Испытывая приступ ненависти к себе, он попытался уснуть. Было три часа ночи 22 июня 1941 года.
Глава 16
Железная дорога на Синявинских высотах, 1943 год
Александр позвал в свою палатку Успенского:
– Лейтенант, что не так с сержантом Веренковым?
– Не понимаю, о чем вы говорите, капитан.
– Утром он принес мне не только свою порцию кофе, но и кашу, но, к счастью, не всю.
– Да, капитан.
– Лейтенант, почему Веренков приносит мне свою кашу? Почему сержант Теликов предлагает мне презервативы? Зачем мне просить презервативы у сержанта? Что вообще здесь происходит?
– Вы наш командир, капитан.
– Я не распоряжаюсь кашей. И презервативами.
– Он хочет быть любезным.
– Зачем?
– Не знаю, капитан.
– Я добьюсь от вас правды, лейтенант.
Тылы базы находились в километре от Ладоги, и Александр каждое утро ходил на озеро умываться. В начале прохладного лета озеро пахло тем, во что превратилось, – кладбищем тысяч советских людей.
Однажды утром, возвращаясь с озера, он проходил мимо палатки-столовой и услышал сквозь брезент голос Успенского. В обычной ситуации он просто пошел бы дальше, но, услышав собственное имя, произнесенное заговорщицким тоном, замедлил шаги.
Успенский разговаривал с сержантом Веренковым, молодым политзаключенным, прежде не служившим в армии, и сержантом Теликовым, прослужившим в армии десять лет.
– Сержанты, держитесь подальше от нашего командира, – вещал Успенский. – Не говорите с ним откровенно. Не смотрите ему в глаза. Если хотите о чем-то его попросить, попросите меня. И передайте это всем ребятам. Я буду вроде вашего буфера.
Александр улыбнулся.
– А нам нужен буфер? – Это был Теликов, осторожный человек.
– О-о, – произнес Успенский, – уж поверьте мне. Вам необходим буфер. Капитан Белов действует как разумный человек, как рациональный и терпеливый человек. Но если вы не будете осторожными, он убьет вас собственными руками.
Веренков был настроен скептически.
– Да пошел ты! Несешь всякую хрень.
Успенский храбро продолжил, но на пониженных тонах:
– А вы знаете, что он буквально оторвал руку связному по снабжению Дмитрию Черненко, вырвал ее из сустава! Оставил его с кровавым обрубком. И это еще не самое ужасное. Оторванная рука не убила этого парня. Его убил удар в лицо. Один удар, Веренков. Только подумай об этом.
Александр беззвучно засмеялся. Если бы только это была правда.
– А поскольку Черненко никак не умирал, наш командир приказал казнить его на границе с Финляндией, пока сам еще находился в госпитале в Морозове.
– Ты нас разыгрываешь.
– Говорю же вам, он ничего не боится. Ни связных, ни немцев, ни смерти, ни даже НКГБ. Теперь слушайте внимательно и никому этого не рассказывайте… – Успенский заговорил шепотом. – Когда его отправили в камеру в Морозове, к нему пришел следователь…
– За что его арестовали?
– Он был двойным агентом.
– Иди ты!
– Это правда.
– Двойным агентом у кого?
– Думаю, у японцев. Это не важно. Слушайте. К нему пришел следователь. Наш командир не был вооружен, ничего при нем не было, но знаете, что случилось?
– Он убил следователя?
– Что б мне провалиться на месте, убил!
– Как?
– Никто не знает.
– Он двинул его кулаком?
– Следов не осталось.
– Задушил?
– Говорю же вам, никаких следов.
– Как же тогда? Яд?
– Ничего! – взволнованно произнес Успенский. – В том-то и дело! Никто не знает. Но просто имейте в виду: наш командир – это тот человек, который может убить другого в крошечной камере непонятно как. Всего лишь силой воли. Так что держитесь от него подальше. Потому что он ест на обед слабаков вроде вас.
– Лейтенант! – Александр вошел в палатку.
Успенский, Веренков и Теликов вскочили:
– Да, капитан.
– Лейтенант, прекратите терроризировать сержантов! Мне не нравится, что вы рассказываете обо мне небылицы. Для протокола, я не двойной агент у японцев. Это ясно?
Пауза. Дрожащими голосами:
– Да, капитан.
– А теперь возвращайтесь к своим обязанностям. Все.
Не глядя на него, они поспешно вышли друг за другом. Александр с трудом сдержал улыбку.
По прошествии нескольких недель Александр разобрался в обстановке. Он пошлет на железную дорогу два отряда, три, взвод или два взвода, пятьдесят человек – и они не вернутся. Для тех, кто вернется, не было бинтов, антибиотиков, крови для переливания, морфия. Немцы были защищены Синявинскими высотами и деревьями, но у них был хороший обзор разрушенной железной дороги. Однако необходимо было доставлять провизию в Ленинград и отремонтировать дорогу, и Александру ничего не оставалось, как посылать людей на эту дорогу.
