– Вик, весь остров Эллис знает про Татьяну. Почему, по-твоему, ей больше не разрешают посещать лодки с беженцами? Она пускает туда любого. О ней узнают на полпути через океан. О-о, попасть на досмотр к Татьяне, дождаться прикосновения ее руки!
– Про беженцев я понимаю. Но как она заставляет Вассмана оформлять им визы?
– Каждое утро она его гипнотизирует. Если это не помогает, она что-то подсыпает ему в кофе.
– Хочешь сказать, они видятся по утрам?
– А не пора ли вам двоим остановиться? – поинтересовалась Татьяна.
– Как раз на днях, в субботу, ее разыскивали три женщины, – продолжил Эдвард. – Они прибыли на пароме на Эллис.
– Примерно как тебя искала твоя жена? – тихо спросила Татьяна.
– Нет, не совсем, – ответил Эдвард. – Моя жена, которая вскоре станет бывшей, не предлагала мне услуги по жизнеобеспечению, как это делали люди, приехавшие к тебе на Эллис.
– Не понимаю, о чем ты, – сказала Татьяна. – Они привезли мне яблоки.
– Яблоки, рубашку, четыре книги. – Он улыбнулся. – Тебя не было на месте. Я сказал, что могу дать им твой адрес…
– Эдвард! – в унисон вскрикнули девушки.
– Разве не хочешь, чтобы яблоки доставляли тебе прямо к двери? – рассмеялся он.
– Нет.
Продавец из газетного киоска, у которого Татьяна с Викки покупали «Геральд трибьюн», взглянул на Татьяну:
– Вы медсестра Татьяна, да?
– Кто хочет это знать? – насторожившись, спросила Татьяна.
– Вас называют Ангелом Эллис. – Киоскер улыбнулся. – Возьмите газету. Платить не надо. Благодаря вам у меня прибавилось покупателей.
Они пошли дальше, и Викки сказала:
– Начинаю понимать. О господи! Ты делаешь это не ради них.
– Что делаю?
– Ты делаешь это для себя. Ты спросила у киоскера: кто хочет это знать, словно ждешь человека, желающего знать, не ты ли медсестра Татьяна.
– Ты снова ошибаешься. Сколько можно ошибаться?
– Кого ты ждешь?
– Это осталось от прошлого, – ответила Татьяна. – Когда кто-нибудь тебя разыскивает, это плохой знак.
– Какая чепуха! Кого ты ждешь?
– Никого.
– Как ты находишь время? У тебя ребенок. Две работы. Мы живем в одной квартире. Как ты находишь время вести тайную жизнь?
– Какая тайная жизнь? Ничего подобного. Время от времени я спрашиваю управляющего нашим домом, нужен ли им еще один консьерж. Разве это трудно?
– Не знаю. Я не спрашиваю. Зачем это тебе?
– Потому что мне это ничего не стоит, – ответила Татьяна. – Но теперь Диего из Румынии имеет выгодную должность.
– Какая же ты душка! – Викки открыла дверь и обняла Татьяну. – Это твоя дань Америке?
– Это не дань, – заходя в дом, сказала Татьяна. – Это моя благодарность.
По вечерам Викки часто не бывало дома. Она ходила на танцы и в кино, на званые обеды, встречалась в барах с друзьями. Возвращаясь домой поздно вечером не очень трезвой, она хотела общаться, и Татьяна, обычно еще не спавшая, выслушивала ее. Впрочем, однажды Татьяна уже спала. Это не остановило Викки, которая сбросила платье и залезла к подруге в кровать. Закинув руки за голову, Викки выразительно вздохнула.
– Ну и?..
– О-о, ты не спишь?
– Уже не сплю.
Викки отняла ладони от лица. У нее был вид подвыпившего человека.
– Ох, Таня, Таня! Я не смогла поймать такси. Шла всю дорогу от Астор-плейс на высоких каблуках. Я так устала.
Татьяна слышала, как Викки плачет. Вечерняя выпивка пробуждала в Викки итальянские эмоции. Татьяна погладила подругу по волосам:
– В чем дело, Джельсомина?
– Чего я добиваюсь, Таня? Чего? С прошлой недели я встречаюсь с таким придурком, таким слизняком. Его зовут Тодд.
– Я говорила, чтобы ты держалась от него подальше.
– Поначалу он был таким милым.
– Ты хочешь сказать, на прошлой неделе?
– Да. Но на этой неделе он такой требовательный и противный. Грубо обращался со мной у клуба «Рикардо». Схватил и не отпускал. Слава богу, мимо проезжала машина! Хотел увязаться за мной и не желал слышать слово «нет».
– А зачем ему слушать? Ты в первый раз, как увидела его, сказала «да».
– Просто я хочу встретить хорошего человека, который полюбит меня. Что в этом плохого?
Даша тоже хотела встретить хорошего человека, который полюбил бы ее, когда по вечерам каждую пятницу и субботу встречалась со своим начальником, женатым зубным врачом? А потом она познакомилась в «Садко» с хорошим человеком, высоким офицером Красной армии. «Таня, погоди, увидишь его. Ты никогда не встречала такого красивого мужчину!»
– Ничего.
– Я хочу, чтобы вернулся Гарри. Гарри – он был такой славный.
Он был пьяницей. Татьяна промолчала.
– Я хочу, чтобы вернулся Джуд, или Марк, или даже мой бывший муж. До окончания войны было лучше. Теперь они возвращаются и хотят нас, но не знают, как с нами обращаться. Они хотят, чтобы мы были как их фронтовые приятели.
– А мы знаем, как с ними обращаться?
