Татьяна и Александр — страница 30 из 107

Но в тот момент Александр не был с отцом наедине. Он побоялся, что эмоции Гарольда встревожат охрану. К счастью, апатичный надзиратель не искал подвоха.

По-английски говорил только Гарольд, но перед тем Александр спросил у надзирателя:

– Можно заключенный скажет кое-что по-английски?

Надзиратель поворчал, однако согласился:

– Ладно. Но побыстрее. У меня мало времени.

– Скажу что-нибудь короткое по-английски. – Схватив Александра за руки, с глазами, полными слез, Гарольд слабым голосом прошептал: – Хотел бы я умереть за тебя, о Авессалом, сын мой, сын мой!

Ничего не сказав и сморгнув слезу, Александр отступил. Эти несколько кратких минут в голой бетонной камере, когда он пытался держать себя в руках, стоили Александру расколотого зуба и частички его бессмертной души. «Я люблю тебя», – прошептал он одними губами, и дверь закрылась.

После этого Дмитрий ни на шаг не отходил от Александра, и это помогало. Александр нуждался в друге.

В скором времени Дмитрий заговорил о планах, как им с Александром выбраться из Советского Союза. Поскольку многое из сказанного Дмитрием перекликалось с тем, что Александр уже планировал, он не видел причин останавливать Дмитрия, как не видел причин не взять его с собой. Вдвоем легче сражаться, легче страховать друг друга, прикрывать тыл. Так представлял себе это Александр. Что Дмитрий станет его товарищем в борьбе. Что будет прикрывать его спину.

Однако Александр был терпелив, а Дмитрий нет. Александр понимал, что должно наступить подходящее время и что оно наступит. Они обсуждали поездку на поезде до Турции, зимнее путешествие в Сибирь и переход по льду Берингова пролива. Они обсуждали Финляндию и в конечном итоге остановились на ней. Это был ближайший и наиболее доступный путь.

Каждую неделю Александр ходил проверять своего «Медного всадника». Что, если кто-то наткнулся на книгу? Что, если кто-то считает ее своей? Он поневоле чувствовал, что его деньги в ненадежном месте.

После окончания средней школы Александр с Дмитрием решили записаться на трехмесячные курсы подготовки в офицерскую кандидатскую школу, ОКШ, при Красной армии. Это была идея Дмитрия. Он считал это верным способом привлечь внимание девушек. Александр же думал, что это поможет попасть в Финляндию, если Советский Союз вступит в войну с Финляндией, что казалось вполне вероятным. СССР не нравилось иметь иностранное государство, исторического врага, всего в двадцати километрах от Ленинграда, вероятно величайшего русского города, как полагал Александр. Грубость инструкторов, суровый график учений, постоянные унижения со стороны сержантов – все это было призвано сломить твой дух еще до начала войны. Унижение было переносить труднее, чем бег под дождем, холод и соленый пот. Но хуже всего было, когда тебя будили после сигнала отбоя, заставляя стоять часами, пока какой-нибудь долбаный курсант получал выговор за нечищеные сапоги.

Александр узнал и о недостатках ОКШ, и о лидерстве, и об уважении. Он научился помалкивать, содержать свой шкафчик в чистоте, не опаздывать и говорить: «Есть, командир!» – когда хочется сказать: «А пошел ты!» Александр узнал также, что он сильнее, быстрее и проворнее других курсантов, что он более опрятен и спокоен в напряженной ситуации и что он боится меньше других.

А еще он узнал, что сказанные ему слова, призванные выбить его из колеи, фактически достигли цели.

Испытав на себе двойственность офицерской школы – из тебя хотели сделать мужчину, начисто сломив твой дух, – Александр радовался лишь тому, что не является срочнослужащим, а иначе это было бы еще суровее.

А потом Дмитрий провалился на экзамене в ОКШ.

– Представляешь? Какие же они подонки – после всего этого ада не аттестовать! Что это за дурь? У меня хватило ума написать начальнику письмо. Кто начальник ОКШ, Александр? Видишь это письмо? Мне говорят, что я слишком медленно разряжаю и заряжаю оружие, что я слишком медленно ползаю на животе, как чертова змея, и что в боевых испытаниях я недостаточно спокоен и не проявляю руководящих качеств офицера. Подумай только: мне предлагают получить воинское звание. Ну, если уж я не умею быстро заряжать оружие в качестве офицера, то какой от меня толк как от долбаного рядового?

– Наверное, для офицеров и солдат стандарты разные.

– Конечно! Но для фронтовиков они должны быть жестче! В конце концов, эти парни первые на линии фронта. А меня, значит, выкидывают из программы, согласно которой я должен остаться в тылу, где нанесу наименьший урон, и предлагают бросить меня на передовую! Нет, спасибо. – Дмитрий поднял взгляд на Александра. – Ты получил письмо?

Разумеется, он получил его и был проинформирован о предстоящей аттестации на звание младшего лейтенанта, но подумал, что у Дмитрия нет настроения выслушивать это. Но лгать было непрактично, и Александр сказал правду.

– Александр, это просто глупо. Наши планы летят к черту. Какой будет толк, если ты офицер, а я рядовой? – Дмитрий в сердцах двинул себя по голове. – Придумал! Отличная идея! Осталось только одно – понимаешь?

– Не понимаю.

