– Отличная работа! – и предложил ему папиросу.
– Спасибо, капитан, – сказал Еременко, потом откашлялся. – Прошу разрешения найти вражеского командира. Если мы захватим их командира, оборона падет.
– Думаешь?
– Да. Они дезорганизованы. На передней линии, сбоку беспорядочная стрельба, нет цели. Они воюют не как обученная армия, а как партизаны.
– Мы в лесу, ефрейтор, – сказал Александр. – Ты ведь не ждешь, что здесь будут окопы?
– Я жду повода, но не вижу его. Они хорошо вооружены, и они стреляют в нас так, словно им наплевать, как долго они продержатся. Они защищают лес, словно у них за спиной бесконечные ресурсы.
– И как это изменится, если ты приведешь мне командира?
– Без командира они отступят.
– Отступят, но останутся в лесах.
– Мы можем двигаться в сторону, на юг. Мы обязательно наткнемся на Южный Украинский фронт.
– Южный Украинский фронт страшно обрадуется нам. Ефрейтор, мне было приказано прорваться через леса.
– И мы прорвемся. Но сбоку. Мы здесь уже две недели, потеряли почти все, нам некем заменить наших солдат, и мы не можем оттеснить немцев. Капитан, пожалуйста, разрешите мне принести вам голову командира. Вот увидите, они отступят. Немцы плохо обходятся без командира. Мы сможем передвинуться в сторону.
Успенский толкнул Александра локтем и прошептал:
– Почему ты не скажешь ему, что они русские, капитан?
– Думаешь, для Еременко это имеет значение? – тоже шепотом ответил Александр.
Александр воспользовался доставшимся ему полевым телефоном, чтобы связаться с капитаном Грониным из 28-го не штрафного батальона, стоявшего в четырех километрах от позиций Александра. Он ничего не сказал Гронину о ликвидированных энкагэбэшниках, но попросил как можно скорее прислать подкрепление. Оказалось, что немцы вклинивались между позициями Александра и Гронина, и, чтобы прислать Александру подкрепление, Гронину пришлось бы двигаться по территории немцев. Изможденным голосом Гронин прокричал в трубку:
– Вы издеваетесь, черт возьми?! Какое подкрепление? Кем вы себя возомнили? Пришлю я вам подкрепление после дождика в четверг! Воюйте тем, что у вас есть, пока не подойдет оставшаяся часть армии. – И он бросил трубку на рычаг.
Александр осторожно положил трубку и, подняв глаза, встретился взглядом с Успенским и Еременко.
– Что он сказал, капитан? – спросил Успенский.
– Он сказал, подкрепление будет через несколько дней. До тех пор нам надо продержаться. – Отхлебнув воды из фляжки, Александр хмыкнул – даже вода у энкагэбэшников была лучше на вкус – и сказал: – Ладно, Еременко. Приведи ко мне их командира. Но возьми с собой еще кого-нибудь.
– Капитан…
– Нет. Возьми с собой еще одного бойца. Кого-нибудь тихого и положительного. Лояльного, кому можно доверять.
– Хочу взять его, капитан. – Еременко указал на Успенского.
– Ты что, долбаный придурок? Я лейтенант…
– Лейтенант! – Александр закурил, перевел взгляд с Успенского на Еременко и усмехнулся. – Ефрейтор, тебе нельзя брать лейтенанта. Он мой. Возьми кого-нибудь другого. – Он помолчал. – Кого-нибудь получше. Возьми Смирнова.
– Спасибо за доверие, капитан, – сказал Успенский.
– Не за что, лейтенант.
Через час вернулся один Смирнов.
– Где ефрейтор Еременко?
– Ничего не вышло, – ответил Смирнов.
Секунду помолчав, Александр сказал:
– Я не спрашиваю об этом, ефрейтор. Я спросил, где он.
– Говорю вам, он мертв, капитан.
– А я спросил тебя, где он. Буду спрашивать, пока не скажешь. Где он?
Смирнов уставился на Александра с озадаченным, немного обиженным выражением:
– Я не понимаю…
– Ефрейтор, где мертвый Еременко?
– Там, где упал. Наступил на мину.
Александр выпрямился:
– Ты оставил своего товарища по оружию, бойца, прикрывавшего тебя, мертвым на вражеской территории?
– Да, капитан, – запинаясь, произнес Смирнов. – Мне надо было выбраться оттуда, чтобы вернуться сюда.
– Ефрейтор, ты не достоин военной формы, которую носишь. Ты не достоин оружия, которое дали тебе для защиты своей Родины. Оставить павшего солдата на вражеской территории…
– Он погиб, капитан, – нервно произнес Смирнов.
– И ты скоро тоже погибнешь! – прокричал Александр. – Кто отнесет твое тело к своим? Твой друг мертв. Прочь с глаз моих! – Он махнул рукой, но потом велел уже собиравшемуся уйти ефрейтору: – Расскажи, узнал ли ты что-нибудь полезное для нас. Или ты просто зашел на вражескую территорию, чтобы оставить там умирать солдата?
– Нет, капитан, – ответил Смирнов, не глядя на Александра.
– Нет – что?
– Капитан, я выяснил, что командир не немец, а русский. Хотя, думаю, в их рядах есть несколько немцев. Я слышал немецкую речь. Командир определенно русский. Он орет на солдат по-немецки, но разговаривает со своим лейтенантом по-русски. У него осталось около пятидесяти бойцов.
– Пятьдесят!
