– Харпер, ты не должна никому рассказывать. Ни Вайолетт. Ни Люси. Ни брату. И уж тем более Джоне.
– Даю честное слово, – неохотно согласилась та. Эмма могла видеть, как на ее лице отображается почти физическое страдание. – Но ты лучше тоже будь осторожна.
Эмма нервно оправила воротник и направилась по коридору в сторону своего кабинета:
– Я не имею привычки носить декольте. Я просто сделаю свою работу и уберусь отсюда, как только смогу.
– А как же ребенок?
– Не знаю, Харпер. Что было, то прошло. Кануло в Лету. Никогда не повторится. Не думаю, что случайная беременность может что-то изменить.
Эмма открыла дверь в кабинет. На ее столе стояла хрустальная ваза с огромным букетом белых лилий, благоухавших на всю комнату. Такого красивого букета Эмме не дарили никогда в жизни.
Эмма взяла карточку, прикрепленную к букету. Она открыла конверт, не зная, чего хочет больше: чтобы цветы оказались от Джоны или нет. Проявления его внимания, хотя и лестные, были абсолютно бесполезными – и даже опасными, учитывая ситуацию. Но все же глубоко в душе Эмме, несмотря на всю ее практичность и рациональность, хотелось, чтобы цветы были от него.
– «Эмме, – прочитала она с замиранием сердца. – Добро пожаловать во «Флинн софт». Надеюсь познакомиться с вами ближе в скором времени. Джон».
– Кануло в Лету, говоришь? – с сомнением произнесла Харпер, наклоняясь, чтобы вдохнуть запах цветов.
Джона вышел из лифта на своем этаже, с кофе в одной руке и бейглом в другой, и удивленно замедлил шаги. На столе Пэм стоял огромный букет белых лилий в хрустальной вазе. Он нахмурился. Он специально заказал их для Эммы – они напоминали ему ее саму: чистые, гордые и изящные. Кроме того, розы – это слишком прямолинейно. А лилии обычно нравятся как раз тем женщинам, которым сложно угодить.
Джона, конечно, не мог бы положа руку на сердце сказать, что ему часто приходилось добиваться женщин. Ему даже говорили, что одно его обаяние в сочетании с красотой способно заставить женщин в радиусе пятидесяти метров лишиться трусиков. Эта картина казалась ему весьма забавной, но он, конечно, не был столь наивен и понимал, что дело скорее не в его внешности, а в размерах его кошелька. Женщин всегда привлекают беспардонно богатые мужчины.
Но не Эмму. Она в его присутствии держалась крайне собранно и сухо, и, насколько он мог судить, его авансы ее скорее раздражали. Но он никак не мог этого допустить – он должен очаровать Эмму, чего бы ему это ни стоило.
Хотя прямо сейчас все развивалось не слишком удачно. Эмма отослала цветы в рекордное время – Джона сильно сомневался, что по чистому совпадению кто-то просто заказал для Пэм такой же букет.
– Это мисс Демпси принесла? – поинтересовался он.
Пэм, казалось, просто лучилась радостью, глядя на то, как все проходящие мимо смотрят на букет. Ну, по крайней мере, хоть кому-то он понравился.
– Да, – сказала она. – Она сказала, что у нее аллергия. Восхитительные, правда?
Джона мысленно сделал пометку, что нужно время от времени заказывать для Пэм цветы. Возможно, и для других администраторов тоже. Возможно, это им больше по нраву, чем игровые автоматы, – кажется, он немного слишком сконцентрирован на программистах в своих инновациях. А ведь без административного персонала компания не смогла бы работать, и неплохо бы их тоже как-то поощрить.
– Да, очень мило. – Он прошел мимо ее стола в свой кабинет и позволил двери хлопнуть у себя за спиной. Аллергия у нее, как же. Вчера она клялась и божилась, что дело не в цветах. Это просто ее фирменное упрямство! Никогда еще он не встречал женщины, столь устойчивой к его чарам. Совершенно непонятно, в чем дело!
Джона упал в кресло и раздраженным движением включил компьютер. Он даже задумался, не встречался ли с ней раньше. Или, может, с кем-то из ее подруг? Она ведет себя как женщина, которая за что-то обижена – на него или на кого-то вроде него.
Но такого не может быть. Все-таки у Джоны прекрасная память на лица и имена, и он был уверен, что до вчерашнего дня никогда не виделся с Эммой Демпси. Но ему придется что-то с этим поделать. От этого зависит судьба сделки с «Гейм Таун». Даже если ему удастся добраться до Ноа и вернуть деньги, транзакцию все равно можно отследить.
Его телефон зазвонил, и на экране высветился незнакомый номер. Но раз Пэм его пропустила, он был уверен, что это не какой-нибудь телефонный спам.
– Джона Флинн.
– Привет! А вот и твой любимый братишка. Соскучился?
Легок на помине. Джона вздохнул и сказал, тщательно подбирая слова:
– Я тебе уже говорил, что мой любимый братишка – Элайджа. Но прямо сейчас мне нужен именно ты.
Ноа хохотнул. Оба они знали, что он не имеет отношения к делам компании. Он просиживал штаны в офисе, получал зарплату и крайне редко, если вдруг ему становилось скучно и он оказывался не занят какими-то своими непонятными делами, он помогал с организацией благотворительных турниров по гольфу и вручал победителям огромные картонные чеки.
