожа упруго пружинила, но мощные челюсти сомкнулись, словно кусачки для колючей проволоки, тепловатыми струйками брызнула кровь, и острые зубы выхватили кусок змеиного бока.
– Тьфу! – мотнув головой, Вольф плюнул. Черный сгусток гадючей крови разбрызгался уродливыми кляксами на голой груди Кири, а сочащийся серо-черный шматок шлепнулся Шмелю в лицо, испачкав щеку. Тело гадюки конвульсивно забилось, острый хвост вырвался из вспотевшей ладони, и, чтобы не дать ему найти опору, Вольф принялся отчаянно размахивать рукой.
Отвратительный хлыст, извиваясь в воздухе, мотался из стороны в сторону, задев по шее Шмеля и хлестко перетянув Дрына поперек лица. Это стало последней каплей, переполнившей чашу.
С нечленораздельным криком Дрын, чуть не сбив с ног Картоху, бросился назад, отчаянно матерясь, рванулись к двери Шмель и Киря, за ними в панике побежали остальные.
Размахивающий гадюкой Вольф вышел следом, с силой шмякнул извивающееся тело о бетонную дорожку и растоптал подкованными каблуками тяжелых десантных сапог. Потом неподвижно замер. Бледное лицо его напряженно застыло, глаза остекленели, от краешков губ текла по подбородку черная змеиная кровь.
В отдалении Киря, обдирая кожу, нервозно тер песком грудь, но черные брызги не стирались. Вокруг ошарашенно стояли другие «старики», с ужасом глядя на Вольфа, как будто он сам у них на глазах превратился в змею. Внезапно Шмель издал утробный звук и, прижимая к лицу ладонь, прыгнул в кусты.
Вольф находился в каком-то ступоре. Он лихорадочно втягивал в грудь свежий воздух, но легкие никак не могли насытиться, сердце билось так, что готово было разорваться, пульсирующая в висках кровь распирала череп, все тело била крупная дрожь.
– Ты что, Волков? Что с тобой? – как сквозь вату донесся голос старшины. Заскорузлая ладонь помахала перед остекленевшими глазами.
– Эй, да ты в отключке... А ну пошли!
В своей каптерке Рогаль достал початую бутылку водки, плеснул в стакан, но Вольф молча покачал головой. Он чувствовал, что стоит разомкнуть плотно сжатые зубы, как во рту появится ощущение чешуйчатого бока и его вывернет наизнанку.
Старшина пошарил в столе и нашел шприц-тюбик «Антистресс», который вместе с «Обезболивателем» и стимулятором «Озверин» входили в комплект разведчика, чтобы тот мог в любой ситуации выполнить поставленную задачу до конца и только потом потерять сознание или умереть.
Тонкая игла легко кольнула в плечо, и тут же от нее разбежалось в стороны блаженное тепло, несущее покой и расслабление. Тело перестало дрожать, легкие наконец наполнились живительным кислородом, пульс пришел в норму.
Вольф глубоко вздохнул и окончательно пришел в себя.
– Хоть рот водкой прополощи, – посоветовал Рогаль. – Да лицо оботри. Чего это все сразу на тебя ополчились? И Семенов и ребята?
– Не знаю, – ответил Вольф и взял стакан.
Старшина вздохнул и отхлебнул прямо из горлышка.
– Видать, провинился. Или хотят сделать из тебя виноватого... Ладно, давай на ужин, все уже пошли. Опоздаешь – ничего не останется.
Действительно, возле казармы никого не было. Раздавленная змея валялась на прежнем месте и еще шевелилась. Ее вид не произвел на Вольфа никакого впечатления, как будто все, связанное с гадюкой, происходило не с ним, а с кем-то другим. Только вспомнилось предостережение майора Шарова: «Отрубленная голова живет десять часов и все это время способна укусить...»
Есть не хотелось, но Вольф все же побрел в столовую. Солдатская мудрость проста: есть возможность – хавай потом никто не накормит.
Когда он появился, разговоры за столом смолкли. Пяткин и Иванников подвинулись, давая ему возможность сесть, причем сделали это как-то нервозно, оставив между собой и им необычно большие промежутки. Масло, хлеб ячменная каша, чай... Каша подгорела, и Вольф ел ее с принуждением. Но участвовавшим в конфликте «старикам» его появление начисто отбило аппетит: Киря и Шмель поспешно вскочили из-за соседнего стола и, подавляя рвотные спазмы, поспешили к выходу. Место Сержа пустовало. Это, как ни странно, немного успокоило его: сейчас тот никак не мог находиться у Софьи Васильевны: самолет приземлился полчаса назад, и сейчас Чучканов уже дома. Значит, Серж мог все это время болтаться в любом месте, куда обычно направляются самовольщики: в поселке, подсобном хозяйстве, чайхане возле базарчика...
Но когда он вышел на улицу, оказалось, что Серж сидит на скамейке рядом со столовой.
– Чего не заходишь? Сытый, что ли? – ревниво спросил Вольф, по-новому вглядываясь в лицо приятеля. Гладкая кожа, правильные черты лица, мужественный широкий подбородок с едва заметной ямочкой... Он должен нравиться женщинам.
– Я тебя ищу уже целых полдня!
Товарищ равнодушно пожал плечами.
– Пока окна докрасил, потом плитку в ванной приклеил...
Вранье. Плитка была в полном порядке, да и окна все выкрашены в два слоя.
– Дай закурить,
Вольф отвернулся, задержал дыхание и сильно потер переносицу. На несколько секунд это повышает остроту обоняния.
– Закурить?! – Серж явно удивился, но полез за сигаретами. – Небось от нервов? Я слышал, ты с этими козлами разобрался... А правда, что пришлось гадюке голову откусить?
Потянувшись к пачке, Вольф приблизил лицо к Серегину и медленно, как учили, втянул воздух. Пахло чисто вымытым телом, борщом и спиртным. Возможно, трехзвездочным армянским коньяком. И руки пахнут мылом. Ни одной молекулы краски в запахах Сержа не присутствовало. Он действительно врал.
– Разобрался. Вдвоем это было бы проще. Тем более Шмель из-за тебя ко мне вяжется...
Вроде обычный разговор – ни к чему не обязывающий треп... Но это только видимость. Между ними возникло напряжение, будто электрическое поле сгущалось перед грозой. Очевидно, это чувствовалось на расстоянии – выходящие из столовой солдаты собирались группами, болтали, курили, но все держались в стороне, желающих присесть рядом не находилось.
Вольф зажал сигарету в зубах, но зажигать не стал.
– Из-за меня он привязался не к тебе, а ко мне, – холодно ответил Серж. – Я ему рога и обломал.
– Из-за тебя! Пока ты там борщ трескал... В голосе Вольфа проскакивали недоброжелательные нотки, и Серегин это почувствовал.
– Но ведь это был не твой борщ! – еще холоднее сказал он. – Если ты в пустыне нашел родник и напился, это не значит, что другие должны проходить мимо!