Татьяна была готова сдаться, но у Сэма были добрые глаза. Внимательное, сочувствующее лицо.
– Посмотрите досье, – продолжила она. – У вас ведь есть досье на тех, кто эмигрировал в Советский Союз? Сколько там может быть человек? Посмотрите его досье. Может быть, что-нибудь найдется. Сами увидите, что он уехал из Америки маленьким мальчиком.
Сэм неопределенно хмыкнул:
– Ладно, допустим, я загляну в это досье и узнаю, что да, он уехал из Соединенных Штатов маленьким мальчиком. Что из того? Вы и так это знаете.
– Возможно, будет что-нибудь еще. Советский Союз и Штаты имеют связи, да? Может, вы узнаете о том, что с ним случилось. Определенно.
– Что я смогу иметь более определенное, чем свидетельство о смерти? – пробормотал Гулотта и сказал громче: – Ладно, допустим, я каким-то чудом выясню, что ваш муж жив. Что дальше?
– Позвольте мне самой побеспокоиться о том, что дальше.
– Приходите завтра утром. – Сэм вздохнул. – Приходите в десять. Я попытаюсь найти это досье. В каком году, вы сказали, уехала его семья?
– В декабре тысяча девятьсот тридцатого, – наконец улыбнувшись, ответила Татьяна.
Она остановилась с Энтони в маленьком отеле на С-стрит неподалеку от Государственного департамента. Ей понравилось снимать номер в отеле. Ни волнения, ни отказа, ни требования предъявить документы. Ей нужен был номер, она заплатила три доллара и получила приятный номер с ванной комнатой. Так просто. Никто не посмотрел на нее косо, даже услышав русский акцент.
На следующее утро она пришла в Бюро по консульским делам до девяти и час просидела на скамейке, держа сына на руках, пока он был занят книжкой с картинками. Гулотта вышел без пятнадцати десять и сделал ей знак идти за ним в кабинет. Несколько мгновений, может быть, минуту он ничего не говорил. Его ладони лежали на папке, и его взор был устремлен туда же. Потом он тяжело вздохнул:
– Кем, по вашим словам, вы приходитесь Александру Баррингтону?
– Я его жена, – тихим голосом ответила Татьяна.
– Джейн Баррингтон?
– Да.
– Джейн Баррингтон было имя матери Александра.
– Знаю. Вот почему я взяла его. Я не мать Александра. – Татьяна бросила на Сэма подозрительный взгляд, пока он сам с подозрением изучал ее. – Я взяла имя матери Александра, чтобы выбраться из Советского Союза. – Она пыталась понять, что его беспокоит. – Что вас беспокоит? Что я коммунистка?
– Какое ваше настоящее имя?
– Татьяна.
– А фамилия?
– Метанова. Татьяна Метанова.
Сэм Гулотта долго, не отрываясь, смотрел на нее. Его пальцы, сжимавшие папку с досье, не разжались, даже когда он спросил:
– Можно я буду называть вас Татьяна?
– Конечно.
– Вы сказали, что выехали из Советского Союза в качестве медсестры от Красного Креста?
– Да.
– Что ж, вам очень повезло.
– Да. – Она посмотрела на свои руки.
– Нет больше Красного Креста в Советском Союзе. Запрещен. Несколько месяцев назад Государственный департамент США предложил помощь Красного Креста советским госпиталям и лагерям для военнопленных, и сам министр иностранных дел Молотов отказался. Поразительно, что вам удалось уехать. – Он с нескрываемым удивлением посмотрел на нее, и Татьяна снова опустила глаза. – Татьяна, разрешите рассказать вам об Александре Баррингтоне и его родителях. Он уехал с родителями из Соединенных Штатов в тысяча девятьсот тридцатом году. Гарольд и Джейн Баррингтон попросили добровольного убежища в Советском Союзе, несмотря на наши настойчивые требования не делать этого. Мы не могли гарантировать их безопасность. Несмотря на его враждебную агитацию против нашей страны, Гарольд Баррингтон оставался американским гражданином, и мы имели обязательства перед ним и его семьей. Знаете, сколько раз Гарольда Баррингтона арестовывали? Тридцать два. Согласно нашим сведениям, его сына арестовывали вместе с ним три раза. Дважды он проводил летние каникулы в воспитательной колонии, поскольку родители были в тюрьме, и они предпочитали, чтобы сын тоже проводил летние каникулы в тюрьме, а не с родственниками…
– Какими родственниками? – перебила его Татьяна.
– У Гарольда была сестра Эстер Баррингтон.
Александр лишь однажды вскользь упомянул сестру отца. Низкий голос Гулотты тревожил Татьяну, ей казалось, он взвешивает слова, чтобы между ними не просочились наружу какие-нибудь ужасные вещи.
– Объясните, что все это значит? – спросила Татьяна. – Что вы хотите мне сказать?
– Дайте закончить. Правда, что их сын не отказался от своего американского гражданства, но родители это сделали, они сдали свои паспорта в тысяча девятьсот тридцать третьем. Потом в тысяча девятьсот тридцать шестом мать Александра приехала в консульство США с просьбой об убежище для своего сына.
– Я знаю. Эта поездка стоила ей жизни.
– Да, действительно, – сказал Гулотта. – Но здесь заканчиваются наши полномочия в отношении Александра. К тому времени как он совершил побег по пути в тюрьму, он был уже советским гражданином.
