– Не хочу с тобой разговаривать.
– Я понимаю тебя. Прости меня. Но, Эдвард, что мне делать?
– Не ехать.
Она покачала головой:
– Он жив…
– Был жив. Почти год назад.
– Что же мне делать? Бросить его там?
– Это безумие. Ты бросаешь своего сына, разве нет?
– Эдвард… – Татьяна взяла его за руку и посмотрела на него проникновенными глазами. – Мне так жаль. Мы почти… Но я не одинока. Я не вдова. Я замужем, и мой муж, возможно, где-то живет. Я должна попытаться разыскать его.
Двенадцать дней они плыли на лайнере «Белая звезда» компании «Кунард лайн» до Гамбурга в Германии. Грузовое судно везло аптечки для заключенных из США в количестве 100 000 плюс продуктовые наборы и предметы личной гигиены. Полдня все это грузили в большие грузовики для отправки в госпиталь Красного Креста в Гамбурге, а там уже распределяли по многочисленным джипам Красного Креста.
Сами белые джипы должны были иметь все необходимое для жизнеобеспечения команды Красного Креста, состоящей из двух медсестер и врача или трех медсестер, в течение четырех недель. Врач был нужен для ухода за больными и ранеными, если в этом возникнет необходимость, а такая необходимость возникала, ибо беженцы в лагерях для перемещенных лиц, посещаемых командой, страдали всеми известными человеку болезнями. В их числе были грибковые и глазные инфекции, экзема, головные и лобковые вши, порезы, ожоги, ссадины, открытые раны, недоедание, диарея, обезвоживание.
В одном таком белом джипе Татьяна, Пенни и Мартин ездили по лагерям беженцев в Северной Германии, Бельгии и Нидерландах. Им хватило бы еды для себя, но не хватало для беженцев, и продуктовых наборов было явно недостаточно. Несколько раз на дню Мартину приходилось останавливать машину, чтобы помочь какому-нибудь хромому человеку или человеку, лежащему на обочине. Вся Западная Германия кишела бездомными, и лагеря для них были разбросаны всюду по сельской местности.
Но вот советских беженцев не было. Солдат, французских, итальянских, марокканских, чешских, английских, было много, но только не советских.
Посетив семнадцать лагерей и увидев тысячи и тысячи лиц, Татьяна не встретила ни одного советского человека, сражавшегося под Ленинградом. И как тут найти того, кто слышал бы об Александре Белове?
Тысячи лиц, пар протянутых рук, лбов, к которым она прикасалась, несчастных немытых и больных людей.
Его здесь нет, она это знала, чувствовала. Его там не было. С нарастающим унынием она переходила из одного лагеря в другой, без Пенни или Мартина. Следующий лагерь был поблизости – семь миль, – и ей не нужна была компания, их болтовня, она хотела сама окунуться в жизнь, где сможет разыскать его. Сердце замирало в груди, но ей было не угадать, где он сейчас.
Она отдалилась от Пенни и Мартина, мечтая о закатах Нью-Йорка, мечтая увидеть лицо сына, который уже три месяца живет без мамы. Она мечтала о теплом хлебе, хорошем кофе, о счастье сидеть на диване, закутавшись в кашемировое одеяло и читая книгу, когда рядом сидит Викки, а Энтони спит в спальне. Светлые корни ее волос быстро отросли, а ей так и не попалась ванная комната с зеркалом, чтобы подкрасить волосы. Она привыкла постоянно носить косынку медсестры.
Три месяца. С марта Татьяна ездила на фургоне, раздавала гуманитарную помощь, перевязывала раны, оказывала первую помощь, ездила по опустошенной Европе и каждый день склонялась в молитве, перевязывая раны очередного беженца. Или хороня очередного беженца. Прошу, пусть он окажется здесь. Очередная казарма, очередной лазарет, очередная военная база. Будь здесь, будь здесь.
И все же… и все же…
Надежда не умирала до конца.
Вера не умирала до конца.
Каждую ночь она ложилась спать, каждое утро просыпалась с обновленными силами и продолжала искать его.
У одного украинца, умершего практически у нее на руках, она обнаружила еще один пистолет Р-38. Она забрала его вещмешок с восемью гранатами и пятью обоймами. Она залезла в джип и спрятала свою добычу в сумке с оружием, которую хранила в потайном отделении под полом, ныне заполненным боевым арсеналом.
Но, осознав наконец, что Александра не может быть там, где не осталось его следов, Татьяна быстро потеряла интерес к этой части Европы и предложила поехать куда-нибудь еще.
– Вы считаете, что беженцы не нуждаются в нашей помощи, медсестра Баррингтон? – спросил Мартин.
Они находились в Антверпене, в Бельгии.
– Нет, конечно нуждаются. Но есть много других, которые тоже нуждаются в нашей помощи. Давайте поедем на местную военную базу США и поговорим с командиром базы Чарльзом Моссом.
Перед поездкой они получили от Красного Креста названия и карты расположения всех военных баз США, а также лагерей для беженцев в Европе.
– Где, по-вашему, в нас нуждаются больше всего, полковник Мосс? – спросила она у командира базы.
– Я бы сказал, в Берлине, но не рекомендую ехать туда.
– Почему нет?
– Мы не поедем в Берлин, – согласился Мартин.
– Советы сгоняют немецких солдат в лагеря, – сказал Мосс. – Я слышал, условия в них таковы, что здешние лагеря для беженцев покажутся курортами на Ривьере. Советы не разрешают раздавать в этих лагерях гуманитарную помощь от Красного Креста, а это очень плохо.
