ело не в этом, а в том, что Плучеку был очень дорога и важна постановка «Горя от ума». Валентин Николаевич вообще был перфекционистом, но, ставя этот спектакль, превзошел самого себя в стремлении сделать все как можно лучше.
Итак, шла репетиция… На нее Плучек пригласил хореографа, чтобы тот поставил движение. Если кто из читателей не в курсе, то постановка движения – очень важный момент в подготовке драматических спектаклей. Артисты повторяли движения следом за хореографом, а Татьяна Ивановна вдруг заартачилась и сказала, что эту ерунду она делать не станет. Плучек потребовал, она наотрез отказалась, слово за слово – возникла перебранка, в ходе которой стороны снизошли до эпитетов вроде «сумасшедший старик» и «безумная старуха». Не самая, надо заметить, элегантная ситуация для храма искусства, коим принято считать театр.
Итогом конфликта стал уход Татьяны Пельтцер из театра. Ее роли Плучек отдал актрисе Ольге Аросевой, которая дружила с Татьяной Ивановной. Аросева вспоминала, как Михаил Державин, игравший Скалозуба, пришел к ней в гримерную или еще куда-то (она не участвовала в репетиции) и сказал: «Быстро уходите из театра, вас Плучек зовет на сцену». Аросева выбежала из театра, а следом за ней выбежала Татьяна Ивановна, клявшая Плучека на чем свет стоит. Аросева увезла Пельтцер домой, попыталась успокоить, спустя несколько дней она хотела объяснить Плучеку, что уход Пельтцер будет для театра огромной потерей, но коса, что называется, нашла на камень. Татьяна Пельтцер ушла к Марку Захарову в Ленком, а Ольга Аросева стала играть ее роли.
Случайный всплеск эмоций привел к такому исходу? На самом деле ничего случайного не было. Татьяна Ивановна давно уже решила, что уйдет из Театра сатиры к Марку Захарову в Театр имени Ленинского комсомола (можно было бы написать просто – к Марку Захарову, потому что здесь была важна личность режиссера, а не театр), и ей только был нужен повод для этого. Повод или толчок…
Марк Захаров пришел в Театр сатиры из Студенческого театра МГУ. Формально Студенческим театром руководил известный режиссер театра и кино Сергей Юткевич, но он почти все время проводил на съемках, поэтому Захаров оказался в роли очередного режиссера с полномочиями главного. Поставив под присмотром Юткевича брехтовскую «Карьеру Артуро Уи», Захаров уже самостоятельно, без главрежа, взялся за своего любимого Евгения Шварца и поставил «Дракона», которого приемная комиссия очень долго не хотела выпускать. Но все же выпустила. Впрочем, дело не в этом, а в том, что Валентин Плучек присутствовал на генеральной репетиции «Дракона» и ему понравилось, как ставит и играет Захаров (Марк Анатольевич в тот день заменял заболевшего актера). Плучек принимал решения быстро, поэтому сразу же после окончания репетиции пригласил Захарова в свою труппу, пообещав, что даст ему возможность заниматься режиссурой.
Первой самостоятельной работой Захарова в Театре сатиры стал спектакль «Поджигатели» по пьесе Макса Фриша, о котором мы уже говорили. Второй – «Доходное место», в котором Татьяна Пельтцер сыграла Кукушкину. Ее партнерами были такие замечательные актеры, как Георгий Менглет, Андрей Миронов, Анатолий Папанов… Захаров высоко ценил Татьяну Ивановну и давал ей роли во всех спектаклях, которые он ставил в Театре сатиры. Помимо Кукушкиной Пельтцер сыграла у Захарова тетю Тони в замечательном спектакле «Проснись и пой», поставленному по пьесе венгерского драматурга Миклоша Дьярфаша[89], Мамашу Кураж и Софью в «Темпе-1929», постановке по мотивам произведений Николая Погодина. Правда, в самом начале их совместной работы на одной из первых репетиций «доходного места» Татьяна Ивановна раскритиковала молодого режиссера.
– Что же такое у нас происходит в жизни? – спросила она, обводя глазами сцену и зал. – Как человек ничего не умеет, так он сразу лезет в режиссуру! Вы, Марк Анатольевич, лучше бы свои рассказы писали!
Любовь к Захарову возникла у Татьяны Ивановны лишь после того, как великая Фаина Раневская, побывав на репетиции, сказала, что спектакль замечательный и что сама она тоже играет замечательно. Фаина Георгиевна и Татьяна Ивановна познакомились еще в харьковской антрепризе Синельникова, где до революции некоторое время служила Раневская. Затем жизнь развела их. Они встретились снова на съемках «Свадьбы» в 1944 году и с тех пор дружили. Раневская была для Татьяны Ивановны высшим авторитетом во всем, что касалось актерства. Помимо огромного опыта Фаина Георгиевна обладала исключительной прямотой и выражала свое мнение без обиняков. Если видела, что получилось плохо, так и говорила. Татьяна Ивановна вела себя точно так же. Когда она увидела Раневскую в картине «Сегодня – новый аттракцион», то сказала:
– Прости, Фанечка, но такой г…ой роли у тебя никогда не было!
Раневская не обиделась. Умные люди на правду, тем более высказанную друзьями, не обижаются.
Иногда две актрисы шутки ради начинали спорить о том, кому из них лучше удалась Фрекен Бок – Татьяне Ивановне в спектакле Театра сатиры или же Фаине Георгиевне в озвучке мультфильма. Начинали в шутку, но, увлекшись, могли поссориться всерьез и не разговаривать несколько дней. Потом мирились, потому что обе очень дорожили своей дружбой. Фаина Георгиевна сильно переживала из-за пристрастия Татьяны Ивановны к картам (та была заядлой преферансисткой).
– Когда-нибудь ты проиграешься до нитки, – мрачно предсказывала она. – Карты хуже любой заразы.
Надо сказать, что «проиграться до нитки» Татьяне Ивановне не грозило. Она играла только в своем кругу, с близкими подругами, такими, как Ольга Аросева или актриса Валентина Токарская.
Но вернемся к «Доходному месту». Вряд ли кто-то (и в первую очередь сам Захаров) мог подумать о том, что со спектаклем по пьесе, которую в течение шести лет не разрешала ставить царская цензура, спектаклем, в котором играют опытные, известные актеры, могут возникнуть проблемы.
Но проблемы возникли.
И возникли они не сразу. До своего нашумевшего скандального запрещения спектакль прошел около сорока раз. И причина запрета крылась не в самом спектакле, а в непримиримых противоречиях, или если выражаться точнее – в стойкой взаимной неприязни между министром культуры Екатериной Фурцевой и секретарем Московского горкома партии Аллой Шапошниковой, которая курировала столичную культуру. Немного ранее Фурцева помогла театру «Современник» и его главному режиссеру Олегу Ефремову выпустить спектакль «Большевики» по пьесе Михаила Шатрова. Горком же партии считал «Большевиков» идеологически неверной постановкой. Шапошникова повсюду – и с трибун, и в кулуарах – начала критиковать Фурцеву за якобы допущенную ею крупную ошибку. Фурцева решила отыграться на какой-нибудь постановке, одобренной горкомом. «Доходное место» показалось ей самым удачным вариантом. Фурцева неожиданно, без предупреждения (что само по себе уже было тревожным знаком) посетила спектакль и, просмотрев первое действие, устроила в антракте выволочку руководству театра. «Доходное место» сняли с репертуара. Позже спектакль все же вернулся, но это случилось много позже.
Третью постановку Захарова – абсурдистскую комедию Аркадия Арканова и Григория Горина «Банкет» – запретили, поскольку она не понравилась другому министру, на сей раз министру финансов Василию Гарбузову. Где логика? Где разум? Какое отношение может иметь министр финансов к театру? Но тем не менее «Банкет» был похоронен навсегда. «Разумеется, расставаться с «Банкетом» было не так тягостно, – писал в своих воспоминаниях Захаров, – потому что там не было замечательных актерских работ А. А. Миронова, А. Д. Папанова, Г. П. Менглета, Т. И. Пельтцер и других великолепных мастеров, составлявших гордость тогдашнего Театра сатиры, и, конечно, не было того уровня режиссерского вдохновения, что посетило меня в 1967 году»[90].
По злой иронии судьбы следующая постановка Захарова – сценическая версия фадеевского «Разгрома», которую он, продолжая работать в Театре сатиры, поставил в Академическом театре имени Маяковского, вызывала недовольство уже не у министра культуры СССР Екатерины Фурцевой, а у секретаря Московского горкома партии Аллы Шапошниковой. Хрен редьки не слаще. Претензий было много, начиная с того, что командир революционного отряда носит еврейскую фамилию Левинсон, и заканчивая самим фактом разгрома отряда (так по первоисточнику). Захарова Шапошникова назвала «вредоносным и диссиденствующим режиссером». По сути дела, то был приговор и на режиссерской деятельности после трех запретов подряд можно было ставить крест.
Захарова спасла вдова Фадеева, актриса МХАТа Ангелина Степанова. Будучи вдовой классика советской литературы, она сумела дозвониться до главного идеолога страны, всемогущего секретаря ЦК КПСС Михаила Суслова, который считался «серым кардиналом» при Генеральном секретаре Леониде Брежневе. Услышав, что московский горком партии собирается запретить спектакль по Фадееву, Суслов пообещал разобраться. Он пришел на спектакль, досмотрел его до конца и поаплодировал. Днем позже «Правда» опубликовала хвалебную статью о Захарове. Расположение Суслова стало чем-то вроде охранной грамоты, выданной Захарову. К нему больше не придирались, а в 1973 году вызвали на бюро горкома партии и назначили художественным руководителем Театра имени Ленинского комсомола.
К тому времени отношения между Захаровым и Плучеком стали, мягко выражаясь, напряженными, и Захаров уже не раз подумывал о том, куда бы ему уйти. Между учителем и учеником рано или поздно возникают определенные противоречия, трения, конфликты (слов для характеристики этого явления существует несколько, но не в словах суть). Рано или поздно ученик дорастает до уровня учителя, а то и перерастает его и начинает разговаривать с ним на равных. Разумеется, учителю это не нравится. Трудно свыкнуться с тем, что человек, когда-то жадно ловивший каждое твое слово и соглашавшийся со всем, что ты скажешь, вдруг осмеливается противоречить тебе и даже спорить! В искусстве эти противоречия усугубляются или, скорее, обостряются особенностями процесса. В искусстве нет единого шаблона или канона, все зависит от восприятия и прочих индивидуальных факторов… Настал день и у режиссера Марка Захарова – начались трения с главным режиссером Валентином Плучеком.