Зачем доктору Сайерзу понадобилось прятать медаль?
Почему не отдал ее вместе с фуражкой?
Потому что опасался, что это вызовет слишком много вопросов.
Стала бы она чересчур подозрительной? Но подозрительной в каком смысле? Татьяна наугад искала фальшивую ноту и никак не могла ее нащупать. Она спала, работала, кормила ребенка и одной июньской ночью открыла глаза и задохнулась.
Она поняла, в чем дело.
Может быть, окажись у нее медаль, Татьяна слишком разволновалась бы, много думала бы о ней, недоумевала. Стала бы подозревать то одно, то другое.
Но доктор Сайерз не узнал бы об этом.
Только один человек узнал бы.
Александр хотел, чтобы у нее была эта очень почетная медаль, но понимал, что, окажись она у Татьяны сразу, у нее возникнет слишком много вопросов. Поэтому Александр попросил доктора Сайерза спрятать медаль. На льду, в госпитале, где угодно, он попросил доктора Сайерза спрятать ее.
А это означало, что был обман, в котором участвовал доктор Сайерз.
Была ли в том плане смерть Александра?
А Дмитрия?
«Татьяша, по́мни Орбели».
Это были его последние слова. Помни Орбели. Он спрашивал, помнит ли она что-то важное, настолько же важное, как «помнить Орбели»?
Или просил ее о чем-то не забывать? Помни Орбели.
Татьяна не могла заснуть до утра.
Белоруссия, июнь 1944 года
Александр вызвал Николая Успенского в палатку. Они разбили лагерь в Западной Литве, чтобы два дня отдохнуть и получить дальнейшие приказания.
– Лейтенант, что случилось с сержантом Веренковым?
– Не понимаю, что вы имеете в виду, капитан.
– Ну, сегодня утром он бодро доложил мне, что танк отремонтирован.
– Так и есть, капитан! – просиял Успенский.
– Это немного неожиданно, лейтенант.
– Почему, капитан?
– Ну, во-первых, – терпеливо пояснил Александр, – я не знал, что танк нуждался в ремонте.
– Очень сильно, капитан. Двигатель работал с перебоями. Надо было отладить дизельные поршни.
– Очень хорошо, лейтенант, – кивнул Александр, – но это подводит меня ко второму моменту.
– В смысле, капитан?
– У нас нет долбаного танка!
– Есть, капитан, – улыбнулся Успенский. – Пойдемте со мной.
На лесной опушке Александр увидел легкий боевой танк зеленого цвета с красной звездой и надписью «За Сталина!», нанесенной на боку. Такой, какие делала Таня на Кировском заводе. Только этот был меньше. Т-34. Александр обошел вокруг танка. Потрепанный в боях, но в целом в неплохом состоянии. Гусеницы не повреждены. Ему понравился номер танка: 623. Орудийная башня большая, пушка тоже.
– Стомиллиметровое орудие, – сообщил Успенский.
Александр глянул на него:
– Какого хрена ты так гордишься? Ты сам его построил?
– Нет, я сам его украл.
Александр не сдержал смеха:
– Где?
– Выудил из того пруда.
– Танк был полностью под водой? Все боеприпасы промокли?
– Нет-нет, в воде были только колеса и гусеницы. Двигатель заглох, его было не завести.
– Как же ты его завел?
– Я не заводил. Мне помогли его вытолкать тридцать парней. А потом Веренков починил его. Теперь танк работает, как музыкальная шкатулка.
– Откуда он взялся?
– Какая разница, черт возьми! Из батальона, стоявшего здесь до нас?
– До нас батальонов не было. Ты еще не сообразил, что мы первые на линии огня?
– Ну, может, они отступали из леса. Не знаю. Я видел плавающий в пруду труп. Наверное, это был башенный стрелок.
– Не слишком умелый, – заметил Александр.
– Ну, разве не классно?
– Да, здорово. Танк у нас заберут. Там много боеприпасов?
– Он перегружен. Думаю, поэтому он затонул. Он должен иметь только три тысячи 7,62-миллиметровых снарядов, а там было шесть тысяч!
– Для любых стомиллиметровых стволов?
– Да. – Успенский улыбнулся. – Тридцать. Пятьсот 11,63-миллиметровых снарядов для минометов. Там есть пятнадцать реактивных снарядов, и смотрите – тяжелый пулемет. Полный комплект, капитан.
– Все это у нас заберут.
– Сначала им придется пройти мимо вас. – Успенский отдал ему честь. – Вы будете нашим командиром танка.
– Всегда приятно, когда лейтенант отдает команды капитану, олух ты эдакий, – сказал Александр.
Используя танк, в котором Успенский был водителем, Теликов – стрелком, а Веренков – заряжающим, Александр мог защищать своих людей в боях с весны до лета 1944 года на протяжении трехсот километров от Белоруссии до Восточной Польши. Бои в Белоруссии были самыми тяжелыми. Немцы не желали уходить. Александр их не винил. Надев шлем, он на танке продирался по белорусской глубинке, не останавливаясь у прудов, или в лесу, или в деревнях, когда терял солдат, почти не останавливаясь для сна. Гусеницы танка постепенно изнашивались, но Александр продолжал неуклонно продвигаться вперед, одержимый одной целью – Германией.