– Что же такого важного случилось, что не может подождать моего возвращения? Этот звонок стоит целое состояние.
– Как насчет трех миллионов долларов?
Повисла тишина, которая сказала Джоне больше, чем могли бы любые слова. Ноа действительно взял эти деньги, но не думал, что это заметят так быстро. Может быть, в другой раз так бы и случилось, но сейчас время поджимало, а Эмма найдет недостачу, Джона был в этом уверен.
– Послушай, мне совершенно все равно, ты спустил их на проституток и алкоголь или построил школу для бедных детишек. Это не важно. Но мне нужно получить деньги назад прямо сейчас.
– Вот в этом-то и проблема. Прямо сейчас их у меня нет. Но будут, когда я вернусь домой.
– И когда же это случится?
– Самое позднее через две недели.
– Хорошо. Но если деньги не окажутся там, где им положено быть, через пятнадцать минут после того, как ты приземлишься в Соединенных Штатах, я вышибу их из тебя кулаком до последнего пенни.
– Джона, я…
– Не нужно оправданий. Ты просто возвращаешь мне три миллиона баксов, или я заставлю тебя пожалеть, что ты не остался в Таиланде. Тебе ясно?
В этот раз Ноа даже не пытался возражать:
– Абсолютно. Ты говорил матери?
Теперь настала очередь Джоны смеяться:
– Нет. И не собираюсь, если ты меня не вынудишь. Мы с тобой оба знаем, что ей нельзя волноваться – хотя не сказать, чтобы тебя это когда-либо останавливало.
– Я бы никогда намеренно не доставил ей беспокойства! – заспорил Ноа.
Джона покачал головой в презрении:
– Не важно, намеренно или нет. Тебе нет дела ни до кого, кроме себя.
– А тебе нет дела ни до чего, кроме твоей компании! – возразил Ноа. – А о семье ты совсем не думаешь. Когда в последний раз ты ездил к матери в поместье? Был у меня? Или у Элайджи? Ты вот говоришь, что я трачу деньги на таитянок – ну, а сам ты все спускаешь на своих одинаковых супермоделей.
Джона злился все сильнее с каждым его словом. Если бы он мог, он бы прямо сейчас полетел в Таиланд и дал бы своему младшему братцу в челюсть. Он, похоже, думает, что компания возникла из воздуха сама собой, а вовсе не Джоне пришлось вложить в нее все сердце и всю душу, не говоря уже обо всем свободном времени. Так что когда у него выдавалась возможность отдохнуть, он делал это со вкусом. Ну да, он редко видится с родственниками – ну так и у них тоже своя жизнь. Он их на своем пороге тоже давно не обнаруживал.
– Да, компания для меня важна, это правда. И если ты забыл, от нее зависят довольно много людей – включая, кстати, тебя. Я построил ее своим трудом и горжусь этим, а еще не собираюсь всем рисковать из-за твоих выкрутасов. Ты же помнишь, что приехал аудитор из «Гейм Таун»? И твоя небольшая вольность легко может стоить нам этого контракта.
– Черт побери! – выругался Ноа. – Я совсем об этом забыл! Не подумал, что…
– Вот именно, Ноа. Не подумал. Как и всегда.
В трубке на некоторое время повисла неловкая тишина.
– Как ты думаешь, они обнаружат? – наконец выговорил Ноа.
– Вполне вероятно. Ты разве что желтым маркером это не подчеркнул. Но Пол этим занимается – мы покроем недостачу. Временно, – Джона выделил это слово, – пока ты не вернешь недостающую сумму.
– Я все верну, Джона.
– Я надеюсь. Не заставляй меня в тебе разочаровываться.
– Не волнуйся.
– Увидимся, когда вернешься. – Джона повесил трубку.
Ему бы очень хотелось не беспокоиться, но это было сложно. Его брат никогда не делал пакостей намеренно, но мать его очень избаловала. Стоило ему накукситься, как он тут же получал все, что хотел, – особенно после смерти отца. И даже когда он вырос, люди из кожи вон лезли, чтобы ему угодить.
Вообще-то стоило бы приставить его к делу. Ноа вполне мог бы приносить пользу в фандрайзинге – при нынешней экономике им не удавалось собирать пожертвованиями столько, сколько нужно, а Ноа был бы вполне убедителен, уговаривая богачей поделиться своими деньгами. Но это если его так называемый займ вообще не поставит крест на всех их благотворительных программах.
Джона откинулся в кресле и откусил кусок бейгла. День уже был ужасным – а ведь еще не настало и девяти утра. Две недели. Ему нужно придумать, как покрыть или спрятать недостачу, пока Ноа не вернется, и при этом не привлечь к этому еще больше внимания.
Но главное – ему надо было найти способ преодолеть защиту Эммы. Он знал, что за ее сухой профессиональной маской есть чувственность. Это было заметно по тому, как двигались ее бедра при ходьбе, как учащалось ее дыхание, когда он к ней наклонялся. Хочет она того или нет, ее тело отзывается на его присутствие – просто она пока еще не готова это признать.
Значит, надо заставить ее думать об этом. Пусть она возвращается домой по вечерам и думает о нем – с раздражением или с тайным желанием, не важно. Главное, это не даст ей сосредоточиться – а это ему и нужно.