– Гм… Они во всем полагаются на него. – Смирнов помолчал. – Я знаю, потому что мы подобрались к нему очень близко. Тогда мы и обнаружили, что область вблизи его палатки заминирована. Но теперь я знаю, куда идти. Просто я найду тело Еременко, мина там уже взорвалась, и, пожалуй, смогу бросить гранату в палатку командира. Его разорвет на куски, а его люди сдадутся.
Александр задумался.
– Ты уверен, что он русский?
– Абсолютно.
Смирнов ушел. Прошло полчаса, его все не было. Прошел час, а он не возвращался. По прошествии полутора часов, когда в лесу стемнело, Александр перестал ждать Смирнова. «Тупой, самоуверенный ублюдок, очевидно, поднял немцев на ноги и по неосторожности погиб. Теперь он лежит там мертвый, ожидая, когда я приду и заберу его».
– Я ухожу, лейтенант, – сказал Александр. – Если со мной что-нибудь случится, ты становишься командиром нашего отряда.
– Капитан, тебе нельзя уходить.
– Я ухожу и не вернусь, пока не погибнет командир врага. Чертов Смирнов! Оставил бедного Еременко в лесу. – Александр снова выругался. – По крайней мере, я должен найти их обоих. Я знаю, каким путем идти. Жаль, у нас нет долбаного танка. Будь у нас танк, мы не оказались бы в этом положении.
– У нас был танк. Если бы ты не настоял на форсировании реки без подкрепления, у нас он по-прежнему был бы.
– Заткнись! – Александр взял автомат, засунул под гимнастерку пистолет и пять гранат, поправил каску.
– Я пойду с тобой, капитан, – заявил Успенский.
– Да, правильно, – отозвался Александр. – Твой хрип и сопение услышат в чертовом Кракове. Пока меня не будет, оставайся здесь и отрасти себе легкое. Я вернусь через час.
– Возвращайся, капитан.
Ступая в темноте бесшумно, как сибирский тигр, Александр продвигался в лесу к мигающим огонькам немецкого лагеря. Зажимая в зубах маленький фонарик-ручку, он в поисках тела светил на подлесок, на вытоптанную землю. Александр взвел курок пистолета и держал в руке нож.
Он нашел Смирнова, напоровшегося на мину. В метре от него лежал Еременко. Александр пистолетом начертил над бойцами знак креста.
Выключив фонарик, Александр постепенно различил на поляне в пяти метрах от себя палатку командира. Он заметил мины, лежащие прямо на земле. В спешке враги не удосужились даже зарыть их. Если бы только его люди не наткнулись на них.
Он увидел перед палаткой вспышку света фонарика и тень от фигуры. Человек откашлялся и спросил:
– Капитан? Вы не спите?
Александр услышал, как ему ответили сначала на немецком, потом на русском. Капитан попросил солдата на русском принести ему попить и предупредил, чтобы не отходил от палатки больше чем на метр.
– Мины уже убили двоих русских. Но придут еще, Боров. Я хорошо спрятан, но мы не можем рисковать.
«Это мне на руку», – подумал Александр, зажимая нож зубами и доставая гранату. Он понимал, что должен действовать бесшумно и очень точно. Нельзя было промахнуться мимо палатки.
Из палатки вышел солдат и, прежде чем закрыть откидной полог, отдал честь мужчине. Александр приготовился выдернуть чеку из гранаты. Адъютант сказал:
– Я сейчас вернусь, капитан Метанов…
Александр бесшумно припал к земле. Он опустил гранату, и адъютант ушел.
Он только что услышал фамилию Метанов?
Измученный рассудок обманывает его. Он поднял гранату дрожащими руками. Но не мог бросить ее.
Он был так близко. Он легко мог убить командира и его помощника. А что теперь?
Если ему почудилось это имя, что ж, тем хуже для него, намного хуже для него с его вечными сомнениями. Будь он более забывчив и менее чувствителен, не оказался бы в трех метрах от палатки немецкого командира, вообразив себе, что услышал фамилию Метанов.
Александр сделал три коротких шага к палатке. Он догадывался, что вражеский капитан не стал бы зарывать мину вблизи места ночевки, и оказался прав. Протянув руку, Александр дотронулся до полога. Внутри палатки горел маленький фонарь. Александр слышал шуршание бумаги, но не слышал собственного дыхания, потому что почти не дышал.
Он молча отвязал одну из веревок, которой палатка была прикреплена к стойке. Двигаясь ползком, он отвязал другую, потом еще одну и, наконец, последнюю. Глубоко вдохнув, он достал пистолет, хотя не мог взвести курок, так как это вызвало бы много шума, схватил нож, сосчитал до трех и бросился на палатку, пригвоздив командира под брезентом. Александр придавливал его своим телом, а пистолет с курком прижал к голове командира.
– Не двигайся, – по-русски прошептал Александр.
Он нащупал руки мужчины и прижал их своими коленями. Одну руку он просунул под ослабленные растяжки палатки и пошарил по земле в поисках оружия. Он нашел пистолет и нож у походной койки. Чувствуя, что мужчина чуть зашевелился, Александр спросил:
– Понимаешь меня или мне говорить по-немецки?
Не рассчитывая, что человек будет лежать спокойно, Александр сильно ударил его. Потом он отодвинул брезент и посветил фонариком в лицо мужчине. Это был молодой человек, когда-то темноволосый, но бритый наголо. От глаза до рта по лицу проходил глубокий шрам, голова и шея были в крови. Его раны только начали затягиваться. В белом свете фонарика он выглядел худым и бледным и был без сознания. То ли русский, то ли немец. Он был никем или всем. Лицо этого человека не давало ответов на вопросы Александра.