Анна ВаренбергТатьянин деньКнига 2В паутине обмана
1
Мама, а почему здесь столько людей? У них что, праздник? — Пятилетняя Надя, сгорая от любопытства, прижалась носом к стеклу автобуса и боялась даже моргнуть, лишь бы не пропустить что-нибудь интересное. А интересным и необычным ей казалось буквально все вокруг!
— Это Москва, Надюша, — задумчиво улыбнувшись, отозвалась Таня. — Здесь всегда много народу…
Четыре года назад она приехала в Москву, переполненная мечтами, планами и огромной надеждой на то, что все в ее жизни будет складываться удачно. И смотрела она тогда на этот новый для себя мир почти такими же доверчиво распахнутыми, изумленными глазами, как теперь — маленькая девочка, ее дочь. Смотрела, не зная, какие испытания ожидают ее, и даже представить себе не могла, что так замечательно начавшийся полет внезапно и жестоко оборвется, будто у птицы, сбитой чьим-то беспощадным выстрелом.
Последние четыре с лишним года Тане пришлось провести в колонии и на поселении — далеко за Полярным кругом, где во тьме и холоде ей довелось многое переосмыслить и оценить заново. Так нелепо и страшно сложилась ее судьба. Молоденькая, подающая надежды студентка строительного института, Таня оказалась игрушкой в руках влиятельных, исключительно жестоких людей, без зазрения совести швырнувших ее в тюремный ад. Ужас усугублялся тем, что именно в колонии ей пришлось произвести на свет ребенка, о существовании которого Танин когда-то любимый мужчина, Сергей Никифоров, даже не подозревал. Честно говоря, Таня не очень хорошо представляла себе, как станет действовать, вновь встретившись с теми же людьми, из-за которых ей пришлось столько пережить. У нее не имелось никаких четко определенных планов относительно своего будущего. Одно Таня знала твердо: она сделает все возможное, что бы вырастить свою дочь счастливой.
— А дома какие огромные! Ой, этажей сколько! Это чтобы всем было где спать? — не унималась Надя. — Раз, два, три, четыре, пять, восемь, десять, одиннадцать… — попыталась сосчитать она, но высотное здание уже скрылось из виду. — Смотри, дворец! — немедленно нашла девочка новый повод для восторга.
— Это не дворец, а церковь, — поправила Таня.
— Нет, дворец, как в той сказке — помнишь, ты мне читала? — не согласилась дочь и тут же сменила тему: — А что вон там за тетенька такая смешная?
Таня проследила за ее взглядом и едва удержалась, чтобы не прыснуть:
— Это, Надюша, дяденька…
— Да-а?… — недоверчиво протянула малышка. — А мы в таком большом городе не заблудимся?
— Ни за что, — заверила ее Таня. — У нас тут жизнь с тобой будет — самая лучшая!
Сказала — будто поклялась. У нее, Тани Разбежкиной, просто не было теперь иного пути, кроме как защищать от любых бурь и опасностей самое большое свое сокровище.
В это же самое время в шикарно обставленном двухэтажном особняке на Рублевке, который маленькая Надя тоже, наверняка, приняла бы за дворец какого-нибудь сказочного принца, беседовали двое молодых людей. Один из них, постарше, наливал чай в кружки из тонкого фарфора, а второй крутил в руках серебряную ложечку и показывал язык собственному перевернутому отражению.
— Настоящее столовое серебро, — заметил он, отложив ложечку, с аппетитом отправил в рот горячий румяный блинчик и зажмурился от удовольствия. — Повезло тебе, Cepera! — произнес он, еще не до конца прожевав. — И знаешь, в чем больше всего? Какая в твоей жизни самая грандиозная удача?
Старший, явно чем-то очень глубоко озабоченный, повернулся к нему:
— И какая же?
— Туся, — заговорщически прошептал его собеседник, — с ее кулинарными талантами! — Он потянулся за следующим блином, но на полпути его рука остановилась: — А ты чего сегодня, прямо как инопланетянин, не в своей тарелке?
— Да вот, летал кое-куда. — Сергей пытался поддержать заданный его братом Мишей тон, однако это у него явно получалось не слишком хорошо. — Знаешь, сегодня ночью…
Младший чуть не подавился блином и расслабился, только когда услышал продолжение фразы.
— Я видел сон. Представляешь, мне приснилась Таня Разбежкина. За столько лет, считай, в первый раз, а я ведь о ней и не вспоминал почти… А тут ясно так ее увидел, ну как тебя сейчас…
— Cepera, ты брось эти свои фантазии, — вмиг посерьезнев, посоветовал Миша. — Таню все равно не вернешь, а тебе надо жить в реальном мире. Он у тебя и так, — он обвел рукой роскошную окружающую обстановку, — покруче любых сновидений.