– Хочу вернуть себе мое любящее сердце, – сквозь слезы сказала Викки. – Знаешь, чего я боюсь? Что стану такой, как моя мать. Не помнящей родства. Не хочу быть похожей на нее. Говорят, все мы становимся похожими на своих матерей. Ты в это веришь? – Татьяна не успела ответить, и Викки продолжила: – Моя мать бросила меня, уехала из Нью-Йорка, уехала за границу, путешествовала, любила кого-то, полагаю, но в конечном итоге оказалась в психушке где-то в Монтесито. Представь, я даже не знаю, где это.
– Мне ее жаль. И жаль, что так вышло.
– Знаешь, о чем я иногда думаю? – всхлипнув, прошептала Викки. – Иногда мне хочется, чтобы мама вернулась. Разве не глупо?
– Нет, – ответила Татьяна. – Я тоже хочу, чтобы моя мама вернулась.
– У тебя была хорошая мама?
– Не знаю. Она была моей мамой, вот и все.
– А сестра у тебя была хорошая?
– У меня была очень хорошая сестра, – прошептала Татьяна. – Когда я была маленькой, она носила меня на спине и всю жизнь защищала от плохих мальчишек. Я хочу, чтобы все они вернулись. Моя сестра, мой брат.
Татьяна закрыла глаза. Вот Паша и Таня, держась за одну веревку, раскачиваются над Лугой. Один взмах, другой, третий – и они летят в воду. А вот Паша и Таня стремглав выбегают на берег Луги и с разбега ныряют в реку.
– Но разве ты не хочешь любви? Я хочу любви. Красивый дом по проекту Левитта с двумя спальнями в пригороде Лонг-Айленда, машина, двое детей. Я хочу того же, что есть у моих дедушки с бабушкой. Они вместе уже сорок три года.
– Викки, тебе этого не нужно. Тебе не нужны дети. Это не для тебя. У тебя непостоянное сердце.
В полумраке Викки искоса взглянула на Татьяну. Под глазами Викки черными подтеками размазана тушь.
– Но я могла бы.
Не убирая руку с волос Викки, Татьяна покачала головой.
– Откуда ты про все знаешь? Ты никуда не выходишь из этой квартиры.
– Куда мне идти? Я дома.
– А у тебя? – спросила Викки, дотрагиваясь до волос Татьяны. – У тебя непостоянное сердце?
– Хорошо бы, если бы так было.
Викки пододвинулась и обняла Татьяну, которая плотно закрыла глаза и прильнула к подруге, как когда-то, целую вечность назад, спала на Пятой Советской, прильнув к Даше.
– Таня, как ты можешь все это время никого к себе не подпускать? – (Татьяна не ответила.) – Ты была с другим мужчиной, кроме своего мужа?
Татьяна отодвинулась от подруги. Лежать ночью с кем-то рядом было выше ее сил.
– Нет, – тихим голосом произнесла она. – Я влюбилась в шестнадцать. И никогда не любила другого. И не была с другим.
– О-о, Таня! Моя бабушка была права на твой счет. Она сказала, что эта девочка не откажется от своего Трэвиса.
Татьяна промолчала. Викки подползла к ней, снова обнимая:
– Но у тебя есть от него сын. Разве это не утешение?
– Когда я не думаю о его отце, то да.
– Но разве ты не хочешь снова любить? Быть счастливой? Выйти замуж? Господи, Татьяна! – вздохнула Викки. – Ты многое можешь дать мужчине. – Она прижала Татьяну к себе. – Эдвард разводится. Почему бы тебе с ним не пообедать? Почему ты соглашаешься только на ланч с ним?
– Эдвард заслуживает лучшего.
– Он другого мнения. Я тоже другого мнения.
Татьяна весело рассмеялась, поглаживая руки Викки.
– У меня все получится, – прошептала она. – Ты сама так говоришь: у меня все получится.
Они лежали в темноте не в силах заснуть. Викки немного поплакала, выпила воды, потом закурила, лежа в постели.
– Прошу, обещай мне, что пообедаешь с ним. Что изменит один обед?
– Почему ты так хлопочешь?
Викки рассмеялась и с нажимом произнесла:
– Я хлопочу, потому что знаю, что он этого хочет. И потому что вместе вам будет чудесно.
– Вместе? Забудь. Ты говорила про обед.
– Да. Обед вместе.
– Вместе подразумевает много обедов. Возможно, даже дом по проекту Левитта.
– И что в этом плохого, ну что?
– Я ложусь спать. А ты делай, что хочешь.
Она не могла рассказать Викки о своих безобразных мыслях. Не могла рассказать ей о своих прекрасных мыслях. Не могла рассказать Викки о небе или о печали.
Как утешительно было спать рядом с другим человеческим существом. Не быть одной. Как утешительно было чувствовать рядом дышащее тело, бьющееся сердце, чувствовать на плече чьи-то темные волосы, чувствовать, чувствовать.
Вова говорит только:
– Не беспокойся, Александр. Мы позаботимся о Тане, когда ты уедешь.
Дома она беспомощно сидит перед ним на стуле со смущенным выражением на лице.
– Позволь спросить… – начинает Александр полным сарказма голосом.
– Шура, милый… – перебивает его Татьяна.
– Позволь спросить, – громче повторяет он. – Не перебивай меня! – Он вышагивает перед ней, как зверь в клетке. – Скажи-ка, долго ты будешь ждать, прежде чем позволишь Вове позаботиться о себе? О-о-о, а может, ты спросишь у Власика, умеющего играть на гитаре, на чем еще он умеет играть. Или хочешь, чтобы я сам с ним поговорил?
Она немного оторопело смотрит на него, но молчит. Она не сердится на него. Как может она сердиться, если знает, что он обожает ее, что он хотел бы только не так сильно любить ее.