– Да.
– В тысяча девятьсот тридцать шестом году советские власти обратились к нам с просьбой помочь разыскать Александра Баррингтона. Они утверждали, что он беглый преступник и мы утратили право обеспечивать ему безопасное перемещение по нашей территории. Фактически мы обязаны были согласно международному соглашению вернуть его в Советский Союз. – Гулотта помолчал. – Нас просили немедленно известить советские власти, если Александр Баррингтон попросит у нас убежища, поскольку он был политическим преступником, избегшим правосудия. – (Татьяна встала.) – Он принадлежит им. Не нам. Мы не можем вам помочь.
– Спасибо за потраченное время, – произнесла Татьяна дрожащим голосом, берясь за ручки коляски Энтони. – Простите, что побеспокоила вас.
Гулотта тоже поднялся:
– Наши отношения с Советским Союзом стабилизируются, потому что мы сражаемся на одной стороне. Но мы испытываем взаимное недоверие друг к другу. Что произойдет после окончания войны?
– Не знаю, – ответила она. – Что тогда произойдет?
– Подождите… – Гулотта обошел стол и остановился перед дверью в кабинет, чтобы открыть ее.
– Я ухожу, – тихо сказала она. – Мне нужно успеть на обратный поезд.
– Подождите, – повторил он, протягивая вперед руку. – Сядьте на секунду.
– Я не хочу больше садиться.
– Послушайте… – Гулотта сделал ей знак сесть, и она с облегчением опустилась на стул. – Вот еще что. – Он сел на соседний стул, Энтони схватил его за ногу, и Гулотта улыбнулся. – Вы вышли повторно замуж?
– Конечно нет, – слабым голосом сказала она; Гулотта взглянул на мальчика. – Это его ребенок.
Какое-то время Гулотта молчал.
– Ни с кем об этом не говорите. Об Александре Баррингтоне. Не ходите в Министерство юстиции, не ходите в Службу иммиграции и натурализации в Нью-Йорке или Бостоне. Не разыскивайте его родственников.
– Почему?
– Ни сегодня, ни завтра, ни на следующий год. Не доверяйте им. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Вам не надо, чтобы они делали запросы ни в его интересах, ни из-за какого-то неуместного сочувствия. Если я свяжусь с Советами по поводу информации об Александре Баррингтоне, они вряд ли пойдут мне навстречу. Если я поинтересуюсь местонахождением человека по имени Александр Белов, который на самом деле является Александром Баррингтоном, если он все еще жив, это может навести на его след советские власти.
– Я понимаю это даже лучше, чем вы себе представляете. – Татьяна поглядела на сына, избегая смотреть на Гулотту.
– Вы сказали, у вас есть здесь жилье? – (Она кивнула.) – Как можно скорее оформляйте гражданство. Ваш мальчик – он американский гражданин или…
– Он американец.
– Это хорошо. Хорошо. – Гулотта откашлялся. – Есть еще одно… – (Она молчала.) – Согласно досье, в прошлом году, в марте тысяча девятьсот сорок третьего, советские власти запросили у Государственного департамента сведения об одной своей гражданке, Татьяне Метановой, которая разыскивалась за шпионаж, отказ от выполнения обязательств и за измену. Ее обвиняли в бегстве на Запад. Они послали телеграмму с вопросом о том, просила ли некая Татьяна Метанова убежища в Соединенных Штатах или пыталась ли узнать о своем муже Александре Белове, подозреваемом в том, что на самом деле он Александр Баррингтон. Очевидно, Татьяна Метанова не аннулировала свое советское гражданство. В прошлом году мы ответили, что она не связывалась с нами. Они просили сообщить им, если свяжется, и требовали, чтобы ей было отказано в убежище.
Очень долго Татьяна и Сэм молчали, наконец он спросил:
– Некая Татьяна Метанова пыталась запросить информацию об Александре Баррингтоне?
– Нет, – выдохнула Татьяна.
– Я тоже так думаю, – кивнул Сэм. – Мне нечего будет заносить в досье.
– Да.
Татьяна почувствовала, как он похлопал ее по спине – вероятно, чтобы ободрить.
– Если вы дадите мне свой адрес, я могу вам написать, если что-нибудь услышу. Но вы понимаете…
– Я все понимаю, – прошептала Татьяна.
– Может быть, закончится эта проклятая война, закончится то, что происходит в Советском Союзе. Если ситуация разрядится, мы сможем сделать какие-то запросы. После войны может стать лучше.
– После какой войны? – не поднимая глаз, спросила Татьяна. – Возможно, я сама вам напишу. В этом случае вам необязательно записывать мой адрес. Вы всегда можете найти меня в госпитале на острове Эллис. Фактически у меня еще нет адреса. Я не живу… – Она замолчала, стиснув зубы.
Татьяна не решилась протянуть руку Сэму Гулотте, хотя ей хотелось, но она просто не могла.
– Я бы помог вам, если бы смог. Я вам не враг, – тихо произнес он.
– Нет, не враг, – сказала она, проходя мимо него к двери. – Но получается, что я враг.
Татьяна взяла две недели отпуска, как она объяснила, по семейным обстоятельствам. Она пыталась уговорить Викки поехать с ней, но Викки балансировала между двумя интернами и слепым музыкантом и не могла поехать.