Миша Никифоров, конечно, был совершенно прав. Счастливый супруг дочери влиятельного министерского сотрудника Олега Эдуардовича Баринова, Сергей по определению должен был ощущать себя едва ли не на вершине мира. Перед ним открывались такие карьерные перспективы. К тому же за прошедшие со дня свадьбы годы чувства его неотразимой красавицы-жены ничуть не остыли, и она по-прежнему была влюблена в своего драгоценного Сереженьку, о чем не уставала ему постоянно напоминать каждым взглядом, словом и жестом. Глядя на семейную идиллию Никифоровых со стороны, любой мог только позавидовать Сергею. А вот он почему-то отнюдь не чувствовал себя довольным жизнью. Где-то глубоко в сердце, как заноза, болела память о другой девушке, давно и, похоже, безнадежно потерянной для него. Эту девушку, по иронии судьбы, звали так же, как и его жену, — Татьяной. Ну, одно утешение — забывшись или в порыве страсти в постели не рискуешь обидеть свою дражайшую половину, случайно выдохнув чужое имя. А телепатией люди пока, по счастью, не владеют…
Но Тане Разбежкиной ни об этой беседе, ни о том, что некогда любимый человек так и не смог ее забыть, вычеркнуть из сердца и памяти, было не известно. Не знала она и что, пока она с дочерью ехала в автобусе, в одном из крупных офисов строительной компании в центре Москвы в кабинет шефа заглянула невысокая темноволосая женщина с усталыми глазами.
— Можно? — нерешительно спросила она.
— Да, Аннушка, тебе всегда можно, — откладывая в сторону какие-то бумаги, кивнул лысоватый вальяжный мужчина.
— Вадим Леонидович, у меня к вам просьба: можно мне сегодня пораньше уйти?
— А что случилось? — с притворным беспокойством поинтересовался шеф. — Заболел кто-то? Я просто не помню ни одного случая, чтобы ты отпрашивалась с работы, вот и подумал…
— Нет, что вы, все здоровы, слава богу. Наоборот, у нас ведь радость-то сегодня какая! Танечка Разбежкина возвращается!
Кажется, эта новость нисколько не обрадовала Вадима Леонидовича. Впрочем, и равнодушным не оставила. Он даже изменился в лице и слегка побледнел, будто увидел призрак.
— Как?… Куда возвращается? — выдавил он.
— К нам, в Москву! — улыбнулась Анна, не замечая его реакции. — Так что, я побежала?
— Конечно, конечно, иди, — едва дождавшись, когда за женщиной закроется дверь, Вадим Горин рухнул в кресло и невидящим взглядом уставился в окно. А собственно, что его так потрясло? Он же не мог не знать, что рано или поздно появление в Москве этой девушки неизбежно. Более того, имел представление о сроках, когда именно это должно произойти. Вернее, о сроке. Весьма немаленьком сроке, который дали Тане не без его, Горина, активнейшего участия почти пять лет назад. После чего Разбежкина долго не давала о себе знать. Может быть, он в глубине души надеялся, что и не даст? Женская зона — не санаторий, да еще и для беременной, всякое могло случиться.
Вот и случилось. Только не с Разбежкиной, которая, похоже, жива и здорова. И, уж надо думать, настроена достаточно решительно. Закатали когда-то в места не столь отдаленные молоденькую, наивную, беспомощную провинциалку — а кто объявится теперь? Графиня Монте-Кристо Саратовского уезда? Тупости, ничего она не сможет ни сделать, ни доказать. Не таких обламывали, попытался убедить самого себя Горин, и не о чем так уж сильно волноваться.
И только тут заметил, что безотчетно прижимает руку к груди в области сердца, где возникла незнакомая тянущая боль.
— Постой-ка, котенок, — Таня едва удержала дочь, подбежавшую к двери в квартиру, и, присев на корточки, протянула ей носовой платок. — С таким носом нас с тобой никуда не пустят. Давай-ка высморкаемся.
— А почему не пустят? — выполнив мамину просьбу, спросила девочка. — Они что, такие злые? Ты же говорила, добрые, как бабушка!
— Так и есть. Очень добрые. И нас с тобой ждут не дождутся, — подтвердила Таня.
— Значит, зря сморкалась, — сделала Надя логический вывод. — А у них есть дети вроде меня?
Дети… Насколько Тане было известно, единственным ребенком в семье ее тетки была девочка Катя — дочь двоюродного брата Виктора, да и той сейчас уже лет двадцать с хвостиком. Младший сын тети Тамары обзаводиться потомством в ближайшее время точно не планировал, а Танина двоюродная сестра Галина, давно разменявшая четвертый десяток, предприняла было неудачную попытку продолжить род Рыбкиных, но, увы, — потеряла ребенка на совсем раннем сроке. Так что…
— Нет, к сожалению, ты одна.
— А с кем я буду играть? — огорчилась Надя. — И вообще, мне здесь не нравится, дом какой-то дурацкий, и лестница некрасивая…
Панельная хрущевка в Митино, в самом деле, строилась без намека на эстетические изыски, да и косметический ремонт здесь, похоже, не делали лет двадцать, так что устами младенца, по обыкновению, глаголила истина. Но Таня не собиралась поддерживать упадочнические настроения дочери:
— Теперь мы будем тут жить, и все у нас будет красивое, — сказала она и добавила в духе Полианны: — И у тебя будут сразу две бабушки! А пойдешь в садик — и подружки появятся! Ну, вперед! — Она нажала кнопку звонка.
— Это чья же девочка?! — воскликнула Тамара Кирилловна при виде маленькой Нади, решительно не зная, кого из дорогих гостий обнимать и целовать в первую очередь.
— Мамина, — немедленно, хотя и несколько смущенно откликнулась та, хотя слегка растерялась от встречи с целой толпой незнакомых людей, наперебой что-то спрашивающих и бестолково толкающихся в тесной прихожей.