Потом на ее лице отразилось удовлетворение.
– Почему вы смотрите на меня, как кот, съевший канарейку?
– Третий раз повторяю: добровольно.
– Я услышал вас с первого раза.
– Процитирую больше. – Она снова уткнулась в бумажку. – Ему надлежит подать на иностранное гражданство по своей воле и с намерением отказаться от гражданства США.
Сэм потер глаза:
– Это вполне может быть в своде актов. Но к чему вы клоните?
– В Советском Союзе обязательна воинская повинность для юношей с шестнадцати лет! – На случай, если он не понял, Татьяна повторила: – Обязательна.
– Ради бога! Что тут у нас – детский сад? Я понял с первого раза.
– Добровольно. Обязательно. Видите, два эти слова противоположны по значению?
– Вижу. Спасибо, Таня, что разъясняете мне смысл английских слов.
– Вот об этом я и толкую. Он не отказался от гражданства по своей воле, не отдал его добровольно. Его принудили в шестнадцать лет вступить в Красную армию.
– Вы говорили мне, что в восемнадцать он записался в офицерскую школу. Вероятно, добровольно.
– Да, но шестнадцать идет до восемнадцати. В шестнадцать его принудительно записали в армию, заставив поверить, что он потерял американское гражданство. – Она помолчала. – Так и было. И мне необходима ваша помощь.
Сэм не мигая уставился на Татьяну и наконец сказал:
– Вы что-нибудь знаете о его местопребывании, о котором я не имею ни малейшего представления?
– Мне ничего не известно. Хотелось бы, что вы помогли мне с этим. Но я знаю, что, так или иначе, ему понадобится паспорт.
– Паспорт? Таня! Он в руках Советов. Разве не понимаете? Почему бы не признать, что теперь он потерян больше, чем когда бы то ни было, очутившись, без сомнения, в лапах советской машины, бросившей на немцев миллионы своих парней?
Татьяна ничего не ответила. У нее чуть задрожала нижняя губа.
– И я не могу оформить паспорт без фотографии. Черно-белая фотография анфас, без головного убора. Полагаю, у вас есть такая?
– Нет.
– В таком случае ничем не могу помочь.
Она встала:
– Он американский гражданин, оказавшийся за «железным занавесом». И он нуждается в вашей помощи.
Сэм тоже поднялся:
– Советы отказываются предоставлять нам информацию о наших соотечественниках, пропавших без вести. Каким образом, вы думаете, они предоставят нам информацию о человеке, за которым охотились последние десять лет?
– Тем или иным путем. Теперь мне пора. В случае необходимости я телеграфирую вам.
– Ну конечно.
Книга третьяАлександр
Роза алая у ворот
Жарко вспыхивает, как в бреду;
Вот она идет, моя Мод,
Чтоб утишить мою беду;
Роза белая слезы льет;
Шпорник шепчет: «Она в саду»;
Колокольчик сигнал дает,
И жасмин отвечает: «Жду!»
Глава 39
Восточная Германия, март 1946 года
Татьяна отправилась в Германию по убеждению.
Ее познакомили с попутчиками: невысокой медсестрой по имени Пенни – ниже Татьяны! – и врачом, который только что окончил ординатуру и которого звали Мартин Фланаган. Пенни была живой, толстой и забавной девчонкой. Мартин, среднего роста, среднего веса, со средним брюшком под рубашкой, отличался умопомрачительной серьезностью. У Мартина были жидкие волосы, и Татьяна решила, что это одна из причин отсутствия у него чувства юмора. И все же она считала его нормальным до дня накануне их отъезда, когда он сказал ей, что она кладет в аптечки слишком много марли.
– Разве бывает слишком много медицинских материалов?
– Да. В нашей инструкции сказано: один пакет марли, один рулон пластыря, а вы кладете по два того и другого.
– И что?
– Мы не должны этого делать, медсестра Баррингтон.
Она медленно вытащила второй пакет, но, едва он отвернулся, бросила в картонную коробку еще три. Пенни увидела и подавила смешок:
– Не раздражай его. Он очень дотошный в мелочах.
– Очевидно, у него мало поводов для беспокойства, – заметила Татьяна.
Что подумает Мартин, когда она покрасит волосы и нанесет макияж? Что он подумает, если она назовет его Мартином? На следующее утро она выяснила это, спросив:
– Мартин, вы готовы к отплытию?
Кашлянув, он ответил:
– С доктором Фланаганом все в порядке, медсестра Баррингтон.
Он не стал комментировать ее волосы и макияж. В то утро, попрощавшись с Энтони, Татьяна выкрасила свои волосы в черный цвет. Она не хотела, чтобы сын увидел свою маму другой, поэтому отвела его в детсад, как обычно, обняла и сказала как можно более спокойно:
– Энтони, ты запомнил, о чем мы разговаривали, да? Маме надо поехать в командировку от Красного Креста, но я постараюсь поскорее вернуться, и мы поедем куда-нибудь в отпуск, хорошо?
– Да, мама.
– Куда ты хочешь поехать?
– Во Флориду.
– Это здорово. Мы поедем туда.
Он ничего не сказал, просто держался рукой за ее шею.
– С Викки тебе будет хорошо. Ты ведь знаешь, как ей нравится заботиться о тебе. Она будет каждый день покупать тебе донатсы и мороженое.