Разрушению подвергался всегда один и тот же пятикилометровый отрезок дороги, и стоило отправить людей в любое время суток на любой участок разрушенных рельсов, как с холмов немедленно начинался артиллерийский обстрел. Был июнь, и погода стояла теплая. Вечером каждого дня Александр приказывал уносить жертв с железнодорожных рельсов в поле за тополями, где их опускали в братские могилы и даже не засыпали доверху землей. Это были воронки от мин, взорвавшихся несколькими неделями ранее, и они пока не были целиком заполнены мертвыми телами. Место это пахло развороченной землей, водой и недавней смертью.
День 22 июня 1943 года пришел и ушел. Два года назад началась война. Два года назад началось все.
Орбели и его искусство, 1941 год
Александра разбудили в четыре часа утра, дав ему проспать всего час. Его немного утешало то, что всех остальных тоже разбудили и приказали построиться во дворе.
Было 22 июня 1941 года, летнее солнцестояние, самый долгий день в году. Воскресное утро. Розовый рассвет летнего дня. К войскам гарнизона обратился полковник Михаил Степанов:
– Около часа назад Гитлер уничтожил Черноморский флот, базирующийся в Крыму. Погибли наши самолеты, корабли и наши люди. Его войска вошли на советскую землю. Он вторгся через границу Украины к северу от Пруссии. В полдень будет сделано сообщение по радио министром обороны товарищем Молотовым. Началась война.
В рядах полусонных солдат послышался ропот. Александр молчал. Он не удивился: офицеры Красной армии уже давно говорили о войне. Еще с зимы ходили слухи о стягивании Гитлером войск к границам, но первая мысль Александра о войне была такова: «Война! Вот еще один шанс для побега».
Чтобы не заснуть во время четырехчасового слушания планов защиты, он пил кофе и курил. Затем его направили на патрулирование Ленинграда до шести часов вечера, когда он должен был вернуться в казарму для дежурства. Александр с радостью ушел из гарнизона в одиннадцать часов утра.
Он беззаботно прошелся по Сенной площади и по Невскому проспекту, где разнял дерущихся женщину и мужчину. Женщина била гораздо более крупного мужчину сумкой и кричала на него. Александр через минуту понял: женщина возмущается тем, что мужчина пытался влезть перед ней в очередь.
– Как, он не знает, что началась война? Что, по его мнению, все мы делаем здесь? Он не будет стоять передо мной. Мне наплевать, даже если вся Красная армия придет сюда.
Подняв брови, Александр сказал мужчине:
– Вы слышали ее. Вы не встанете перед ней в очередь.
Дойдя до Елисеевского магазина, Александр вмешался в перепалку восьми женщин, вцепившихся друг в друга из-за колбасы, принадлежавшей одной из женщин и выпавшей из ее сумки, но проворно поднятой другой. Пока он занимался этим, третья женщина сбежала с чьей-то мукой. Александр не стал входить в роль царя Соломона, чувствуя, что не его призвание спорить из-за колбасы с восемью взбешенными женщинами. Он отошел в сторону, попав в другую потасовку людей, садящихся в автобус.
Александр решил уйти с Невского. Тут было хуже, чем на войне. На войне, по крайней мере, можно достать винтовку и стрелять во врага. Он дошел до Исаакиевского собора и Медного всадника, где было более спокойно. Он постоял несколько минут, покуривая и глядя на памятник. Прошло несколько недель с тех пор, как он проверял свою книгу в Публичной библиотеке. Он подумал, что теперь, когда началась война, разумнее и безопаснее забрать книгу и держать ее у себя. Библиотеки и музеи наверняка будут вывозить свои ценные объекты из Ленинграда – на всякий случай. Глядя на статую Петра, Александр пытался вспомнить отрывки из своей любимой поэмы «Медный всадник»:
И, озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне.
Улыбаясь тому, что не забыл стихи, которые не перечитывал много лет, и закуривая новую папиросу, Александр пошел дальше по набережной, мимо Адмиралтейского сада, мимо Дворцового моста, мимо Эрмитажа. На набережной он заметил высокого мужчину в костюме, который, опершись на парапет, смотрел на воду. Мужчина достал папиросу и без улыбки кивнул Александру. Кивнув в ответ, Александр замедлил шаги. Мужчина спросил:
– Огоньку не найдется?
Александр остановился и достал зажигалку.
– Оставил спички внутри, – быстро сказал мужчина. – Благодарю вас… Иосиф Абгарович Орбели. – Он протянул руку Александру, стряхивая пепел с длинной седеющей всклокоченной бороды.
– Лейтенант Александр Белов.
Они пожали друг другу руки.
– А-а-а, – глядя на реку, произнес Орбели. – Лейтенант, это правда? Война началась?
– Правда, гражданин. Откуда вы узнали?
Не оборачиваясь, Орбели указал на Эрмитаж:
– На службе. Я хранитель музея. Скажите честно, что вы думаете? Войдут немцы в Ленинград?
– А почему нет? Они оккупировали Чехословакию, Австрию, Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Норвегию, Польшу. Европа сейчас в руках Гитлера. Куда еще Гитлер может пойти? Он не пойдет в Англию, поскольку боится воды. Он должен прийти сюда. Таков был его план с самого начала. И он придет в Ленинград.