Поле за полем, лес за лесом, болота, грязь, дожди. Они расставляли палатки и удили рыбу в реках, готовили в железных котелках на костре, вдвоем ели из одного котелка – Успенский всегда ел с Александром, – потом беспокойный сон, и снова вперед, под немецкие пули и орудия. Три советские армии гнали немцев из России. Батальон Александра был частью той армии, которой командовал генерал Рокоссовский. Советам было мало просто изгнать немцев из страны. Германия должна была расплатиться на своей земле за все то зло, которое она причинила СССР за последние два с половиной года, и для этого миллионы солдат прошли через Литву, Латвию, Белоруссию и Польшу. Сталин намеревался к осени быть в Берлине. Александр считал это невозможным, но не потому, что с его стороны было недостаточно усилий. Одно заминированное поле шло за другим, гибли солдаты, оставаясь лежать непогребенными в полях, где раньше рос картофель. Оставшиеся в живых брали их винтовки и шли дальше. В батальоне Александра было человек десять инженеров, умеющих находить и обезвреживать мины. Но и они иногда погибали. В конечном счете Александр научил всех своих бойцов находить мины и извлекать из них взрыватели. Пройдя через разминированное поле, они входили в лес, и там их поджидали немцы. Первыми через леса, реки и болота шли пять штрафных батальонов, расчищая путь для регулярных дивизий. А потом опять леса, опять поля.
Хорошо, что это было не зимой, но по ночам все же донимали холод и сырость. К счастью, бойцы могли мыться и купаться в водоемах, чтобы хоть как-то уберечься от тифа. Александр знал: тиф означает смерть от рук расстрельной команды – армия не могла допустить эпидемию. Штрафные батальоны погибали первыми, но их первыми и пополняли. Казалось, нет недостатка в политзаключенных, посылаемых умирать за Россию-матушку. Для поддержания боевого духа Сталин решил вернуть честь и достоинство в Красную армию, введя военную форму нового образца – нового до известной степени. Согласно директиве Сталина 1943 года, даже офицеры штрафных батальонов носили форму, очень напоминающую форму царской армии, с красными погонами, украшенными эмблемами, и золочеными эполетами. В результате смерть в грязи становилась гораздо более достойной, а подрыв на минах – делом великой чести. Казалось, даже Успенскому стало легче дышать с одним легким, когда он надел форму нового образца.
Желая не допустить распространения вшей, Александр велел своим бойцам удалить все волосы на теле и ежедневно бриться. После тяжелых боев они проводили день на реке, чтобы привести себя в порядок и побриться.
Подчас Александр не мог отличить одного солдата от другого. Кто-то был чуть выше среднего роста, кто-то чуть ниже, у кого-то были родинки, у кого-то их не было. Кто-то был смуглым, но большинство белокожими и загорелыми. Только у нескольких человек были веснушки. У кого-то были зеленые глаза, у кого-то карие, а у ефрейтора Еременко один глаз был зеленый, а другой карий.
В мирной жизни волосы определяли мужчин. Волосы на голове, волосы на теле, но теперь мужчины определялись войной и своими шрамами. Шрамы были наиболее отличительной особенностью. Шрамы, оставшиеся после битвы, после ножевых и пулевых ранений, от царапин, от ожогов порохом. На руках, на плечах, на нижней части ног. Совсем немного было выживших со шрамами на груди, животе или голове.
Лейтенанта Успенского Александр узнавал по его хриплому дыханию и шраму над правым легким, узнавал сержанта Теликова – по белому длинному жилистому телу, а сержанта Веренкова – по коренастому телу, очевидно некогда полностью покрытому черными волосами, а ныне почти полностью покрытому черной щетиной.
Александр предпочел бы, чтобы у них было меньше отличительных черт. Тогда было бы легче терять людей. Одна потеря, одна замена другим бритым, лысым человеком со шрамами.
Батальон Александра начал свой путь на севере России и двигался к Литве и Латвии. К тому времени как они добрались до Белоруссии, ему было приказано поменять фронт и перейти из армии, которой командовал Рокоссовский, в армию Жукова. В равнинной и в основном безлесной Белоруссии немцы оказали сопротивление, какого Александр прежде не видел. В одной только Белоруссии Красная армия потеряла 125 000 бойцов из двадцати пяти дивизий. Батальон Александра продолжал свое продвижение на юг, наконец соединившись с северными дивизиями южной группировки армии Конева.
К концу июня 1944 года, когда пришла новость о высадке в Нормандии американских и британских войск, батальон Александра прошел сто километров за десять дней, разбив четыре немецких батальона по пятьсот человек каждый. За ним ехали советские грузовики с продовольствием, припасами и людьми на смену павшим. Александра было не остановить. Подобно товарищу Сталину, ему необходимо было добраться до Германии. Возможно, Сталин хотел возмездия, но Александр чувствовал, что там его ждет избавление.
Черный всадник Апокалипсиса, 1941 год
Сытый всем по горло и разочарованный, Александр вызвался идти воевать с финнами в Карелии, чтобы быть как можно дальше от Метановых.