– Тебе надо отказаться от звания младшего лейтенанта. Скажи им, что ты горд и благодарен, но передумал. Тебя за несколько дней переведут в рядовые, и тогда мы будем вместе в одном подразделении и сможем сбежать, когда появится возможность. – Он ликующе улыбался. – А я на миг подумал, что все пропало и наши планы рухнули.

– Погоди-погоди! – Александр искоса взглянул на Дмитрия. – Дима, к чему ты клонишь?

– Откажись от офицерского звания.

– Зачем мне это?

– Чтобы исполнились наши планы.

– Наши планы не изменились. В должности младшего лейтенанта я буду командовать подразделением, в котором есть сержант, отвечающий за твою группу. Как бы там ни было, мы вместе поедем в Финляндию.

– Да, но какой в этом толк, если мы окажемся в разных подразделениях? Такие были у нас планы, Александр?

– В наши планы входило вместе стать офицерами. Мы ничего не говорили о рядовых.

– Ладно, но наши планы изменились. Надо проявлять гибкость.

– Да. Но если мы оба станем рядовыми, у нас не будет власти.

– Кто говорит о власти? Кому нужна власть? – Дмитрий прищурил глаза. – Тебе?

– Мне не нужна власть, – ответил Александр. – Я хочу помочь тебе и себе. Согласись, если один из нас будет офицером, это даст нам больше вариантов, больше возможностей попасть в нужное место. Если бы мы поменялись местами и я не получил аттестацию, а офицером стал ты, я определенно хотел бы, чтобы ты остался офицером. Ты мог бы многое для нас сделать.

– Да, – медленно произнес Дмитрий, – но я не стал офицером, так?

– Просто не повезло, Дима. Не надо больше об этом думать.

– Вряд ли у меня получится не думать об этом, потому что я для всех как бельмо на глазу. – Александр ничего не ответил, и Дмитрий продолжил: – Лучше бы нам с тобой попасть в один отряд.

– Нет никакой гарантии этого, – сказал Александр. – Тебя пошлют в Карелию, а меня – в Крым… – Александр замолчал.

Это нелепо. Ему никак нельзя отказываться от офицерского звания. Но в выражении глаз Дмитрия, в его опущенных плечах, в его неубедительной усмешке Александр почуял, как начинает трещать по швам их дружба. Тем не менее он продолжал убеждать Дмитрия в том, что все получится.

– Дима, подумай, насколько улучшится твоя жизнь в армии, если у меня будет офицерское звание и я стану помогать тебе на каждом шагу. Хорошая еда. Хорошие сигареты. Хорошая водка. Хорошие назначения. Хорошие девушки. – (Дмитрий смотрел скептически.) – Я твой союзник и друг и смогу поддержать тебя.

Дмитрий продолжал сомневаться.

И правильно, что сомневался, ибо, несмотря на протекцию Александра, жизнь Дмитрия лишь в малой степени стала легче. Но не приходилось сомневаться, что Александру жилось значительно легче. Его селили в лучших казармах, лучше кормили, ему предоставлялось больше привилегий и свобод, ему больше платили, он получал хорошее оружие, его посвящали в секретную военную информацию, а в офицерских клубах ему на шею вешались более интересные женщины. Дмитрию было выгодно, что в Ленинградском гарнизоне Александр был его командующим офицером, а между ними стояли два сержанта и ефрейтор. Но выгода оказалась сомнительной, когда Александр впервые накричал на Дмитрия за нарушение строевого порядка во время марша. Увидев, как Дмитрий сник, Александр понял: он будет либо отдавать приказы всем, включая Дмитрия, что было неприемлемо для Дмитрия, либо не отдавать приказы никому, что было неприемлемо для Красной армии.

Александр добился перевода Дмитрия в другое подразделение под командование одного из своих соседей по казарме – лейтенанта Сергея Комкова, – надолго испортив свои отношения с Комковым.

– Белов, тебя надо выпотрошить и четвертовать, – сказал ему однажды вечером за картами приземистый, почти лысый Комков. – О чем ты думал, когда попросил меня взять Черненко? Таких трусов я еще не встречал! Моя маленькая сестра смелее его. Он ничего не может сделать правильно, но ему не нравится, когда его учат. Можем мы отдать его под суд за трусость?

Александр рассмеялся:

– Перестань, он хороший парень. Увидишь, он проявит себя в бою.

– Белов, иди к черту! Сегодня я чуть не пристрелил его, когда он уронил винтовку во время похода и вышел на три шага из строя, чтобы поднять ее. Я, по сути, направил на него оружие, о чем сожалею. Потом, чтобы до него дошло, поставил его в наряд на мытье офицерской уборной.

– Перестань, Комков. С ним все будет в порядке.

– Ты знаешь, что одна из наших винтовок случайно выстрелила и Черненко бросился на землю во дворе и закрыл голову руками? Не понимаю, почему ты его постоянно защищаешь. В бою это будет наша погибель.


А вот и девушки, 1939 год

Когда они впервые начали посещать клубы, Александр познакомился с Любой. Она стала приходить чаще, а Александр перестал интересоваться новыми девушками. Но потом он увидел, как с Любой разговаривает Дмитрий, который начал проявлять к ней интерес. Александр кивнул и отошел в сторону. Люба обиделась, а Дмитрий немного развлекся с ней и вскоре бросил.