– Где содержатся эти немцы? – поинтересовалась Татьяна.
– По иронии судьбы в тех самых концентрационных лагерях, которые они и построили.
– Почему вы не рекомендуете ехать туда?
– Потому что Берлин – это бомба замедленного действия. В городе три миллиона голодающих людей. – Татьяна кое-что об этом знала; Мосс продолжил: – Городу требуется три с половиной миллиона килограммов продуктов – ежедневно, – а Берлин производит два процента от этого количества.
Татьяна знала об этом даже больше.
– Представьте себе. Канализация не работает. Насосы питьевой воды не работают, не хватает больничных коек, и почти нет врачей. Дизентерия, тиф, а не наши безобидные глазные инфекции. Люди нуждаются в воде, медицинской помощи, зерне, мясе, жире, сахаре, картофеле.
– Даже в западных регионах? – спросила Татьяна.
– Там немного лучше. Но чтобы попасть в концлагеря Восточной Германии, вам необходимо поехать в советскую зону. Я бы не рекомендовал.
– А советские сговорчивы? – спросила она у Мосса.
– Да, – ответил он. – Как гунны.
После отъезда из Антверпена Татьяна спросила:
– Доктор Фланаган, как вы считаете? Следует нам отправиться в Берлин?
В Берлине были советские солдаты.
Он покачал головой:
– Исключено. Это не входит в нашу программу. Наша миссия ясна: Нидерланды и Северная Германия.
– Да, но в Берлине мы крайне нужны. Вы слышали полковника. В этих краях много всего.
– Не много. Даже недостаточно, – возразил Мартин.
– А в Восточной Германии нет ничего.
Вмешалась Пенни:
– Таня права, Мартин. Поедем в Берлин.
Мартин фыркнул.
– Послушайте, как получилось, что вы разрешаете называть себя Мартином? – поинтересовалась Татьяна.
– Я не разрешаю, – ответил он. – Она сама.
– Мы с Мартином ездим по Европе с сорок третьего, – сказала Пенни. – Тогда он был еще интерном. Если он хочет заставить меня называть его доктором Фланаганом, то я заставлю его называть себя мисс Давенпорт.
Татьяна рассмеялась:
– Но, Пенни, твоя фамилия не Давенпорт, а Вустер.
– Мне всегда нравилась Давенпорт.
Все трое сидели бок о бок в кабине джипа. Татьяна была стиснута между жестким Мартином, сидевшим за рулем, и мягкой Пенни.
– Послушайте, давайте осмотрим эти рабочие лагеря, доктор Фланаган, – предложила Татьяна. – Разве вы не чувствуете, что нужны? В Берлине не хватает врачей. Вы врач. Идите туда, где вы нужны.
– Врачи нужны везде, – сказал Мартин. – Зачем нам лезть в зыбучие пески? Мы там завязнем.
Но они все же поехали, сделав первую остановку в Гамбурге для пополнения припасов. Мартин противился чрезмерной загрузке кузова джипа предметами личной гигиены и продуктовыми наборами, ссылаясь на правила, предписывающие загрузку кузова не более чем на четыре фута, но Татьяна с Пенни настояли на своем, и кузов их джипа был забит до отказа. Татьяна не смогла бы добраться до своего тайника под полом. Она решила, что, когда он ей понадобится, джип не будет настолько загружен.
Татьяна могла бы в одиночку взорвать Берлин, настолько хорошо она была вооружена. Она даже захватила из Гамбурга ящик с двадцатью бутылками водки, купив их на собственные деньги.
– Зачем нам это? Нам не нужна водка!
– Увидите, Мартин, что без нее мы никуда не попадем.
– Не собираюсь разрешать везти это в моем джипе.
– Уж поверьте, вы не пожалеете.
– Я считаю пьянство пагубной привычкой. Как врач, я не хочу мириться с этим.
– Вы правы. Не надо мириться.
Татьяна захлопнула дверь джипа, словно закрывая тему.
Пенни подавила смешок.
– Медсестра Вустер, вы не помогаете. Медсестра Баррингтон, вы меня не слышите? Нам не следует брать с собой этот алкоголь.
– Доктор Фланаган, вы до этого были на советской территории?
– Ну нет.
– И я так думаю. Вот почему вам следует доверять мне в этом вопросе. Только в этом, хорошо? Водка нам понадобится.
Мартин повернулся к Пенни:
– Что скажешь?
– Татьяна у нас старшая практикующая медсестра на острове Эллис от нью-йоркского департамента здравоохранения, – сказала Пенни. – Если она говорит, что надо везти водку, то мы должны это сделать.
Татьяне не хотелось поправлять ее, говоря, что она была старшей практикующей медсестрой.
Во время их перемещения на сотни километров по оккупированной союзниками Западной Германии Татьяна находила в лагерях для беженцев что-то другое, помимо денег, украшений, перьев и бумаги, – множество рук истосковавшихся по дому солдат. Когда она склонялась к ним, едва ли не каждый шептал на французском, итальянском или на знакомом ей английском о том, какая она милая, хорошенькая темноволосая девушка, спрашивал, одинока ли она тоже, замужем ли, хочет ли познакомиться, и каждому Татьяна тихо отвечала, дотрагиваясь до его головы: «Я здесь разыскиваю своего мужа, мне надо его найти. Я не та, кто тебе нужен».