Он ожидал, что будет сражаться, замерзать, стрелять из оружия, плыть, спать по колено в грязи, умирать, если понадобится, убивать людей, стоящих у него на пути. Он не ожидал такого – раненый сын и ждущий отец.
Александр сделал еще один глубокий вдох. Баррингтона больше не было. Он чуял лишь органический, немного затхлый запах крови, металлический запах оружия, запах пороха. И слышал только натужное дыхание Юрия Степанова.
Если Александр оставит молодого человека умирать, оставит умирать сына несчастного отца, то купит свою свободу ценой смерти этого парня. Александр перекрестился. «Это испытание Господне, – подумал он. – Чтобы показать мне, что я за человек».
Александр обхватил Степанова за спину, другую руку просунул под его колени и оторвал раненого от земли:
– Дима, я должен отнести его назад.
Дмитрий побледнел:
– Что?
– Ты меня слышал.
– Ты совсем сбрендил? Тебе нельзя возвращаться. Мы не пойдем назад.
– Я пойду.
В притихшем лесу раздался беззвучный крик Дмитрия. Капает вода, течет тонкой струйкой, потрескивают ветки. Птицы улетели. Тишина. И безмолвная ярость Дмитрия.
– О чем ты говоришь?! – прошипел он. – Мы вернулись не за ним. Это была уловка. Мы пришли сюда, чтобы идти дальше.
– Знаю, – ответил Александр. – Но я не могу.
– Это война, Александр! Что? Неужели собираешься беспокоиться о каждом из тысячи солдат, которым ты дал умереть по твоей команде?
– Я не приказывал им умереть, – возразил Александр.
– Мы идем вперед. – Дмитрий стиснул зубы.
– Отлично! Если ты пойдешь, то я дам тебе половину своих денег. Ты так или иначе доберешься до Стокгольма, а там поймешь, что делать дальше. Потом доберешься до Америки.
– О чем ты говоришь? Что значит «я»? Хочешь сказать, «мы»?
– Нет, Дмитрий, я же сказал. Я возвращаюсь назад с Юрием. Тебе нет смысла возвращаться.
– Я не пойду без тебя! – Пронзительно-высокий голос Дмитрия эхом разнесся по лесу.
– Ладно, – сказал Александр. – Давай вернемся, пока он еще жив.
Дмитрий не сдвинулся с места:
– Если ты возвращаешься в Лисий Нос вместе со Степановым, то это будет последнее, что ты сделаешь как советский солдат.
Держа Юрия перекинутым через плечо, Александр подошел близко к Дмитрию и произнес сквозь стиснутые зубы:
– Ты мне угрожаешь?
– Да, – ответил Дмитрий.
Александр отступил на шаг и взглянул на Дмитрия с мрачной покорностью.
– Знаешь, что я тебе скажу, – медленно проговорил он, – давай делай, что хочешь. Давай донеси на меня. Тогда тем более важно, что последнее, что я сделаю, – это спасу другого человека.
– О-о, черт бы тебя побрал!
– У нас будет новый шанс! Видишь, мы хорошо изучили эту местность. Мы сможем вернуться сюда. Это наш первый шанс, не последний. Мы вернемся сюда и сбежим. Если ты угрожаешь мне НКВД, то сам никогда не выберешься из Советского Союза. Ты здесь сгниешь. Я умру, а ты промучаешься здесь остаток жизни. – Александр помолчал. – Помяни мои слова. Европа собирается воевать с Гитлером. У нас будет новый шанс, но только если я буду жив. Ну так как? Если хочешь бежать, то держи рот на замке, чтобы мы смогли потом выбраться. – Александр снова замолчал. – Не валяй дурака! Давай отнесем парня к отцу.
– Нет! – возразил Дмитрий.
– Тогда поступай, как знаешь.
Александр устал от пререканий. Не дожидаясь Дмитрия, он повернулся и пошел вперед. За спиной он слышал глухие шаги. Дмитрий был трусом и мог выстрелить человеку в спину, но только если этот человек не пообещал однажды тащить его на спине.
Они вернулись на базу, проблуждав несколько часов по болоту. Уже почти стемнело, но первое, что увидел Александр под соснами, был Михаил Степанов, стоящий с одним из пограничников из НКВД. Оба высматривали их. Степанов подошел к Александру на подгибающихся ногах и, набравшись смелости, спросил:
– Он жив?
– Да, – ответил Александр. – Но ему нужен врач.
Михаил Степанов забрал сына из рук Александра и отнес его в походную палатку, где уложил на свободную койку и молча сидел рядом, пока парню делали переливание крови и давали лекарства. Степанов вместе с Александром обмыли тело Юрия, и врач зашил три пулевых ранения. Однако Юрий слишком долго пробыл в лесу с металлом в теле. Раны были инфицированы.
Александр вышел поесть и покурить, а потом вернулся и сел рядом со Степановым. Юрий пришел в себя и слабым голосом разговаривал с отцом.
– Папочка, я поправлюсь?
– Да, сынок, – ответил Степанов, держа сына за руку.
– Мне повезло. Могло быть гораздо хуже. – Юрий глянул на Александра. – Верно, лейтенант?
– Верно, рядовой, – ответил Александр.