– Да, мама.
Она смотрела, как он входит в дверь класса с рюкзаком на спине, и пошла за ним:
– Энтони, Энтони! – (Он обернулся.) – Дай мамочке еще раз обнять тебя, детка.
Викки взяла отгул, чтобы помочь ей с окраской волос и проводить в путь. Татьяна захотела покрасить волосы и нанести макияж, чтобы ее случайно кто-нибудь не узнал. На окрашивание длинных волос Татьяны ушло три часа.
– Помни, это самое сложное. После этого просто подкрашивай макушку каждые пять-шесть недель. Наверное, к этому времени ты вернешься?
– Не знаю. – Ей так не казалось. – Лучше дай мне краски для нескольких подкрашиваний.
– Сколько?
– Я не знаю. Дай для десятка.
Викки подкрасила Татьяне ресницы, подвела глаза жидкой черной подводкой, нанесла на лицо крем-пудру, чтобы скрыть веснушки, и накрасила губы.
– В голове не укладывается, что ты проходишь через это каждый день, – сказала Татьяна.
– В голове не укладывается, что именно заставило тебя нанести макияж. Самоубийственная миссия в зону военных действий.
– Никакого самоубийства. И как я буду краситься без тебя? Полегче с помадой! – Помада сделала ее губы слишком пухлыми и заметными – на такой эффект Татьяна не рассчитывала; она еще раз глянула в зеркало, с трудом узнавая себя. – Ну, что скажешь?
Наклонившись, Викки поцеловала Татьяну в уголок рта:
– Тебя невозможно узнать.
Но Мартин – доктор Фланаган – ничего не сказал, когда они встретились в то утро на причале, хотя откашлялся и отвел глаза. Пенни была ошеломлена.
– У тебя были такие красивые белокурые локоны, и ты перекрасила их в черный? – с недоверием спросила она.
У самой Пенни были короткие каштановые волосы.
Татьяна важным тоном сказала:
– Мне кажется, люди не воспринимают меня всерьез. Раз я покрасила волосы, нанесла макияж, то, возможно, меня будут воспринимать более серьезно.
– Доктор Фланаган, вы серьезно воспринимаете Татьяну? – спросила Пенни.
– Очень серьезно, – ответил Мартин.
Девушки изо всех сил старались удержаться от смеха.
Викки, провожавшая Татьяну до причала, несколько минут не отпускала ее.
– Пожалуйста, возвращайся, – прошептала она.
Татьяна не ответила.
Мартин и Пенни уставились на них.
– Итальянцы так эмоциональны, – сказала Татьяна, поднимаясь вместе с ними по трапу и оборачиваясь, чтобы помахать Викки.
Татьяна отправилась в путешествие в белых брюках, белом жакете и белой косынке с красным крестом. Перед поездкой в армейском магазине она купила самый лучший и самый большой брезентовый рюкзак со множеством карманов на молнии и с прилагаемой к нему непромокаемой плащ-палаткой. Для себя она упаковала сменную униформу, всякую всячину (зубные щетки для двоих), нижнее белье и два комплекта гражданской одежды оливково-серого цвета: один для себя, второй для высокого мужчины. Она упаковала одно из трех кашемировых одеял, купленных на свое первое Рождество в Нью-Йорке. Взяла также пистолет Р-38, подаренный ей Александром во время блокады Ленинграда. Она набила сумку медсестры бинтами и пластырем, шприцами с пенициллином и шприцами-тюбиками с морфием. В одно из отделений рюкзака Татьяна положила кольт 1911 и страшно дорогой (200 долларов) «коммандо», очевидно лучший револьвер, стреляющий не пулями, а практически бомбами. Она купила также сто восьмипатронных магазинов для пистолета, сто патронов.357 для револьвера, три 9-миллиметровые обоймы для пистолета Р-38 и два армейских ножа. Все это она приобрела у знаменитого оружейника Фрэнка Лавы.
– Если хотите лучшее, – сказал ей Фрэнк, – возьмите «коммандо». Более мощного, более точного, более свирепого револьвера в мире просто не существует.
Фрэнк поднял свои кустистые брови только один раз, когда она попросила коробку с сотней магазинов.
– У вас получится восемьсот патронов.
– Да, и плюс патроны для револьвера. Недостаточно? Взять больше?
– Ну… это зависит от ситуации, – ответил он. – Какова ваша цель?
– Гм… – замялась Татьяна. – Лучше дайте мне еще пятьдесят для «коммандо».
Она взяла с собой сигареты.
Закончив упаковку рюкзака, Татьяна не смогла даже оторвать его от земли, не то что поднять. В конечном счете она одолжила небольшую сумку у Викки и сложила туда оружие. Личные вещи она несла за спиной, а сумку с оружием – в руках. Та была очень тяжелой, и Татьяна подумала, что, пожалуй, переборщила.
Из своего черного рюкзака она достала два обручальных кольца на шнурке, которые она носила в госпитале Морозова, и вновь надела на шею.
Когда Эдвард узнал, что она уволилась из департамента здравоохранения, то готов был объявить ей бойкот. Она приехала на Эллис попрощаться с ним. Он мрачно уставился на нее и заявил: