— Надеюсь, у тебя действительно важный повод, потому что уже довольно поздно, приличные люди спать ложатся, — зло проворчала Татьяна.
— А при чем здесь приличные люди? — не поняла Нина. — Я же тебе звоню. Не волнуйся, будет интересно, только ты не перебивай. Помнишь, как ты и твой папаша' упекли Таню Разбежкину за решетку? Хотела заполучить Сергея, и вышло по-твоему.
— Что за бред ты несешь? — возмутилась Баринова. — И почему это я должна слушать твои воспоминания на ночь глядя о том, чего не было?
— Во-первых, ты знаешь, что так и было, — спокойно продолжала Нина. — Во-вторых, я же просила не перебивать, а то мы не дойдем до самого интересного. Во всех Таниных бедах ты виновата, прямо или косвенно, но ты. Вот у нее на днях мама умерла — сердце не выдержало. А кто ей это сердце надорван? Из-за кого она так за дочку переживала?
— При чем здесь я? — перешла Баринова в оборону, — Мне очень жаль, что Вера Кирилловна умерла, я не знала, но, когда она приехала в Москву, у нее уже было больное сердце. И, между прочим, именно я помогала тогда подруге лечить маму.
— «Подруге»? — Нина не поверила своим ушам, — Избави нас, Господи, от таких подруг, а уж от врагов мы как-нибудь сами отобьемся! Значит, сначала ты посадила Разбежкину, чтобы захапать Сергея. А теперь, когда поняла, что его тебе не видать как своих ушей, и Сергея посадила?
— Куда посадила? — оторопела Баринова.
— А ты не знаешь? Что Сергей арестован, что сидит в СИЗО, что ему срок ломится, и немалый… Не знаешь? Ну, тогда спокойной ночи. Ложись спать, как все приличные люди, — Нина бросила трубку, уверенная, что бессонная ночь Бариновой обеспечена, и отключила телефон на тот случай, если Татьяна пожелает еще что-нибудь уточнить.
Горе пришло в маленький домик Разбежкиных, страшное горе. Таня, в черном траурном платье, плача, завешивала тяжелой, тоже черной, тканью зеркало на стене, когда в дверь вошла Тамара Кирилловна и тут же бросилась обнимать племянницу:
— Девочка моя хорошая… Поплачь, поплачь, легче станет. Бедная Верочка… Как же это… так неожиданно… Просто не могу поверить.
— И я не могу… — выдавила сквозь перехватившие горло рыдания Таня. — Спасибо, что приехали, тетя Тома.
— Да ты о чем говоришь? Как же я могла не приехать?
— А Сергей? Где он? — тревожно спросила Таня.
— Он… понимаешь, не смог он приехать. — Тамара Кирилловна поспешно отвела глаза, не зная, как ответить.
Пока не прошли похороны, не отплакались на поминках, Таня больше не задавала вопросов о Никифорове: сейчас ей было совершенно не до него. И лишь когда соседи потихоньку разошлись, она присела возле стола, опустив голову на руки.
— Устала? — обняла ее Тамара Кирилловна.
— Немного, — призналась Таня.
— Не хотела говорить сегодня, — нерешительно начала тетка. — Прям не знаю, как начать-то?…
— Теть Том, что-то с Сергеем? — испугалась Таня. — Я теперь только плохого жду!
— Ну, конечно, это понятно, — вздохнула Тамара, — Хотя и неправильно — все же у тебя ребенок еще будет. Нет, с Сергеем все нормально, и с Надюшкой тоже…
— Так что случилось? Все, теть Том, будем считать, вы меня постепенно подготовили — можете огорошить, — тень улыбки тронула бледные Танины губы.
— Вроде с фирмой опять какие-то заморочки, — обреченно начала Тамара Кирилловна и постепенно поведала Тане все, что ей было известно, — В общем, Вадик вышел из банка несолоно хлебавши: все твой благоверный, ты уж извини, под себя подгреб.
— Значит, фирма…
— Хвостиком вильнула и уплыла в синее море, — кивнула Тамара, — Так что с Вадиком там и разговаривать не стали — вот это его… ну, просто убило.
— А я ведь чувствовала… вернее, чуяла, что Игорь с этой доверенностью что-то уже накрутил, — с горечью произнесла Таня, — Теперь-то ясно как божий день, что он никогда меня и не любил. И все его эмоции по поводу ребенка, эти охи-вздохи — обычное притворство. Может, он сам себя тоже уговаривал, но, скорей всего, по-настоящему его волновали только деньги. А я просто попалась ему на пути.
— Может, поживешь тут, отдохнешь? — предложила Тамара, — Свежий воздух, все натуральное.
— Самое главное — натуральные человеческие отношения, без заменителей и консервантов. Нет, теть Том, не получится, в Москву надо — и как можно скорей. Я помогу Горину вернуть фирму, — твердо, как клятву, произнесла Таня.
— Какая из тебя помощница? — недоверчиво покачала головой Тамара Кирилловна. — Лучше не суйся, он уже Вадика ободрал как липку — и тебя не пожалеет.
— А мне его жалость не нужна. Формально я его жена, так что при разводе он должен отдать половину совместно нажитого. В собственность-то он фирму получил уже после свадьбы. То есть при разводе я могу отсудить половину. Горин, конечно, проиграл, но, по большому счету, Игорь, кроме проблем, тоже ничего не заработал. — Танина голова работала на удивление ясно.
А Татьяна Баринова после разговора с Ниной Перепелкиной не могла ни о чем другом думать, кроме одного: как вытащить мужа из переделки, в которой тот оказался. При одной мысли о том, какие ужасы приходится переживать Сергею в следственном изоляторе, ей становилось прямо-таки физически плохо.
Конечно, первым делом Татьяна бросилась к отцу, умоляя его задействовать все связи, лишь бы дело об аварии было как можно быстрее закрыто. Олег Эдуардович прекрасно знал: перед натиском его дочери устоять невозможно, уж если она что-то задумала, пытаться остановить ее — все равно что вставать на пути бешено мчащегося поезда. Выслушав причитания Татьяны, он немедленно связался с самым надежным, опытным и проверенным адвокатом, кстати, тем же самым, который в свое время занимался делом Тани Разбежкиной. Освобождение Сергея стало исключительно вопросом времени.
Однако Баринова не была бы собой, если бы остановилась на достигнутом. Вторым пунктом ее широкомасштабной операции по спасению мужа числилась нейтрализация Гонсалеса. Татьяна справедливо предполагала, что тут не обошлось без его личного и весьма активного участия. Недаром же он в разговоре с ней утверждал, что не сомневается: ему удастся в скором времени разлучить, как выразился Гонсалес, «сладкую парочку» Никифорова и Разбежкиной.
Тогда Татьяна увидела в Игоре своего надежного союзника. Однако он явно перегнул палку, и спускать это на тормозах у Бариновой не было ни малейшего желания. Поэтому она помчалась прямо в бывший Горинский офис — разбираться. Влетев к Игорю в кабинет, Татьяна, сверкая глазами, оперлась руками о стол и наклонилась так, что ее лицо оказалось прямо перед лицом Гонсалеса. Тот от неожиданности отпрянул.
— Это ты посадил Сергея! — выкрикнула Баринова, — Ты воспользовался аварией на стройке, чтобы подставить моего мужа! Ты мне сам говорил, что хочешь свою ненаглядную Разбежкину разлучить с Сережей! Я помню, что ты сказал тогда: что разлучишь их любым способом. Теперь понятно, что такое «любым». Но ты учти… — она задохнулась от бешенства, — засадить Сергея в тюрьму я тебе не позволю! Да я тебя в асфальт закатаю, если дорогу мне перейдешь. А эту дрянь… — Бариновой на глаза попалась стоявшая на столе Игоря Танина фотография, и она в ярости смахнула фото на пол. Звон разбитого стекла, похоже, подействовал на нее умиротворяюще. Во всяком случае, первая вспышка гнева прошла, и теперь Баринова продолжала лишь раздувать ноздри, сверля Игоря глазами.
— Только нс разлучай меня с любимой: если и Таню закатаешь в асфальт- пусть мы будем на одной улице, — хмыкнул Гонсалес, которого ее бешенство не слишком впечатлило.
— Я вытащу Сергея, слышишь? Чего бы мне это ни стоило, — поклялась Баринова.
— Закон защищает каждого, кто может нанять хорошего адвоката, — развел руками Игорь. — Так что у Никифорова все шансы: с такой женой можно что угодно творить — все равно отмажут, — Он многозначительно помолчал, намекая на продолжение своей тирады, — Но я бы не советовал тебе торопиться с его освобождением. Это не в твоих интересах… Да ты присядь, — Он поднялся и пододвинул Бариновой стул. — Деловой разговор требует спокойной обстановки.
Немного поколебавшись, Татьяна уселась на предложенный стул, с трудом сдерживая гнев и в то же время ожидая объяснений.
— Танечка, — дружелюбно начал Игорь, — так дело не пойдет. Партнеры должны доверять друг другу. Если, с твоей точки зрения, я виноват, то всего лишь в том, что не поставил тебя в известность. Но у меня было слишком мало времени, чтобы обсуждать детали.
— Арест Сергея — это для тебя детали? — вскинулась Баринова.
— Да, — согласился Гонсалес, — я воспользовался ситуацией и подставил Сергея, но это ложная подстава, понимаешь? Как бы объяснить? Это временное перекрытие…
— Знаешь, ты со своей женой разбирайся до посинения, а моего мужа трогать не смей! — снова закипела Баринова.
— Я его и не трогаю, — не повышая голоса, все с той же чуть ироничной интонацией продолжал Игорь, — просто на время спрятал в надежное место… Можешь считать, положил на сохранение… для тебя же.
— Я его вытащу, — уверенно повторила Татьяна.
— И совершишь большую ошибку. Я думаю, Таня и Сережа скажут тебе за это большое спасибо, — заметил Гонсалес. — А вот если все пойдет по моему плану, я разобью эту парочку. Решу проблему раз и навсегда. Я тебе обещаю: получишь своего мужа в целости и сохранности — и довольно скоро. И будешь, наконец, жить спокойно, потому что к моей жене он на пушечный выстрел не подойдет. И она тоже будет от него шарахаться, как от чумы.
Баринова привыкла всегда и во всем чувствовать себя хозяйкой положения. И даже не столько из-за связей и денег своего могущественного отца. Татьяна и сама была исключительно сильной и целеустремленной личностью, чуждой сантиментов и угрызений совести, способной добиваться своего любой ценой.
Но приходилось признать, что по этой части она все-таки проигрывает Гонсалесу.
Игорь, нс отрываясь, смотрел ей в глаза, и она первой не выдержала — отвела взгляд, на секунду подумав, что, может быть, сделала не совсем правильный выбор. Будь ее мужем не Сергей Никифоров, а такой вот Гонсалес — вместе они свернули бы горы. Этот не станет рефлексировать, сомневаться, он не знает, что такое слабость и жалость.