– Мама будет мной гордиться, – сказал Юрий. – Я буду снова воевать?
Александр посмотрел на напряженное лицо майора Степанова, немного помолчал и наконец спросил:
– Где его мать?
– Умерла в тысяча девятьсот тридцатом, – ответил Степанов.
– Папа?
– Да?
– Ты гордишься мной?
– Очень горжусь, сынок.
Так они сидели возле Юрия, два бойца, прислушиваясь к натужному дыханию раненого, глядя, как он медленно опускает и поднимает веки.
А потом его дыхание перестало быть натужным, глаза больше не моргали. Майор Степанов опустил голову и заплакал, а Александр, не в силах это вынести, покинул медицинскую палатку.
Он стоял, прислонившись к снабженческому автомобилю, и курил, когда из палатки вышел Степанов.
– Мне жаль, майор, – произнес Александр.
Степанов протянул Александру руку и сказал твердым голосом:
– Вы хороший солдат, лейтенант Белов. Я в Красной армии с тысяча девятьсот двадцать первого года, а потому повторю: вы хороший солдат. Ваш отказ отступить, оставить ваших погибших – откуда это у вас? Не говорите о своем сожалении. Благодаря вам я попрощался с моим единственным ребенком. Благодаря вам его похоронят. Он найдет покой. И я тоже.
Степанов не отпускал руку Александра.
– Мне это было не трудно, – опуская голову, сказал Александр.
Зимняя война закончилась несколько дней спустя, 13 марта 1940 года.
Советы так и не отвоевали Выборг.
Перед Мехлисом, 1943 год
Перед ним был поставлен вопрос о том, кто он такой. Его время истекло, он это понимал. Вставая, он вспомнил стихотворение Киплинга «Если», словно с ним говорил собственный отец.
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел…[3]
Его вызвали, и он снова предстал перед трибуналом едва ли не с радостью.
– Ну что, майор, обдумали вопрос?
– Да, генерал.
– Каков ваш ответ?
– Ответ таков: я Александр Белов из Краснодара, майор Красной армии.
– Вы американский экспатриант Александр Баррингтон?
– Нет, генерал.
Все молчали. За окном стоял погожий майский день. Александру снова захотелось на воздух. Перед ним были хмурые немигающие лица. Он сам тоже стал хмурым и напряженным. Один из генералов стучал карандашом по деревянному столу. Степанов осторожно поглядывал на Александра и, когда их глаза встретились, слегка кивнул.
Наконец заговорил генерал Мехлис:
– Я опасался, что таков будет ваш ответ, майор. Скажи вы «да», и мы связались бы с Государственным департаментом США. Теперь передо мной стоит вопрос: что с вами делать? Мне дана полная власть распоряжаться вашей судьбой. Мы с коллегами совещались в ваше отсутствие. Перед нами стоит сложная задача. Даже если вы говорите правду, на ваши плечи лягут обвинения против вас и ваш арест и это все потянется за вами в Красную армию. Вихрь сплетен, подозрений, инсинуаций не прекратится. И это все сильно усложнит вашу службу в офицерском звании, а также нашу задачу по защите вас от ложных обвинений, от людей, опасающихся воевать под вашим началом.
– Я привык к сложностям, товарищ генерал.
– Да, но нам они не нужны. – Мехлис поднял руку. – И не перебивайте меня, майор. Если же вы лжете, действуют те же факторы, но с той разницей, что мы, как власть и защита наших людей, совершили ужасную ошибку и будем выглядеть глупо и униженно, когда правда в конечном итоге обнаружится. И вам, я думаю, известно, что правда всегда выходит наружу. Понимаете теперь, что, независимо от того, лжете вы или говорите правду, вы для нас сомнительное приобретение?
– Позвольте сказать, товарищ генерал, – вмешался Степанов. – Мы ведем тяжелую войну, в которой теряем людей, не успевая мобилизовать новых солдат, теряем оружие, не успевая произвести новое, и теряем офицеров, не успевая найти им замену. Майор Белов – образцовый воин. Мы ведь наверняка можем найти для него дело, необходимое для Красной армии? – Не встретив возражений, он добавил: – Его можно отправить в Свердловск делать танки и пушки. Или во Владивосток добывать железную руду, или на Колыму, или в «Пермь – тридцать пять». В любом из этих мест он может оставаться полезным членом советского общества.
Мехлис усмехнулся:
– У нас полно других людей для добычи железной руды. И зачем нам заставлять майора Красной армии делать пушки?
Александр еле заметно качнул головой, усмехаясь про себя. «Браво, полковник Степанов! – подумал он. – Через минуту вы заставите их умолять меня остаться в армии, хотя секунду назад они были готовы собственноручно расстрелять меня».
Степанов продолжал выгораживать Александра:
– Он больше не майор. При аресте его лишили звания. Не вижу проблемы в отправке его на Колыму.
– Тогда почему мы продолжаем называть его майором? – фыркнул Мехлис.
– Потому что он остается им, даже если у него сняты погоны. Он семь лет служил командующим офицером. Он командовал во время Зимней войны, он сражался, чтобы удержать немцев на другом берегу Невы, он прокладывал Дорогу жизни и прошлым летом сражался вместе со своими бойцами в четырех невских кампаниях по прорыву блокады.